— Да у меня денег почти нет.
— Ох, детский сад — штаны на лямках.
Я так волновалась, что забыла и про татешку — ведь можно же у нее спросить! В эти секунды я чувствовала себя такой же одинокой и всеми покинутой, как и моя новая знакомая. Или, все-таки — подруга?
— Ты пока не уходи — он сейчас обязательно перезвонит, — попросила она. Давай подождем, ладно?
Я устроилась на корточках рядом. Молчим. Подпирать таким образом стену очень неудобно. Оксану это мало трогает — один за другим, по-обезьяньи, обкусывает ногти на своих длинных пальцах. До меня ей, кажется, и дела нет.
Потом я спросила:
— Так, выходит, это не ты мне записку написала?
— Выходит.
— А кто тогда?
— Догадайся с трех раз…
Я заметила такую штуку: хотя Сана уже не первый раз дает понять, какая я дура, почему-то в общении с нею меня это не напрягает. Честный человек — что думает, то и говорит. Конечно, по сравнению с ней я — полная дура. И еще — абсолютная малолетка. Вон она сколько всего уже испытала!
— То есть, ты хочешь сказать, Нурик… А зачем ему?
— Зачем… Не иначе, Нурик решил подсунуть мне всю такую из себя положительную особь, как ты. Типа — для исправления, — язвительно произнесла Сана. Наконец, взглянула на меня по-человечески, — Не обижайся. Просто я ужасно боюсь за него.
Она немного помолчала, еще погрызла ноготь…
— За себя не боюсь, а вот за него…
— А… а зачем вы это делали?
— Понимаешь… Лекарства очень дорогие. И их надо очень много. Просто, чтобы хоть на этом свете удержаться. А если выздороветь, так это операция нужна. Тут уже счет на другие деньги — на евро. И то — если все получится, если повезет… Я здесь уже два года. Получше станет — ухожу, потом снова… А вот Бека пробыл здесь совсем мало. Я его еще с волосами видела.
— Сана, а почему тут все лысые?
— Лекарства сильные вводят. Очень сильные. Волосы вылазят начисто. Вот угадай — я какая раньше была?
— В смысле — цвет волос?
Я посмотрела на Сану, заглянула в ее рысьи раскосые глаза. Оказывается, они светло-зеленые… Не так-то легко это разглядеть — она все время умело прячет взгляд.
— Я знаю! У тебя рыжие волосы!
— Смотри-ка, — усмехнулась Сана, — угадала, художница! Да, рыжие. Были.
— Ну, и снова потом отрастут.
Она посмотрела на меня, еще раз усмехнулась, ничего не ответила.
Опять помолчали.
— Может, батарейка села? — Сана протянула руку за телефоном. — Не, до фига еще. Ну, дальше рассказывать?
Я кивнула. Сидя вот так с Саной в коридоре, я словно попала в другое измерение. Здесь действовали другие законы жизни, и девочка, почти моя ровесница, была почему-то заброшена в это страшное, неумолимо пожирающее все слабое и нерешительное, да и сильное, в общем-то — тоже — место… И она боролась, как могла. Кого-то подставляла, кому-то — помогала. Беспрестанно врала. И это было ее жизнью. Почему мы встретились? Может, я смогу ей помочь?
— Холодно что-то, — Сана закашлялась. — Дай-ка я об тебя погреюсь.
Она привалилась ко мне, а я ее почти не чувствовала. Я слушала — Сана рассказывала про свою любовь. Его звали Бексултан.
Рассказ Саны про Нурика и Беку— Они вообще-то почти местные — тут в пригороде жили. Нурик у них вместо отца — еще шестерых младших поднимал, все — пацаны. Мать у них больная совсем, батю убили. А Бека третий был в семье. И самый красивый. Ты вот Нурика помнишь?
— Не очень…
— Бека совсем другой. Он как принц восточный был. Кожа белая-белая, а глаза темно-вишневые. Нос такой… Вот понимаешь — благородный. Лицо — как из сказки. Его в кино надо было снимать. Хотя я даже в кино таких красивых не видела. А волосы — как вороново крыло. И брови густые. В принципе, с Нуриком они только бровями и похожи. А, ну ты же не помнишь Нурика… За Бекой весь поселок бегал, девки кипятком писали. А он их записками чуть ли печку не топил… Таких, которые сами навязываются, презирал. Ни на кого не смотрел. Учился много, Нурлан его в эту сторону направлял — у него самого высшего нет, а Бека обязательно бы выучился — большим человеком стал. Он же и умный — не только красивый. Ну, вот… Только не успел школу окончить — сюда попал. К нам. Я так думаю — сглазили его. Какая-нибудь стерва, которую он отшил, порчу навела — и привет!
— Ты что, в это веришь?
— Ну, а с чего? Был такой молодой, крепкий, все при нем. И вот так — за полгода сгорел… А знаешь, какой он был нежный…
— А вы … целовались?
— «Целовались»… Да я ради Беки жизнь была готова отдать, а ты… «Целовались»… Кому такой отброс, как я, нужен? А он — на руках носил. Умолял, чтобы я жила — и за него тоже. А я что-то не могу… Сил не хватает жить без него.
Сана опять дернулась:
— Блин, ну, Кайра этот будет перезванивать?!! Тебе домой не пора? А то предки «ата-та» сделают.
— Не сделают. Они в Астане.
— А-а. Тоже одна живешь?
— Почему одна? С татешкой. Она у вас в столовке работает.
— Это которая? Я тут всех знаю.
— Тетя Роза.
— А-а, тетя Роза — Колобок. Наш человек!
— А почему Колобок?
— «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…» К ней тут два хирурга клеются со страшной силой, а она их динамит. Хорошая тетка. И, между прочим, к нашим отлично относится. Даже кормить пытается, домашнюю еду таскает. Только зря. Тут от еды всех воротит.
После Саниных слов я будто увидела свою татешку с другой стороны. Об этой грани ее больничной деятельности как-то и не задумывалась. Отвергнутые хирурги-поклонники… Лысые ребята, застенчиво возвращающие ее домашние тарелочки в оранжевый горошек по краям… Интересно, а тетя Роза знает, что больные прозвали ее Колобком?
Если до того не знала, услышав такое, огладит бока и сокрушенно вздохнет: «Ой-бай, худеть уже нужно!» И, огорчившись, откусит поджаристый бочок очередного баурсака.
Мы по-прежнему сидели в коридоре. Затекли ноги. Я отодвинулась от Саны и встала.
— А почему вы с Нуриком там, в полиции…
— А, ну это он мне зарабатывать давал. На лекарства.
— Но… Это же… Это же плохо.
— Сдохнуть без лекарств — вот что плохо! — отрезала Сана. — Ладно, пока, заболталась я тут с тобой.
Я поняла, что больше ее не увижу. И закричала:
— Не уходи, постой!
— Чего хотела?
— Ну, в общем… Дело прошлое, ладно.
Помолчали.
— Честно, не обижаешься?
— Уже нет. А поначалу — убить тебя была готова. Знаешь как я из-за этих денег влипла… Вся жизнь могла наперекосяк пойти. С бабушкой вот до сих пор толком не помирюсь.
— Извянки. Но назад не отдам — нету.
И тут я спросила Сану, а не знает ли она какой-нибудь способ — только законный — добыть деньги нам на краски.
Она сразу же прицепилась к сумме.
— А кто вам насчитал, лохушкам?
— Да мы сами считали.
— А где цены брали?
— На сайте магазина, который красками торгует.
— Только дебилы покупают в магазинах!
— А остальные где???
— Блин, живешь в та-аком городе, и даже не знаешь, где нормальные люди всё покупают?!!
— Не-а.
— На «барахолке», конечно! Все равно весь товар с Китая. В магазинах то же самое — но там накрутки идут, получается в две цены. Ты б на строительный базар сходила, а то — «на сайте»…
— Откуда ты все знаешь, Сана?
— Поживешь с мое, и ты узнаешь…
— А сколько тебе?
— Двести восемьдесят три…
Ну как с ней нормально разговаривать?
Сана написала мне на бумажке удивительно ровным и красивым почерком название рынка, номер контейнера и имя продавца:
— Он из детдомовских тоже, скажешь — от меня, нормально все сделает, найдет, чего тебе там надо, — королевским жестом Сана протянула адрес, — дарю! И тут еще мой номер: Кайра если перезвонит тебе, будь другом — звякни, расскажи, чего там с Нуриком. Ну, и единиц мне скинь, хоть немного, ладно?
— А ты меня со своим дедом-художником познакомишь?
— Вот надо тебе? Хорошо — оклемаюсь немного, познакомлю! А, чё-то устала я, пойду.
Так мы и расстались. Я шла такая радостная, будто крылья за спиной выросли.
У меня появился еще один друг! Которому я нужна и с которым мне интересно так, что дух захватывает.
С тетей Розой тоже удачно вышло. Она сразу вспомнила хорошего психотерапевта и пообещала всё организовать. Только сказала, что придется потерпеть недельку — его сейчас в городе нет. А ещё мы с татешкой договорились съездить вдвоём на строительный рынок.
Полдня я просидела дома над орнаментами. Когда рисуешь, время идёт иначе. Поесть, и то забываешь. Тетя Роза ворвалась в квартиру, как маленький вихрь, заторопила, закрутила — и вот мы уже на рынке. Только припозднились — продавцы собирают товар, и грузчики с тележками носятся по рядам с криками «Жол! Жол!»[12] Смотрю; а некоторые из этих лихачей — мои ровесники, а то и младше. Работают же день-деньской. Придет зима — будут тут бегать по холоду, в сырости… Я зябко передернула плечами.
