Каллахан. — Если перестанешь сомневаться в себе. Чаропевец не должен дрожать, когда вдохновляет соратников на битву. Таковы сила и суть бардовского искусства.
— Ну я попытаюсь…
— Не пытайся. Делай! Или вовсе не берись.
Элмерик промолчал, хотя решимости у него не прибавилось ни на грош. А при одной мысли о прошлых неудачах руки сами опускались.
Мастер Каллахан это почувствовал.
— Рядом с тобой много достойных воинов и умелых чародеев. Смирись, что ты всегда будешь слабее их. И черпай силу в этой слабости. Только так можно защитить тех, кто тебе дорог. Понимаешь? Барду не нужно хорошо владеть мечом, его оружие — вовремя сказанное слово.
— Да, но…
— Значит, не понимаешь. Ладно, попробую объяснить иначе, — он прикрыл глаза и вдруг запел.
Это было заклятие с первых страниц книги, но в исполнении Каллахана каждое слово оживало. Перед глазами вставали картины великих сражений древности, слышались призывные звуки рогов, трубящих наступление. Сердце полнилось восторгом, сулящим победу в битве. Сталь звенела о сталь, враги в страхе бежали, а их лошади вставали на дыбы и сбрасывали седоков в объятия вереска. Стоны боли сливались с громкими победными кличами. Пролитая кровь ушла в землю и сама стала землёй. Сквозь тела павших, между ржавых остатков мечей и брони прорастала молодая трава. Вскоре она скрыла пожелтевшие от времени кости. А на холмах расцвели, покачиваясь от лёгкого ветерка, алые маки.
Элмерик затаил дыхание. Сердце стучало в такт мелодии. Он видел, как огромное мельничное колесо с грохотом проворачивалось, отмеряя время. С лопастей стекала вода, сочные листья увядали и опадали, чтобы по весне опять распуститься, сухие пни давали зелёные побеги, и сама смерть отступала, освобождая место для новой жизни. Ничто не исчезало бесследно и не останавливалось ни на миг.
Он даже не сразу понял, что песня закончилась.
— Теперь понимаешь? — в глазах Каллахана вспыхивали и гасли языки пламени, обычно бледное лицо окрасил лёгкий румянец, а дыхание участилось. Казалось, он сам находился во власти собственных чар.
— Да…
Заразительное вдохновение толкало в спину, словно ветер, заставляло кровь быстрее бежать по жилам. И так хотелось верить, что всё сбудется — нужно лишь встать и идти судьбе навстречу, отбросив глупый страх, как скидывают ставший ненужным плащ под жаркими лучами летнего солнца. Теперь Элмерик знал: есть такие песни, что не только камень с души помогут снять, но и горы свернут, если потребуется!
* * *
После обеда Джеримэйн потащил Элмерика в библиотеку, чтобы повидаться с леди Эллифлор. Но им не повезло. Они и звали, и уговаривали, и даже стучали по обложке: призрак молчала. Лишь шелест страниц (окно было закрыто — на сквозняк не спишешь) намекал, что она где-то здесь.
— Видно, опять не в настроении, — бард опустился на табурет.
— Можно подумать, она хоть когда-нибудь бывает в настроении… Интересно, все призраки такие чокнутые, или нам особенно повезло?
— Тише ты! А то услышит и вообще больше не выйдет.
— Вот и на кой мы ей слово дали? — Джеримэйн шлёпнул книгой об стол. — Теперь даже мастера Каллахана не попросишь помочь. Начнёт спрашивать, чё за призрак, на кой он нам сдался…
Над тиснёной обложкой взметнулась пыль.
— Вы сказали «Каллахан»? Он что, здесь?
— Ха! Вот она, эльфийская магия! — Джеримэйн ухмыльнулся, потирая руки. — Одного имени хватило.
— Да, он на мельнице, — Элмерик, вскочив, поклонился книге.
— О боги! — простонала Эллифлор. — Он совсем рядом, а я в таком виде! С самого Бельтайна в одном и том же платье! Нет, это совершенно исключено! Меня нет дома.
— Так вы хотите его увидеть или нет?
— Нет! То есть да. Но не сейчас. Позже. Когда я буду готова, — из книги послышался глубокий вздох. — Как он?
— Да нормально, вроде, — пожал плечами Джеримэйн. — Ну, насколько это возможно. После смерти Мартина все ходят как в воду опущенные…
— Что ты несёшь? — леди Эллифлор появилась перед самым его носом. Она держалась за сердце, будто то всё ещё могло биться. — Марти не может умереть! Ведь только волшебное оружие…
Она замолчала, не договорив, а потом закрыла лицо ладонями. Её плечи дрожали, но рыдания были беззвучными: никаких всхлипов, криков, заламываний рук. Элмерик даже удивился.
— Мне жаль… — на всякий случай он показал Джерри кулак, чтобы тот не вздумал глумиться над чужим горем.
— Но как же это произошло? — Эллифлор подняла заплаканное лицо, совсем прозрачное от слёз. — Ох, бедный Патрик! Бедный Шон! Боюсь представить, каково им сейчас! Они больше всех любили Марти…
— Держатся, — уверил её Джеримэйн. — Это случилось, когда на мельницу проник Лисандр.
— Надеюсь, Каллахан хорошенько проучил его?
— Командира не было на мельнице той ночью. А мы ничего не успели сделать. К тому же у Лисандра были сообщницы — одна из них и убила Мартина.
С последним утверждением Элмерик хотел бы поспорить. Он не считал Келликейт сообщницей. Но оправдать её тоже не мог, поэтому промолчал.
— Вот негодяи! — Эллифлор, забыв о приличиях, стукнула кулачком по столу, но призрачная плоть легко прошла сквозь дерево, не встретив сопротивления.
— Поэтому мы и здесь. Хотели уточнить кое-что, но не решились идти к наставникам — им сейчас нелегко.
— А мне, можно подумать, легко! — призрак всхлипнула, закусив губу. — Думаете, я любила Марти меньше остальных?
— Нет-нет, — Элмерик толкнул невежу Джеримэйна локтем в бок. — Мы уважаем ваше горе. Мартин был и нашим другом тоже. Может, нам зайти потом?
К его удивлению, леди Эллифлор покачала головой.
— Ладно, спрашивайте. Не обещаю, что расскажу всё: кое-что я обещала хранить в тайне. Но… побудьте со мной ещё немного.
Элмерик подумал: как же ей, должно быть, грустно и одиноко там, в книге. Тут у кого хочешь характер испортится! Интересно, какой она
