Ингегерд поняла, что король всё равно сделает по-своему, и не в её силах изменить его решение.
Тогда она подошла к Астрид, ласково обняла её за плечи и повела в свою опочивальню. Она усадила её в кресло, украшенное золотом и рыбьим зубом, а сама села на низенькую скамью у её ног.
— Я не хочу, чтобы король Олав стыдился своей юной королевы! — сказала Ингегерд, и голос её был певуч и спокоен, как всегда. Глядя на неё, никто не мог бы догадаться, что сердце её разрывается от нестерпимой муки.
Ингегерд научила Астрид ходить неторопливо и плавно, говорить мягко и вместе с тем повелительно, не смеяться громко и беспечно вольной шутке подвыпившего гостя. Никогда не опускать глаз первой, встретившись с кем-то взглядом. И, главное, научила её той благородной простоте в каждом движении и слове, которые отличают принцессу от всех прочих женщин.
Она подарила Астрид бесценные старинные украшения, отдала ей свои лучшие наряды, оставив себе только тёмные, смиренные одежды.
Принцесса до вечера просидела с сестрой и рассказывала ей о короле Олаве, о его милосердии, благородстве и о праведной жизни.
Порой слова Ингегерд казались Астрид слишком туманными и мудрёными, и её даже клонило в сон. Но одно всё же она поняла: принцесса хочет ей передать всё прекрасное и светлое, что живёт в её душе.
В конце концов Астрид, которая на самом деле вовсе не была корыстной и злой, а всего лишь беспечной и непостоянной, не выдержала и воскликнула:
— Нет, моя дорогая, как я могу причинить тебе такую боль? Я не поеду к королю Олаву!
Тогда обе они заплакали и в первый раз по-настоящему почувствовали, что они сестры.
Но на следующее утро Астрид уже думала по-другому. Она не умела быть твёрдой в своих решениях и долго предаваться раскаянию. Ингегерд заглянула ей в глаза и увидела, что Астрид уже не та, что была накануне. Она отвечала уклончиво, косила глазами в сторону и накручивала на пальцы свои белокурые локоны.
Тогда Ингегерд глубоко вздохнула и сказала:
— Милая сестра, дарю тебе мой корабль, на котором я мечтала отплыть к королю Олаву. Он украшен резьбой и позолотой, а гребцы на нём ловкие и закалённые. Пусть норвежский король увидит свою невесту во всём блеске красоты и великолепии.
Ингегерд поцеловала Астрид и улыбнулась ей. Слезы стояли в её глазах, а улыбка была полна печали и смирения…
И вот высокий стройный корабль, распустив пунцово-алые паруса, вышел в открытое море. Солнце осыпало паруса рубинами, а попутный ветер наполнил их своим влажным дыханием.
А задолго до этого, ещё в разгаре лета, в богатом городе Кунгахелле король Олав, сын Гаральда, готовился достойно встретить свою знатную невесту — принцессу Ингегерд.
К замку вереницами тянулись возы. Крестьяне везли на своих маленьких лошадках масло в кадках, мёд и окорока. Прибыли купцы из дальней Венды, и даже из Новгорода. Они раскладывали перед королём драгоценности, узорные ткани и разные диковинки. И король охотно покупал всё, что, как ему казалось, могло порадовать или позабавить благородную дочь шведского короля.
А когда на лугах скосили траву и в закрома собрали рожь и пшеницу, в замок начали прибывать знатные гости.
На белых конях без единой тёмной подпалины ехали мужчины в праздничных одеждах и прекрасные женщины, каждая с целой свитой вассалов, юных проказливых пажей и служанок.
Вслед за ними в Кунгахеллу заявились всевозможные фокусники, певцы и сказители старинных преданий.
Замок наполнился шумом, смехом, звоном бокалов и лукавой болтовнёй служанок.
Все с нетерпением ждали корабль, на котором должна была прибыть шведская принцесса.
Вот уже пожелтел хмель. Созрела ежевика, а та, что не успели собрать, почернела между камней. Но принцесса Ингегерд всё ещё задерживалась, и не было от неё гонцов, сообщающих о её приезде.
Плоды шиповника стали густо-коричневыми на голых колючих ветках. Где же прекрасная Ингегерд?
Скальд Хьялтэ всё лето жил в Кунгахелле. Пожалуй, он ждал приезда Ингегерд с неменьшим нетерпением, чем сам король Олав.
Долгими осенними вечерами, когда северный ветер, подхватив пёстрые листья, кружил их вокруг дворцовой башни, старый Хьялтэ вместе с королём Олавом частенько сидели у пылающего камина в тронном зале. Хьялтэ по привычке держал в руке веточку ели и растирал пальцами пахучую хвою.
С некоторых пор его стали томить тягостные предчувствия и неясное беспокойство. И вот однажды король Олав, бросив на него проницательный взгляд, сказал:
— Полно, мой друг Хьялтэ, оставь свои невесёлые мысли. Если Господь желает, чтоб эта прекрасная девушка принадлежала мне, то она приедет!
Но вот уже поздняя осень вступила в свои права. Багровое солнце рано спускалось в непрозрачную мглистую дымку, а слуги сваливали в камины целые груды благовонных поленьев, чтоб согреть огромный парадный зал.
И тогда знатные рыцари один за другим начали покидать королевский замок в Кунгахелле. Они уезжали неохотно, с недоумением перешёптываясь, но не решаясь ни о чём спросить благородного хозяина замка.
Прекрасные дамы зябко кутались в меха и плащи. Они улыбались и, смущённо опустив глаза, желали счастья королю Олаву. Вместе с ними покинули замок шумные толпы слуг, вертлявые шуты и фокусники, странствующие певцы. Смолкли смех, песни, задорные острые шутки.
Тишина, как туманный колокол, опустилась на королевский замок.
Последним покинул Кунгахеллу старый скальд Хьялтэ.
К Рождеству он должен был вернуться к себе на родину, в холодную, окованную льдами Исландию. Со стеснённым сердцем приказал он поставить парус на лодке и отправился в далёкий путь по реке Нордре. Угрюмый, молчаливый, уронив лицо в ладони, сидел он на носу своей ладьи.
По берегам из глубоких ущелий поднимались сырые испарения, вековые ели махали ему вслед колючими лапами, а в глубине чернолесья прятались непроглядные тени.
Вдруг старый Хьялтэ вздрогнул. Вдалеке показался лёгкий стройный корабль с пунцово-алыми парусами. Хьялтэ с первого взгляда узнал этот корабль, украшенный резьбой и позолотой. Да, это был корабль принцессы Ингегерд.
На старом лице Хьялтэ не осталось ни одной неразглаженной морщинки, когда он поднялся на высокий борт корабля. Глаза его лучились от радости. Он приветствовал крепких парней, сидевших на вёслах, словно они были его добрыми друзьями. Он подарил золотой перстень девушке, когда она подвела его к парчовому шатру, разбитому на палубе. Он не обратил внимания, что девушка взяла его дар как-то нерешительно, даже боязливо.
Рука Хьялтэ дрожала, когда он приподнял тяжёлый занавес, закрывавший вход в шатёр. Эта минута казалась ему самой прекрасной в его жизни.
Но едва Хьялтэ вошёл в шатёр, как тут же в изумлении и замешательстве отступил назад.
Он увидел стройную девушку с чудесными белокурыми косами, перекинутыми на грудь. Она пошла ему навстречу с улыбкой и протянутой рукой. Но это была не Ингегерд.
— Приветствую тебя, Хьялтэ! — ласково сказала она.
Голос её звучал мягко и вместе с тем повелительно. Она смотрела ему в глаза прямо, не отводя взора. Походка у неё была плавная и величавая. Но это была не Ингегерд.
— Кто ты? — спросил Хьялтэ дрогнувшим голосом.
— Разве ты не узнаёшь меня, Хьялтэ? Я королевская дочь. Это со мной ты так часто говорил об Олаве Норвежском в Девичьей башне!
— Я только с одной королевской дочерью говорил об Олаве, сыне Гаральда. И она звалась Ингегерд, — сказал Хьялтэ, пристально глядя в синие глаза девушки.
— Я тоже королевская дочь. Это истинная правда, тут нет обмана. Лицо Хьялтэ стало серым, как остывший пепел.
— Я узнаю тебя! Ты — Астрид, — воскликнул он. — Твой отец — шведский король, а мать — нищая рыбачка. Значит, всё-таки король Шоскёниг надумал обмануть короля Олава! Смилуйся надо мной, старым человеком. Дай мне узнать всю величину моего несчастья… Скажи, принцесса Ингегерд не приедет?
Астрид молча покачала головой. Хьялтэ без сил опустился на скамью. Такая глубокая скорбь отразилась на его лице, что Астрид ощутила внезапный страх и холод, и впервые подумала, чем может обернуться для неё этот вероломный обман.
— О Хьялтэ, не выдавай меня! — принялась она умолять старого скальда. — Король всё равно никогда не отдаст принцессу Ингегерд в жёны Олаву, сыну Гаральда. Гребцы на корабле подкуплены. Моя служанка Элина даже под пыткой не откроет правды, так она мне предана. Подумай сам, что проку теперь открыть эту тайну, и кому от этого будет лучше? — Астрид помолчала и добавила жалобно, как ребенок: — Ингегерд сама отдала мне корабль, ожерелья и золотые пряжки…
— Сама, сама… — повторил старый скальд и горько рассмеялся.
Хьялтэ опустил голову и умолк. Он погрузился в глубокое раздумье. Астрид молча стояла перед ним, боясь взглянуть ему в лицо. Несколько раз ей послышалось, что старый скальд невнятно пробормотал, словно бы про себя:
