— С двумя! — гордо сказал Юрка. — Тут было две таких собаки.
Похвалить собаку — все равно, что похвалить ее хозяина. Юрка готов был разделить с Фоксиком его славу. Он уже собрался рассказать парню все с самого начала, но тот внимательно оглядел его и сказал:
— А ведь я тебя знаю.
Тогда и Юрка вгляделся в него и узнал практиканта, который вел урок у них в классе.
— Ты — Карасик, — сказал парень.
— Нет, это не я, — быстро ответил Юрка. Он всегда боялся разговаривать с людьми, перед которыми чувствовал себя виноватым.
— Ну, как хочешь, — парень медленно, будто с сожалением повернулся и пошел прочь. Что-то было несчастливое в этом парне, как и в самом Юрке. Юрка не мог понять что, но это было.
— Подождите! — крикнул Юрка. — Я — Карасик.
Парень вернулся и встал рядом. Он улыбнулся, но как-то невесело, и Юрка ощутил, что между ними протянулась какая-то ниточка, теперь они уже не могут разойтись просто так, а должны поговорить о чем-то очень важном для них обоих.
— Эх, и здорово они дрались, — неуверенно сказал Юрка и понял, что говорит не то.
— Расскажи, — согласился практикант, но видно было, что думает он сейчас совсем не о собачьей драке.
— Да нет, это я так… — сказал Юрка. — Все равно собака не моя. Я просто с ней гуляю.
— Соседская?
— Не наших соседей, а бабушкиных. Я сейчас у бабушки живу.
— А родители что, уехали?
— У меня нет родителей.
— Как это нет?
— Мама есть, а папы нет.
— Умер?
Когда кто-нибудь узнавал, что у Юрки нет папы, то прежде всего ему приходило в голову, что тот умер. Мама всегда говорила Юрке, чтобы он так и отвечал: да, умер. Но Юрка чувствовал себя виноватым перед практикантом и говорить неправду сейчас ему не хотелось. Он сказал:
— Нет, он нас бросил.
После этих слов практикант смутился и перестал задавать вопросы. Склонив голову набок, он принялся внимательно разглядывать Фоксика. Затем взгляд его остановился на одноногой статуе. Он улыбнулся, но опять как-то грустно.
— Забавная фигура, — сказал он. — Интересно, как она умудрилась потерять ногу?
И опять Юрке не захотелось врать. Сознательно отдавая себя в руки этого человека, он сказал правду:
— Она не потеряла, я ее сам сломал.
Практикант не удивился. Он поверил сразу, и в том заключалось самое приятное для Юрки. Ведь не так уж и часто к Юрке относились серьезно.
— А зачем? — спросил практикант.
— Я не нарочно. Просто я невезучий. Я до нее только дотронулся, а она отвалилась.
Практикант понимающе кивнул.
— Это бывает, — сказал он. — Только почему мы стоим? Давай посидим на скамейке.
Они сели на скамью. Фоксик перенес к Юркиным ногам палку и снова улегся на нее.
— Значит, ты невезучий? — задумчиво сказал практикант. — Я и не знал, что бывают невезучие дети. Я думал, это случается только со взрослыми.
— Еще как бывает, — сообщил Юрка. — А еще хуже, если не везет, а другие смеются. Ну чего тут смешного? Если бы с ними так…
— Смешного мало, — согласился практикант. — Тебя как зовут?
— Юра.
— Меня — Вячеслав.
— Я помню, — сказал Юрка. — Вячеслав Андреевич — нам Майя Владимировна говорила.
— Попало вам тогда за урок?
— Не очень. А у вас деньги отобрали?
— Какие деньги?
— Стипендию. Нам Майя Владимировна говорила…
— Ах, вот оно что… Насчет стипендии не знаю. Если разрешат еще один зачетный урок… Если он опять не сорвется… Тут много всяких «если». Ты мне лучше расскажи, вы тогда нарочно все подготовили?
— Что подготовили?
— Ну, фамилии звериные… Отвечать отказывались. Зачем у вас все это было? Ты понимаешь, — мне очень важно знать… Я понимаю: если учитель чувствует себя неуверенно, ребята сразу замечают. А я тогда немного растерялся… Вы это заметили?
— Я ничего не заметил, — вполне искренне ответил Юрка.
— Ну как же? Ведь ты первый отказался отвечать.
— А я на самом деле не выучил.
— А остальные?
— Они тоже не выучили.
— Странное совпадение, — сказал Вячеслав Андреевич. — А ты меня не обманываешь?
— Честное слово! Кого вы спрашивали, все не выучили. А что вы придете, мы даже не знали.
— Почему же тогда ребята без конца смеялись, разговаривали? Разве вы на всех уроках ведете себя так? Например, у Майи Владимировны?
— Нет, она не разрешает смеяться, — сказал Юрка.
— Вот в том-то и дело, — грустно сказал Вячеслав Андреевич. — А я разрешил? Ведь так?
Юрка задумался. Он помнил этот урок, вернее, ту половину его, на которой он присутствовал. И он хорошо помнил, что ребята шумели и смеялись без всякого разрешения.
— Нет, не так, — уверенно сказал Юрка.
— Нет, разрешил. Я и сам не знаю, с какого момента, но разрешил. — Вячеслав Андреевич встал, прошелся вдоль скамьи и снова сел. — Я просил Майю Владимировну не помогать мне во время урока. Я хотел справиться сам. И вот что получилось. Значит, все верно, значит, все правильно…
Последние слова Вячеслав Андреевич произнес так, будто разговаривал сам с собой, но, поймав недоуменный взгляд Юрки, пояснил:
— Правильно, что сам виноват.
— Ничего вы не виноваты, — возразил Юрка. — Это мы виноваты. Только мы не нарочно. А вам надо было выгонять, кто шумит.
Вячеслав Андреевич улыбнулся, на этот раз веселее.
— Всех сорок человек выгоню, а с кем же урок буду вести?
— Зачем всех? У нас физкультурник знаете какой строгий? Он всегда одного или двух выгонит. Зато остальные сразу успокаиваются.
— Да? Это неплохая мысль. Надо будет попробовать, — сказал Вячеслав Андреевич. — Только, понимаешь, я не люблю людей выгонять. Мне это неприятно, да и им тоже, наверное.
— Ну да, — возразил Юрка, — у нас Кабанова Серегу чуть не каждый день выгоняют, а ему все равно, даже нравится.
— Жалко, что я этого не знал раньше, — вздохнул Вячеслав Андреевич. — Тогда я бы его выгнал с самого начала. Он ведь больше всех шумел, да?
— Нет, он тихий. Он незаметно под партой ногами пинается. Или под руку поддаст, а в тетради — клякса. Про него все учителя знают. Они не на него смотрят, а под парту: чего он там ногами делает.
— Да, опасный человек Серега, — согласился Вячеслав Андреевич. — А тебе, Юра, домой не пора? Может быть, я тебя задерживаю?
— А мне домой нельзя, — уныло сказал Юрка. — Я опять — к бабушке.
— Почему тебе домой нельзя?
Юрка задумался. Ему хотелось рассказать все Вячеславу Андреевичу, но рассказать так, чтобы стало ясно, что никакой Юркиной вины тут нет, чтобы Вячеслав Андреевич удивился тому, сколько бед может свалиться на одного человека; удивился и ахнул, и возмутился бы такой несправедливостью.
Вячеслав Андреевич не торопил Юрку. Он опять встал и прохаживался вдоль скамьи. Фоксик внимательно следил за ним и потихоньку все больше подгребал под себя палку.
— Это из-за мухи, — сказал, наконец, Юрка.
Впервые Юркин собеседник не улыбнулся, лицо его было сочувственным и серьезным. Рассказывать было легко, и Юрка выложил все до конца.
— Да, выходит — мы с тобой оба невезучие, — сказал Вячеслав Андреевич.
— Выходит, — ответил Юрка. — Только я — больше.
— Ты — больше, — подтвердил Вячеслав Андреевич. — Потому что в моем невезении я сам виноват.
— Нет, мы тоже виноваты! — великодушно сказал Юрка.
— Ну и вы немного. А вот в твоих несчастьях… — Вячеслав Андреевич замолчал и внимательно взглянул на Юрку, словно ждал от него подсказки.
— Муха… — неуверенно сказал Юрка. — И я… тоже… немножко…
— Пожалуй, и ты немножко, — согласился Вячеслав Андреевич. — Но дело сейчас в другом. Ты ведь не можешь всю жизнь ночевать у бабушки? Вернуться к маме все равно придется.
— Если бы я только будильник сломал… — тоскливо сказал Юрка. — Он дешевый.
— Знаешь что? — сказал Вячеслав Андреевич. — По-моему, я смогу тебе помочь. У меня брат работает в телевизионной мастерской…
— А в пылесосной у вас никого нет? — оживился Юрка.
— В пылесосной нет. Но это неважно. Телевизионщики могут починить радиоприемник. Думаю, что они и с пылесосом управятся. Там ребята такие: если захотят — из дыма дрова сделают.
— У меня денег нет.
— Если за деньги, то это не помощь. Я поговорю с братом. А ты приходи завтра на это место. В пять часов. Договорились?
— А вы не шутите? — спросил Юрка, все еще не веря неожиданному счастью.
— Нет, — сказал Вячеслав Андреевич, — я ведь тоже невезучий, я тебя понимаю. А теперь идем, мне пора.
Юрка взял Фоксика на поводок, и они с Вячеславом Андреевичем направились к выходу. На душе у Юрки было легко, он шел весело и без нужды покрикивал на Фоксика, который чертил носом по дорожке, принюхиваясь к каким-то ему одному понятным запахам.