сказала мама, и папе ко всему прочему пришлось доставать пальто, а мне снова держать стремянку.
Потом они ушли дышать свежим воздухом.
Кыш уныло лежал на матрасике. Он как будто чувствовал себя виноватым.
«Завтра привяжу его, когда пойду в школу, пока привыкнет не устраивать везде ералаш», — подумал я и посмотрел в окно.
Папа и мама не спеша ходили по скверику. Папа что-то горячо доказывал, размахивая руками.
Я сел за уроки и начал новую тетрадку. А Кыш встал за стул, стоявший перед моим столиком, и смотрел, как я вывожу пером чёрточки и нолики и макаю ручку в чернила. От интереса он высунул язык, но не мешал мне. Наоборот, у меня получилось несколько очень ровных палочек с хорошим нажимом и совсем мало клякс. Потом я учился читать по слогам.
Потом вернулись мама и папа. Папа сказал:
— Знал бы, никогда не стал бы есть пуд соли с этим человеком! Предатель дружбы!
— Всё-таки, по-моему, ты не прав, — сказала мама. — И пока не признаешь это, будешь злиться.
— Никогда! О-о! Никогда! — воскликнул папа и проверил мои тетрадки.
Перед сном я спросил, кто из его друзей оказался предателем дружбы.
— Дядя Сергей Сергеев, — сказал папа.
— Значит, выходит, пуд соли зря пропал?
— Ещё есть какие-нибудь вопросы? — сухо поинтересовался папа.
У нас была договорённость: для того чтобы не теребить папу каждые десять минут разными вопросами, я должен был их копить целый день и вечером задавать все сразу.
— Что такое пигмей? — спросил я.
— На этот вопрос я отвечу завтра, — сказал папа. — Всё остальное ясно?
— А почему дядя Сергей Сергеев — предатель? Что он сделал?
— Станешь взрослым — поймёшь! — сказал папа. — И зря ты обижаешься на прозвище Двапортфеля. Прекрасное и очень редкое прозвище. Такие бывают только у индейцев. Помнишь, я читал про одного индейца? Его звали «Он Красит Волосы В Рыжий Цвет». Так что не обижайся.
— А у тебя в первом классе какое было прозвище?
— Булка. Меня звали Булкой, потому что я любил есть на уроках. Потом отвык. Ну, спи, — сказал папа…
Утром перед школой я так и сделал, как задумал: привязал Кыша. Поставил рядом миску молока, блюдце с водой и отрезал кусок колбасы.
— Не вздумай перегрызть верёвку, — сказал я ему. — Мне тоже приходится как привязанному сидеть за партой по сорок пять минут. А переменки маленькие. На уроке, если повернёшься не так, сразу тебе замечание делают. И до звонка из класса никуда не выйдешь. Понял?
«Р-ры! Ничего я не понял. Иди уж, а то опять опоздаешь!» — сказал Кыш, и я пошёл в школу, но на этот раз не опоздал.
Мотор экскаватора завели без меня. Он пыхтел, пуская в небо синие колечки, а машинист прилаживал к стреле вместо ковша огромную железяку, похожую на бомбу…
В классе на меня сразу набросилась Снежка:
— Ты почему вчера от всех убежал и меня бросил?
— Кыш был голодный и очень бедокурил, — сказал я ей.
— Больше так не делай. Надо прощаться.
Когда начался урок, Снежка сказала мне:
— Давай поспорим, что я сейчас на уроке саблю проглочу и съем!
— А на что поспорим? — спросил я, даже не успев подумать, откуда у Снежки взялась сабля.
То, что их глотают некоторые люди, я знал из рассказов папы про цирк.
— На любое желание давай спорить, — сказала Снежка. — «Американка» называется такой спор.
Вета Павловна как раз в этот момент смотрела в другую сторону. Мы ударили по рукам, а Оля Данова, по прозвищу Ога, разняла наши руки.
Снежка вытащила из портфеля какой-то предмет, завёрнутый в жирную бумагу, и положила его на коленки.
— Может, не надо глотать на уроке? Подождём переменки, — шепнул я.
— Я позавтракать не успела, — сказала Снежка и достала кусочек булки. — С хлебом сабля вкусней. Ну, смотри!
Я раскрыл рот от волнения, а Снежка вынула из бумаги что-то ржаво-сине-серебристое, только без ручки. Она откусила кусок, пожевала и проглотила. Потом откусила ещё кусок и с набитым ртом сказала:
— Это сабля, но только жареная рыба. Не догадался? Ты проиграл!
Я захохотал на весь класс, и к нашей парте тут же подошла Вета Павловна:
— Сероглазов! Ты почему смеёшься? Встань!
— Мне смешно стало, — сказал я правду, потому что обещал папе никогда не врать учителям.
— Почему смешно? Молчишь? Садись. Снежана Соколова, встань. Что у вас здесь происходит?
Снежка быстро успела всё проглотить и сказала:
— Можно, я вам на ухо объясню?
— Нет, нельзя. Нехорошо при всех шептаться и некрасиво.
Тогда Снежка бесстрашно рассказала, как поспорила со мной, что съест на уроке саблю с хлебом, потому что не успела дома позавтракать, и показала всему классу недоеденный кусок этой заморской рыбы.
— А ещё в магазине есть рыба — жареный капитан, — добавила Снежка, и все ребята и Вета Павловна долго смеялись.
Но вдруг Вета Павловна нахмурилась, села за стол, задумалась и спросила:
— Кто мне ответит: что такое дисциплина?
— Это когда нужно обязательно делать то, что заставляют, — подняв руку, оттараторила Снежка.
— Так вот что: «заставляют» — это не то слово, — сказала Вета Павловна. — Мне очень не хочется заставлять вас учиться, заставлять внимательно меня слушать, а не есть жареную саблю. Заставлять чисто писать, хорошо считать и читать. Вы должны сами — понимаете! — сами хорошо учиться и хорошо себя вести. А для чего вам нужно хорошо учиться? Кто нам скажет? Пожалуйста, Миша Львов!
— Хорошо учиться нужно, чтобы всё знать, — сказал Тигра.
— А почему тебе хочется всё знать?
— Интересно, — сказал Тигра.
— А для чего нужна хорошая дисциплина? — (Многие ребята подняли руки.) — Нам ответит Оля Данова.
— Плохая дисциплина мешает учиться, — тихо сказала Ога, которая разнимала наши руки при споре.
— Снежана Соколова! Теперь тебе ясно, что такое дисциплина?
— Я догадалась, — сказала Снежка. — Это когда сама себя заставляешь обязательно сделать что-нибудь хорошее.
— Молодец! Кстати, ты могла спросить разрешения, и я позволила бы тебе тихонько съесть жареную саблю. И мы не потеряли бы из-за неё столько времени. Сероглазов, а тебе ясно, почему нельзя ни с того ни с сего смеяться на уроке?
— Чтобы не мешать другим учиться, если хотя бы и смешно, — ответил я.
— Молодец! Садись.
Вета Павловна продолжала урок.
«Вот если бы она сообщила папе и маме, что я молодец, совсем было бы хорошо», — подумал я.
На переменке Тигра подошёл ко мне и спросил:
— Двапортфеля! Ну как твой щенок?
Он,
