Да разве могло прийти в голову маленьким горностайчикам, что от таких веселых игр шум идет по всему дому, тревожит людей и даже страх на них нагоняет?
— Мама, в мансарде кто-то ходит! — испуганно сказала Маарья, влетая в кухню.
— Что ты выдумываешь, кто там может ходить? — удивилась мама.
— Послушай сама! — предложила девочка, распахнув дверь в комнату.
И действительно, со второго этажа доносился топот, будто кто-то ходил в мансарде.
— Наши мужчины уже вернулись? — спросила мама.
— Нет еще. Я бы увидела. Я с Марлийс все время была в саду, а когда вошла в дом, сразу услышала шум наверху.
Мама опустила руку на плечо Маарьи и вместе с ней перешла в большую комнату. Над ними снова раздались шаги, гулкие, но какие-то странные, неровные, то быстрые, то медленные. Может быть, это дверь хлопала?
— Мама, запри вход наверх! — попросила девочка с мольбой в голосе. — Еще кто-нибудь ворвется к нам!
Мама повернула ключ в замке и на всякий случай закрыла на задвижку входную дверь.
— Что у нас происходит?! — воскликнула она. — Здесь уже жить страшно!
Бедная женщина затворила все окна на первом этаже и увлекла Маарью в маленькую комнату, где они тихонечко опустились на диван.
Однако, чем тише было внизу, тем сильнее гремели наверху. Уж не отплясывает ли там кто-то? Но кто? И сколько там человек? Похоже, что не один. Струхнувшим женщинам даже в голову не могло прийти, что шум подняли зверушки.
А тут еще кто-то поднялся на крыльцо и пытался войти в дом. Поскольку входная дверь была заперта, в нее громко постучали.
— Маарья, посмотри, кто там, — распорядилась мама.
Девочка выглянула в окно.
— Это папа с Мадисом! — радостно сообщила она и бросилась в сени, чтобы впустить их.
— Куда вы запропастились?! — выразила свое недовольство Кайе Кивистик, едва рыбаки переступили порог, — Тут такой грохот стоит, что не знаешь, куда деться, того гляди, на тебя набросятся!
— Ты зря беспокоишься, — спокойно сказал Тоомас Кивистик. — Ведь это наши маленькие квартиранты.
И он, переменив тему разговора, стал рассказывать о рыбалке. Улов был средней величины, однако на него никто не обратил внимания, если не считать Марлийс.
— Ну что ты о рыбе толкуешь, — возмутилась жена, — когда хорьки выгоняют нас из дома!
Это было очередное преувеличение.
— Во-первых, не хорьки, а горностаи, — попытался успокоить ее Тоомас Кивистик. — Во-вторых, от них нет вреда. Они не думают ни на кого нападать, просто играют на чердаке.
— Их даже не слышно! — заметил Мадис с явным разочарованием и добавил: — Пойду посмотрю на горностаев. Они рыбу едят? Я им отнесу!
— Перестань говорить глупости! — рассердилась мама. — Никуда ты не пойдешь! Еще глаза тебе выцарапают. Ты бы послушал, какой шум они подняли, хлопали и грохотали!
Кайе Кивистик несколько драматизировала обстановку, но муж счел за благо не пускаться в споры и подождать дальнейшего развития событий.
— Конечно, они притихли, когда вы забарабанили в дверь, — сказала хозяйка. Но стоит только установиться тишине — и вы их непременно услышите.
На сей раз она оказалась права. Когда все ушли на кухню ужинать, зверьки снова подняли шум. Правда, больше уже никто не боялся. Более того, Мадис пришел в восторг.
— Вот здорово! воскликнул он. — У нас свой зоопарк на дому! Ни у одного пария в нашем классе нет ничего подобного. Теперь я буду вести наблюдение за горностаями. Очень хочется на них посмотреть! И покушать им надо отнести.
Как видно, мама несколько успокоилась — во всяком случае, она не стала одергивать сына. Пожалуй, он даже прав: второго такого зоопарка ни у кого не найти.
— Вот бы поймать одного, приручить и держать вместо собаки! — продолжал развивать свою мысль Мадис.
— Не фантазируй! — опять рассердилась мама. — Скажи лучше, где нам спать, когда в доме такой кавардак?
С этим замечанием нельзя было не согласиться — как-то неуютно спать в обществе хищников.
— Я позабочусь о том, чтобы нам не мешали, — сказал Тоомас Кивистик с усмешкой. — У меня есть некоторый опыт обращения с ними.
Кутерьма на втором этаже продолжалась и даже усиливалась. Горностаи окликали друг друга, ворчали и фыркали, иногда радостно взвизгивали. Теперь Мадис и даже Маарья с удовольствием воспринимали каждый звук, доносившийся сверху. Боясь испугать зверушек, они разговаривали шепотом и ходили на цыпочках.
Мама тоже реагировала на шум не так остро, как прежде.
— Не рассчитывайте, что они так быстро угомонятся, до утра будут буйствовать, — сказала она и махнула рукой.
Папа взял кочергу, стоявшую возле печки, и в подтверждение слов о своем опыте стукнул ею в потолок. Всего лишь два раза. Наверху тотчас все стихло. Больше не слышно было ни единого звука. Дети на радостях пустились в пляс:
— Какие же они умные! — обрадовался Мадис. — Настоящие домашние животные!
На этом мажорном утверждении решено было завершить дневные хлопоты и отходить ко сну.
— В мансарде, возле зверьков, никто спать не будет. От одного их запаха тошнит, — сказала мама, морща нос.
Однако, как видно, решение зависело не только от людей, и происшествия в Таммисту далеко не закончились.
Конечно, морщить нос не очень учтиво, но еще хуже говорить неправду. Ибо это неправда, вернее, поклеп, будто горностаи нечистоплотны. К ложным выводам прийти не так трудно. Когда дачники переехали из города в Таммисту, заглянули в мансарду, то сразу же распахнули окна, чтобы проветрить помещение. Уже тогда им показалось, что в комнате как-то нехорошо пахнет. Сперва не могли понять, откуда идет запах, но, после того как под полом зашумели зверьки, тем самым напомнив о себе, сам собой напрашивался вывод: пахнет от хорьков, хотя никаких хорьков и в помине не было.
— Какая разница, сказала хозяйка, — горностай или хорек! И от того и от другого воняет. Загадили тут все. Сколько месяцев целое стадо хищников живет на чердаке, чего же удивляться, если весь дом пропах! Кто их знает, что у них там воняет!
Вообще-то на запах можно было пожаловаться, особенно если встать у самого окна. Вполне понятно: там, где живет и ест большой выводок, должно быть отхожее место. У горностаев оно находилось возле стены под окнами, о чем и свидетельствовал запах. Но сказать, что горностаи не соблюдают чистоту и что они загадили весь дом, совершенно несправедливо. Горностай — зверек чистый. С младых ногтей, в нашем случае — с младых когтей, поддерживает он чистоту в гнезде и вокруг него; сам он и его детеныши вычищены и вылизаны от носика до хвостика, и лапы тоже не забыты.
Там, где живут горностаи, все строго распределено: гнездо — это постель, в нем можно свернуться клубочком, сложить лапки, прикрыть нос хвостом и спать в свое удовольствие, пока пустой желудок не поднимет. Есть своеобразный обеденный стол. Это ведь не грязь, если там шерсть да перья валяются. Пища никогда не остается, потому что запасы тоже идут в ход, и не так уж часто они бывают. Кости, с которыми не удается справиться, объедены, обсосаны, отполированы до блеска, на них ни мяса, ни хрящей нет — пахнуть нечему, и мухам здесь не разжиться.
Что касается отхожего места, то оно необходимо всем, ничего постыдного тут нет, скорее наоборот. Когда все равно, где присесть, — грязь и вонь неизбежны. А у горностаев этого быть не может. Потому что они на протяжении многих и многих поколений сами ходят в одно определенное место и детенышей своих приучают пользоваться им. Не будет преувеличением сказать, что они завели такой порядок раньше, чем до него додумались люди. А мы вот морщим нос и пытаемся поучать горностаев, где им справлять свои естественные надобности.
Горностаиха вернулась с охоты поздно ночью. В доме было тихо, свет не горел, в саду заливался соловей.
Охота оказалась удачной. Она пообедала и поужинала — на закуску проглотила мышку, на второе — лягушку, а затем до тех пор исследовала норы по берегам магистрального канала, пока не наткнулась на водяную крысу, пребывавшую в свадебном угаре. Весьма вероятно, что та даже сообразить не успела, какая участь ей уготована, как погасла в ней искра жизни. Крысу горностаиха есть не стала, прихватила ее с собой. С таким лакомством вполне можно предстать перед детенышами, тут на всех хватит.
Маленький хищник всегда начеку. Вот и сейчас что-то насторожило горностаиху возле самого дома. Учуяла неладное? Услышала или увидела? Может быть, прежние страхи и обиды вспомнились, поскольку в доме на смену им, горностаям, появились новые хозяева?
Отныне подозрительность ее усилилась, она не осмелилась сразу перескакивать через следы, оставленные людьми. Однако тишина в доме придавала ей храбрости. Тем более что детеныши не выходили у нее из головы: материнские обязанности — уход за малышами, добывание пищи и кормежка — стали теперь целью ее жизни.
