Конечно, по-другому и быть не может: мама большая — ей и арбуз побольше.
— Сейчас разрезать твой арбуз или ты сам разрежешь? — спросил дед Матвей.
— Сейчас, дедушка, сейчас, — с нетерпением попросил Костик.
Дед разрезал арбуз. Он был красный и душистый.
Костик смаковал, ел медленно, старался продлить удовольствие, а дед сидел молча и иногда усмехался. Усмешка деда была какая-то странная — невеселая.
Дед ушел. Костик доел арбуз. Еще раз обгрыз корочки. Пошел погулял, вернулся. Хотел еще раз обгрызть корочки, но обгрызать больше было уже нечего.
Мамин арбуз лежал на столе. Костик старался не смотреть на него, но время от времени будто кто-то поворачивал его голову к арбузу.
Чтобы не смотреть на арбуз, Костик пошел во двор. Дал курам ячмень, вытащил ведро воды из колодца.
Его неудержимо тянуло в хату. Он открыл дверь, сел возле стола, дотронулся до арбуза.
«А если половинку съесть?» — подумалось ему.
Но от этой мысли Костику стало стыдно. Он вспомнил невеселую дедову усмешку. Ведь невеселой она была потому, что он не угостил дедушку — не дал ему ни одной дольки.
От стыда Костик ушел из дома. Он пошел в сад и сел под шелковицей. Там он долго сидел и смотрел на белые тучи в голубом небе. Смотрел, пока не уснул.
Проснулся Костик вечером. Солнце садилось за горизонт.
«Скоро и мама придет», — подумал Костик.
Когда мама подходила к дому, Костик вынес навстречу ей арбуз.
— Это вам, мама, — радостно сказал он.
Мама разрезала арбуз и приглашает:
— Ешь, Костик.
— Нет, это вам, мама, — отвечает Костик. — Ешьте, пожалуйста.
Такого внимания мама еще не знала. Она с удивлением посмотрела в радостные глаза сына и взяла ломтик арбуза.
Белое перышкоНа соломенной крыше сидела стайка воробьев. Они весело чирикали о своих воробьиных делах.
Вдруг подлетел к ним чужой, неизвестный им, невиданный на соломенной крыше воробей. Был он как-то не похож на других воробьев. Маленькая головка — спесивая, шея — коротенькая, клювик — привередливый.
Но самое главное — белое перышко в хвосте. Среди серых перьев это белое перышко выглядело очень необычно.
— Смотрите, смотрите, — зачирикали воробьи, — к нам прилетел невиданный воробей с белым перышком в хвосте.
Слетелись воробушки с нескольких соседних крыш, сели возле воробья с белым перышком и спрашивают:
— Откуда ты прилетел?
— Из-за моря… — ответил воробей с белым перышком в хвосте.
Тем временем каждому воробью хотелось ближе сесть возле белого перышка, чтобы хорошенько его разглядеть.
Несколько раз они притрагивались к белому перышку клювиками, кто-то любопытный дернул его. Белое перышко упало, а ветер подхватил его и унес далеко-далеко.
От того, что у диковинного воробья не стало в хвосте белого перышка, он вдруг перестал быть необычным. Стал таким же серым, как и все остальные воробушки, что родились и выросли на соломенных крышах. И головка стала такая же, и шейка, и клювик, зачирикал чужой воробей — и все даже клювики открыли от удивления.
— Да это же наш, обычный воробей! — послышалось разноголосое чириканье. — А мы, дураки, поверили белому перышку.
Кусок хлебаСемен, ученик пятого класса, ходит в группу продленного дня. После уроков вместе с товарищами он идет в столовую. Дети садятся за стол. Перед каждым стоит миска борща, котлетка и компот. На отдельной тарелочке — хлеб к обеду. Семен обедает. Его товарищ Миша сегодня дежурит по кухне, он поест после всех.
Семену не хватило своего хлеба, и он берет Мишину долю. Половину съедает, а ту половину, что осталась, незаметно бросает под стол.
Все дети уже пообедали. Они ждали, когда воспитатель, который сидел за столом напротив Семена, скажет: вставайте, и все пойдут на площадку играть в мяч.
Но воспитатель сказал:
— Посидите минутку. Я расскажу вам одну давнюю историю.
Это случилось в годы войны. Отряд сражался с врагом в далекой южной пустыне. На сотни километров — мертвые пески, воды — ни капли, страшная жара. Послал командир двух солдат в разведку. Нужно было пройти не одну сотню километров по раскаленным пескам. Передвигаться можно было только ночью. У каждого солдата — большая фляга с водой, сумка с сухарями.
Всю ночь шли солдаты. Утром остановились, нагребли высокую гору песка и легли на целый день. Один солдат, Николай, уснул. Другой, Андрей, тихо снял с него флягу и начал пить воду. Один раз напился, другой, третий. К вечеру выпил всю воду.
Вечером солдаты тронулись в путь. Хотел Николай выпить глоток воды, а воды нет. Попробовал он флягу Андрея, а она тоже пустая.
А вокруг мертвая, безводная пустыня.
Погибли оба солдата. Пустыня с человеком не шутит. Подумайте, дети, над этой историей.
Дети задумались.
А Семен наклонил голову. Ему было стыдно смотреть учителю в глаза.
Кто съел пирожок?На лугу косили сено три брата — Иван, Петр и Василий. В полдень решили братья отдохнуть. Легли под стогом сена и заснули крепко-крепко.
Когда они спали, пришла мать. Она принесла обед: миску каши, хлеб и три больших пирожка с маком. Жалко было матери будить братьев. Пусть, думает, поспят. Проснутся, сами найдут еду, пообедают. Прикрыла мать обед зелеными листьями лопуха и пошла себе домой.
А тем временем шел путник — дедушка с палочкой. Он очень устал. Ему хотелось есть. Подошел дедушка к стогу сена, увидел трех братьев, которые спали, услышал и запах еды. Думает путник: «Разве не дали бы мне поесть братья, если бы не спали? Конечно, дали бы». Жалко было дедушке будить косарей. Съел он один пирожок, поблагодарил шепотом и пошел.
Проснулись братья. Сели обедать. Видят — только два пирожка, а мать всегда приносила три. Думает каждый: «Это кто-то из моих братьев проснулся и тихонько съел пирожок». Всем троим братьям стыдно, все опустили головы, потому что каждый виновным считает одного из своих братьев. Поели кашу с хлебом, а пирожки лежат. Пошли молча косить. До вечера и слова один другому не промолвили.
А вечером возвращался домой путник. Зашел к братьям, удивляется: почему это они стоят молча, опустив головы? Почему, отвечая, и словом не перемолвятся?
— Добрый вечер, — сказал дедушка. — Благодарю за пирожок. Жалко мне было будить вас, съел я один ваш пирожок…
Братья обрадовались:
— Так это вы пирожок съели? — спрашивал у дедушки каждый брат. — Ой, как хорошо. Пойдем, дедушка, мы вам и те два пирожка оставили. Пойдем, пойдем.
Дедушка пошел за братьями. Они шли счастливые, радостные и прямо смотрели в глаза друг другу.
Глухая девочкаВ больнице есть детская палата. В ней лежали семь девочек, у каждой — своя болезнь. Все они уже выздоравливали, и им было скучно.
Старшей в палате была тринадцатилетняя Таня, чувствовала она себя как бы руководителем маленького детского коллектива. Открыв окно, Таня смотрела на цветущий сад.
— Уже и сирень цветет… — задумчиво сказала девочка. — И тюльпаны зацвели. Девочки, давайте принесем в палату цветок и поставим в стакан. Как это будет хорошо!
— Ой, как хорошо! — обрадовались все.
Молчала только одна девочка — восьмилетняя Нина. Она была глухая.
Нина хорошо поняла, о чем идет речь. Ей тоже было радостно: в палате — цветок! Ей тоже хотелось кивнуть головой в знак согласия и радостно улыбнуться, но она почувствовала, что Таня у нее не спрашивает.
— А какой же мы цветок поставим — сирень или тюльпан? — снова спросила Таня.
— Сирень! — хотелось одним девочкам.
— Тюльпан! — хотелось другим.
Ни Тане, ни другим девочкам почему-то и в голову не пришло, что можно поставить два цветка — и сирень, и тюльпан. Их увлекла игра, играть было интересно.
— Нет согласия, — вздохнула Таня, — спросим у каждого. — Какой цветок поставим на стол — сирень или тюльпан?
Трем хотелось сирень, трем — тюльпан.
— Что же теперь делать? — задумчиво спросила Таня. В ее глазах играла радостная усмешка: Таню больше всех увлекла игра. Увлеклись игрой и другие девочки.
— Что же делать — трое за тюльпан и трое за сирень… — еще раз промолвила Таня, как бы размышляя вслух.
Вдруг ее взгляд упал на Нину. Глухая девочка сидела у окна, на ее глазах дрожали слезы. Это были слезы обиды, несправедливости. О ней забыли, ее не спрашивали, какой цветок ей хочется.
— Ой! — воскликнула Таня. — О Нине-то мы и забыли… Какой цветок тебе хочется — сирень или тюльпан?
Нина улыбнулась и тоненьким пальчиком нарисовала в воздухе цветок тюльпана. Таня пошла за цветком тюльпана. Нина, улыбаясь, смотрела в окно.
Котлетка — как каменьЭто было в трудный год — сразу же после войны.