Правильно, хватит разговоров! За дело!
Место для мачты не пришлось долго искать. Вон там, возле акаций, — самое подходящее.
Приятное это чувство: вот так, на виду у всех, вынуть первую лопату земли. Первая лопата! Начало стройки!
Такая честь выпала Васильку — он принес из дома лопату. Надавив ногой на закраешек лопаты, Василек поднял кучку серой, пересохшей земли и отбросил в сторону. Лешке тоже повезло: он первый схватил; лом и принялся долбить твердый грунт.
Итак, двое трудились, а все стояли кругом и смотрели. Ничего не поделаешь: больше нет лопат. К дворнику дяде Кузе Василек не достучался. Воскресенье! Но это не беда — все же начали работать!
Поглазеть на работающих сбежались малыши, подошла женщина с коляской. Даже тетя Марфа, нагруженная толстенной, как она сама, продуктовой сумкой, завернула сюда.
— Это что же будет? — растолкав ребятишек, спросила она.
Лешка озорно блеснул зелеными глазами:
— Кончилась ваша власть, теперь мы хозяева!
Тетя Марфа рассердилась:
— И-их, бойкой стал. Опять к управдому захотел?
Герман Ильич усмехнулся в усы и пошел к знакомому дворнику за трубами. Но по дороге решил заглянуть домой — отчего Костя засиделся? Сказал, что сию минуточку выйдет, и до сих пор нет. Книжки книжками, а уважение товарищей терять нельзя. Вчера на собрании не был, сейчас не выходит. Этак ребятишки могут подумать: болтун. В газету писал, а сам в стороне.
Каково же было удивление Германа Ильича, когда невестка сказала, что Костик уже минут пятнадцать как ушел.
— Куда ушел? Во дворе его нет.
— Может быть, снова в библиотеку? — с беспокойством сказала Софья Викторовна. — Несчастье с этими книжками. Вчера так зачитался, что и про обед забыл.
— Удивительно, — проговорил Герман Ильич. — Что с ним? Товарищей сторонится. Точно сбоку живет. Нехорошо… Ты, Софья, балуешь его много. Все за пятилетнего считаешь. Вот и Алексей пишет, чтоб не баловала…
Копали по очереди. Лишь Василек больше не требовал лопату. Он сбегал домой, и в руках у него был теперь фанерный щит с приколотой чертежной бумагой. Нашлась дома у Василька и рулетка. Настоящая, десятиметровая, с упругой и звенящей лентой.
С видом заправского инженера Василек шагал по двору — вычерчивал в масштабе план. Измерит, например, расстояние от дома до тополя — 60 метров. Разделит на двести, 30 сантиметров получается, он ровно столько отмечает на плане.
За Васильком неотступно следовала ватага малышей. Они готовы были выполнить любое его приказание — подержать конец мерной ленты, поднять упавшую резинку. Одного не хотели выполнить — разойтись и не мешать работать. А мешали больше, чем помогали. Но Василек был добрейшим человеком и, конечно, не мог на них разозлиться. Потешная эта малышня. Кричат, будто воробьи. Качели бы им сделать или корабль — с флагом, мачтами и трубой. В одном детском саду он видел такой. Даже штурвальное колесо было на том корабле… Вот, пожалуй, с правой стороны двора и место бы нашлось.
— Саша, — подошел Василек. — У меня идея…
Идею одобрили. Конечно, надо сделать качели. И корабль неплохо бы соорудить.
Тут и Володьке пришла в голову идея — горн достать. Что же это за пионерская площадка без горна!
— В школу побегу, — выпрыгнув из ямы, сказал он. — В пионерской комнате у нас штук пять горнов. Выпрошу.
Яма была уже чуть ли не на метр глубины, когда пришел Герман Ильич. Он принес небольшой кусок толстой трубы.
— Не достали? — упавшим голосом спросил Василек.
— Что значит, не достал? Все нашлось. Держите. — Старик передал отрезок трубы и отряхнул руки. — Сначала хорошенько вкопаете этот кусок, а в него вставите трубу потоньше. Съемная будет мачта. Поняли? А трубы я подобрал. Кто пойдет со мной?..
Через минуту шумная ватага ребятишек уже спешила по улице. Среди них шагал старик с длинными седыми усами.
Надежно укрепить трубу оказалось не просто. По совету Петра Григорьевича в яму, вокруг трубы, ребята набросали больших камней, утрамбовали их, потом засыпали землей, и ее утрамбовали. Затем снова — камни, земля.
Хорошо получилось! Чуть выступавший кусочек трубы стоял до того крепко, что ломом невозможно было пошевелить его.
А к этому времени и Герман Ильич с ребятишками вернулся. Притащили две длинные трубы. Их надо было скрепить между собой. Но как? Лешка быстро сообразил: из куска трубы большого диаметра сделать муфту, насадить ее на трубы и заклепать. Петр Гаврилович сказал, что такое соединение будет надежным.
Ребята готовы были, кажется, до ночи работать, но наступило время обеда.
Вот тогда-то, придя домой, Саша и вызвал Лену, чтобы поручить напечатать анкеты. Это хорошо Лешка придумал — секретные анкеты. Здорово должно получиться!.. Только напечатает ли? Вспомнив, как Лена своим круглым, аккуратным почерком написала: «Поздравляю нового президента!», он уверенно подумал: «Напечатает. И вообще, напрасно ребята окрестили ее монашкой. Конечно, она немножко со странностями. Но уж никакая не монашка».
— Ты чему улыбаешься? — накладывая в тарелку макароны, спросил Петр Алексеевич. — Опять какую-нибудь шутку замышляете, вроде вчерашней — с Гагариным?
Он засмеялся. А Толик ничего смешного здесь не находил.
— И совсем не потому. Саша мачту сейчас будет ставить. С флагом! Правда, Саша?
— Да! — закричал Вадик. — Мы трубы принесли. Я тоже нес! Дли-н-нная!
После обеда во двор вышло и немало взрослых. По правде говоря, они не очень-то рвались к работе — больше покуривали да разговаривали, но просверлить ручной дрелью отверстия в стальных трубах и намертво скрепить их заклепками ребятам все же не доверили. Хорошо хоть Лешка успел согнуть из толстой медной проволоки звезду и прикрепить ее на конце трубы.
Устремившись пятиконечной звездой ввысь, мачта уже давно стояла на месте, а Володька-философ все не возвращался.
Пришел Володька лишь в седьмом часу. Руки у него были засунуты в карманы. Он что-то насвистывал и загадочно улыбался, будто блестящий полуметровый горн преспокойно лежал у него в кармане. Вот каланча, день проболтался, ничего не сделал, а улыбается!
Володька восхищенно оглядел мачту, поцокал языком.
— Красавица! Точно по моему проекту. Это мне нравится.
— Зато нам не очень, — сказал Лешка. — Проболтался день, а какой толк?
— А разве это не толк? — И Володька торжественно вытащил из кармана спичечный коробок.
Ребята недоуменно переглянулись. А Володька не спешил с рассказом. Снова принялся насвистывать. Но разве мог долго выдержать! Ему не терпелось похвастать своей изобретательностью. Дело было так. В школе достать горн Володьке не удалось. Но он решил не отступать. Пошел во Дворец пионеров — и опять неудача. Там было не до него. Из областного радиоцентра приехали корреспонденты — записывать песни хора. Покрутился Володька, посмотрел, и вдруг его осенила идея. Набравшись храбрости, он остановил на лестнице корреспондента. Володька боялся, что корреспондент не станет слушать, а тот схватил его за руку и сам начал обо всем расспрашивать. Потом сказал, что непременно побывает у них во дворе.
— А это, — Володька извлек из коробка рулончик магнитофонной ленты. — Это и есть горн. Да еще какой!
Молодец Володька! Все-таки добился своего. И магнитофон как раз есть, у Германа Ильича. Вот пусть Костя и заводит.
Герман Ильич положил: в карман коробок с лентой и пообещал, что завтра в восемь часов сигнал горна поднимет ребят на зарядку.
Сон у старого человека короткий. Еще и семи не пробило, а Герман Ильич был на ногах. Зато внук его спал сладким, глубоким сном.
Герман Ильич подошел к нему, поправил одеяло — Костя не пошевельнулся. Его тонкая шея и полуоткрытые, по-детски припухшие губы растрогали старика. Но он подавил в себе это чувство. Подумал с тревогой: «Что-то неладно у тебя получается, внучек. Вчера ты сказал: «Понимаешь, деда, такая книга, что не мог оторваться. Снова про обед забыл». Нехорошо. Какая бы ни была книга, а разве можно забывать о товарищах? Пора бы уже становиться тебе хозяином своих желаний. Надо — значит надо. Вся жизнь на этом построена». Так думал Герман Ильич, стоя перед кроватью внука.
А без пяти минут восемь он распахнул рамы и поставил на подоконник магнитофон. Двор, залитый солнцем, был тих и пуст. Слева одиноко возвышалась мачта. В листве тополей, чуть шелестевшей под ветром, чирикали воробьи. В своем гараже возился владелец голубой «Волги» инженер Демкин.
Медленно, будто нехотя, ударили часы. Герман Ильич включил магнитофон. Секунда, другая, и тишину полусонного двора рассек звук горна. Этот певучий и голосистый звук проник всюду. Воробьев с тополей будто сдуло ветром. Застыл в недоумении инженер Демкин. Костя заворочался на кровати.
