— Сударыни! — крикнул Сквайр. — Прошу всех сюда. Топ-топ! — И когда девять взрослых свиней дружно прискакали ближе, он сказал уже тише и спокойнее: — Прошу разделиться — четверо по одну сторону от меня, пятеро по другую. Пятачки вниз. Ждите моей команды. — И уголком рта он рявкнул служителю: — А ну, давай налегай.
И свинарь, как будто поняв его, удвоил свои усилия. Низ изгороди еще чуть-чуть приподнялся, и боров подсунул голову под нижнюю полосу. Вслед за ним подсунули головы по очереди свиньи по обе стороны от него, и под конец все десять голов подпирали изгородь, и десять огромных тел напряглись.
— Приготовились! Держим! Подняли! — скомандовал Сквайр.
Послышался звон натянутой струны, потом треск, и двадцатифутовый[6]отрезок проволоки стал подниматься выше, выше, выше, и наконец опорные столбы выдернулись из земли.
— Вперед! — гаркнул Сквайр, и под напором четырех тысяч фунтов[7] свиного веса проволока лопнула, как сгнившая теннисная сетка, и в пролом кинулось все стадо. Свиньи сбежали по другую сторону холма, на бегу хватая как безумные свежую траву.
И свинарь остался один.
Зрелище кормящейся скотины напомнило ему, как мучительно пуст его собственный желудок. «Вот бы лодку мне», — подумал он и стал вглядываться своими маленькими поросячьими глазками вверх по ручью, как будто лодка могла появиться ниоткуда только силой его желания. Лодки он, разумеется, не увидел, но кое-что разглядел, а именно — две темные точки. Они находились примерно в десяти футах друг от друга, где-то на полпути между ним и затопленными строениями. И он вдруг понял, что это верхушки столбов от ворот в Приют отдохновения.
«Воротные столбы, — подумал он. — Верно, вода немного спала, раньше их было не видать. А между ними, значит, ворота. Ворота, — соображал он, — деревянные. А дерево плавает. Плавает, — думал он. — И лодка тоже. Ага, и плот тоже».
Он спустился вниз и побрел в сторону столбов. Течение было сильным, но и свинарь был могучего сложения, он продвигался вперед, спускаясь все ниже по склону, заходя все глубже и глубже. Наконец, погруженный по плечи, он очутился между столбами, но, пошарив в воде, ничего не обнаружил. На мгновение он испытал разочарование и злость, так как решил, что поток унес ворота. Но потом он вспомнил, что сам распахнул и откинул ворота перед бегущим стадом, когда вода кинулась за ними вдогонку. Значит, теперь ворота должны быть направлены вниз по течению, будто флаг, струящийся по ветру. Свинарь пошарил под водой в той стороне и нащупал ворота.
И тут наступил момент принимать решение. Как правильно в свое время догадалась миссис Барлилав, свинарь не умел плавать. Больше того, он боялся воды. В детстве его один раз возили к морю на школьную экскурсию. Но никто не смог уговорить его зайти в воду выше щиколотки. То, что он делал сейчас, было актом высочайшей смелости. Но от него требовалось еще больше. Чтобы ухватиться за тяжелые ворота и снять их с качающегося столба, надо было погрузиться с головой в столь пугающую его воду. А если он и высвободит ворота, удержат ли они его? А если удержат, то куда вынесут? К пище, крову, к помощи? Или увлекут в открытое море? Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки: свинарь закрыл глаза, покрепче утвердился на ногах, вцепился в ворота и сделал глубокий вдох.
Последовала сцена, которая стороннему наблюдателю, не подозревавшему о драматической подоплеке, могла показаться чистой комедией. Но для свинаря она легко могла обернуться трагедией.
Начать с того, что петли прочно засели на штифтах и пришлось трижды погружаться в воду с головой. С невероятными усилиями, все сильнее задыхаясь, свинарь сумел-таки высвободить ворота. А когда он их снял, течение немедленно потащило ворота за собой, так что свинарю пришлось сделать дикий прыжок и с размаху шлепнуться на доски животом. Он поймал ворота за самый край, отчего они задрались кверху, как живые, грозя сбросить свинаря в глубокую воду. И тем не менее, задыхаясь, захлебываясь, в полной панике он ухитрился вползти на ворота, каждую минуту ожидая, что под его тяжестью они погрузятся на глубину.
Но они выдержали его, хотя вес толстяка в намокшей одежде притопил ворота, так что, случись там быть наблюдателю, ему показалось бы, что на поверхности реки неподвижно плывет ярко-желтый гиппопотам.
Именно это и представилось глазам тех, кто первым увидел эту картину. Большая часть стада паслась на другой стороне холма, выкапывая и выдирая все подряд. Но Сквайр и миссис Барлилав почти не отходили от разрыва в изгороди, и именно они стали свидетелями действий служителя.
— Клянусь святым Антонием! — вырвалось у Сквайра. — Да это наш проклятый свинарь! Кажется, он лежит на поверхности воды. Потрясающе! Видно, он не такой болван, каким мы его считали!
Миссис Барлилав следила, как течение уносит свинаря все дальше. «Шпунтик, — думала она, — где-то ты, радость моя?»
— Схожу посмотрю, — сказал Сквайр, будто прочитал ее мысли. — Когда вода еще немного спадет, будет видна живая изгородь или ограда. Легче будет их сломать.
— Легче вдвоем, Сквайр, — проговорила миссис Барлилав.
Чэллинджер Третий Великолепный, чемпион графства Плаубэрроу поднял тяжелую голову и поглядел на супругу с одобрением и нежностью.
— Лучшей партнерши и не пожелаю, — отозвался он. — Попробуйте не слишком волноваться из-за мальчонки. Мы найдем его. Вот увидите.
Немного времени спустя после того, как Шпунтик и Фелисити исчезли из поля зрения наблюдавшего за ними стада, поток совершил поворот и резко изменил курс, что и стало поворотом в их судьбе. Приблизительно в миле от Приюта отдохновения ручей огибал подножие высокого уступа и тек далее к юго-западу, в сторону моря, в весьма глубокую, с отвесными стенами долину. И хотя сейчас он вздулся во много раз против обычного, в этом месте он как раз был уже, чем там, где началось плавание Шпунтика. Вследствие этого стремительность течения тут невероятно возросла, и Фелисити пришлось развить максимальную скорость, чтобы поспевать за пловцом.
Шпунтик в своем возбужденном состоянии даже не испытывал страха. «Уи-уи-уи!» — восторженно вопил он, подхваченный мчащимся потоком, но утка, летящая над ним, метрах в трех над поверхностью воды, вдруг заметила подстерегавшую его опасность.
Что-то перегораживало впереди путь, нечто вроде нагроможденной кое-как плотины, но пока Фелисити не могла разобрать, из чего она сделана. Утка видела, что мчащийся поток в этом месте раздваивается и двумя бурными рукавами падает вниз в кипящий водоворот. Фелисити знала кое-что о водопадах и страшных затягивающих на дно силах, и она мгновенно осознала, какая страшная опасность грозит поросенку, если его смоет вниз.
Махая крыльями что было сил, она нагнала Шпунтика, опустилась как можно ниже, по-прежнему держа в когтях тесемки желтой клеенчатой шляпы, так что шляпа почти волочилась по воде.
— Хватай ее зубами, Шпунтик! — крикнула она. — Скорей! Не спорь! — И едва она ощутила его вес, как повернула в обратную сторону, изо всех сил работая крыльями.
Сколько она ни старалась, ее все равно тянуло назад, но по крайней мере ей удалось снизить головокружительную скорость, с какой сносило Шпунтика, и держать его строго по центру затора. Когда, бросив торопливый взгляд через плечо, она поняла, что момент настал, она повернулась и опустилась на сук, торчавший из затора. Передвигаясь по нему назад, она тянула Шпунтика изо всех сил и наконец выдернула его из воды, как рыбак выдергивает на берег рыбу. Они очутились в безопасности, а позади них и под ними грохотала падающая вода.
Желтая шляпа, отслужив свою службу, свалилась в водопад и пустилась в плавание, которое в конечном счете должно было принести помощь. И действительно — вскоре кто-то заметил ее ниже по течению, выловил и даже сумел разобрать внутри полинявшее имя и адрес свинаря, нацарапанные его каракулями.
— Уф, что-то мне это не понравилось, — задыхаясь, выпалил Шпунтик и сморщил пятачок. — Зачем надо было хвататься за шляпу, Фелисити?
Фелисити посмотрела на него и издала свой смешок.
— Да так, — ответила она. — Просто я решила, что пора передохнуть. Давай оглядимся.
Как ни странно, но, может быть, из-за того, что Шпунтик выбился из сил, зрение из всех пяти чувств вернулось к нему последним. В ушах у него стоял гул водопада, во рту чувствовался отвратительный кислый вкус клеенки, и еще благодаря своим чувствительным передним лапам он ощутил, что кора большого сука, на котором он стоит, знакома ему своей шершавостью, как будто он уже имел дело не только с этим видом дерева, но именно с этим самым деревом. И вдруг, подняв пятачок кверху и принюхавшись, он почуял пищу. И не просто пищу, но свиной корм! И не просто свиной корм, находящийся где-то далеко, а близко, совсем близко, прямо здесь, на этой куче мусора посреди потока! И тогда наконец — все это в течение нескольких секунд — к нему вернулось зрение. Увиденное привело его в такое возбуждение, что он чуть не свалился со своего насеста в воду.
