Аня опять села на пол, привалившись к двери, и стала ждать, когда глаза хоть немного привыкнут к темноте. Очень хотелось кричать от страха, но она не позволила себе этого.
– Криком не поможешь! Криком не поможешь! – она повторяла эти слова вслух и не замечала этого. Ей казалось, что она об этом просто думает.
Аня перестала твердить одно и то же, когда наконец немного привыкла к темноте. Определить, большое помещение подвала или не слишком, было трудно. Боковые стены виднелись смутно, а противоположная стена вообще терялась во мраке. Аня осторожно спустилась с лестницы и огляделась. Боковые стены были от нее довольно далеко, возле них вроде бы что-то стояло. Может, какая-то старая мебель… Что еще люди вытаскивают в подвалы…
Идти вперед Ане было страшно. Осторожно переступая ногами, она решила подобраться поближе к стене. Когда она подошла к ней впритык, оказалось, что возле нее нет никаких старых комодов и ломаных кресел. К стене были приделаны полки, на которых стояло множество банок, очевидно, с соленьями и вареньями, заготовленными мамашей Лихачева. Это было так обыденно и относилось к такой простой человеческой дачной жизни, что Аня опять чуть не разрыдалась. Плакать ей хотелось еще и потому, что опять стало стыдно. Не на эти ли банки она разинула рот, когда размечталась, как будет приезжать сюда на отдых с Шуриком!
– Предательница! – громко сказала она, и это слово гулко раскатилось по всему подвалу.
Аня, вздрогнув, вжалась в стену и, неловко повернувшись, столкнула локтем пару банок. Обе разбились. На кроссовки девушки выплеснулся, очевидно, рассол или маринад, потому что нестерпимо приторно запахло чесноком, укропом и смородиновым листом. Этот запах тоже был настолько знакомым и домашним и так не вязался с нынешним Аниным положением, что она все-таки всхлипнула, но тут же зажала себе рот рукой, приказав не распускаться. Она резко выдохнула и нырнула в темень подвала, будто в холодную воду.
Некоторое время она шла вдоль стены, и на ее пути ничего не попадалось, потом впереди появились очертания то ли занавеса, то ли развешанного для сушки белья. Интересно, есть ли смысл сушить белье в подвале? Аня уже начала ощущать его сырость и холод. Лучше все-таки сушить белье на улице, тем более что стоит такая жарища… Впрочем, кто его знает, жарища сейчас на заливе или нет. Погода на Северо-Западе так быстро меняется… Аня не была на улице с прошлого вечера… А кажется, что в подвале она уже несколько лет.
То, что девушка приняла за развешанное белье или занавес, оказалось огромной рыбацкой сетью с довольно крупными ячейками. Может, таким неводом пушкинский старик поймал свою золотую рыбку? Вот бы ее сюда, эту рыбку. Аня не стала бы у нее просить ни бриллиантовые сережки, о которых мечтала, ни даже курточку с металлизированным покрытием, как у соседки Наташки. Аня попросила бы золотую рыбку, чтобы она перенесла ее домой к маме… Нет, это было бы вторым желанием. А первым – чтобы ее простил Володя и чтобы все стало как раньше. А еще лучше, чтобы не простил, а забыл бы напрочь, навсегда, как будто она никогда и не предавала его. Нет. Опять все не то… Первым желанием было бы вернуть всех ребят, чтобы все они оказались живы и здоровы. Потом уже – Володя… А потом можно и домой…
Размышляя подобным образом, Аня бродила вдоль развешанных сетей и никак не могла найти сквозь них проход. Они перегораживали все помещение от стены до стены. А за ними девушке уже мерещилась дверь на волю. Аня попыталась рвануть ячейки руками, но сеть была изготовлена добротно, из толстых крученых синтетических шнуров. Надо быть акулой или китом, чтобы прорвать ее и скрыться от преследователей. Преследователей… Кстати, о преследователях… Где они? Что им надо от нее? Чего они добиваются? Хотя… думать о них совершено некогда…
Аня подошла к стене и попробовала руками нащупать какой-нибудь крюк, на котором висит сеть. Раз она повешена, значит, можно ее снять. Не прибита же она к стене намертво?
Оказалось, что прибита и именно намертво. Гвоздями с огромными шляпками. Странно… Можно подумать, что за этой сетью находится вольер с дикими зверями… А вдруг правда? Может быть, выход из подвала охраняет огромная волчица или страшный пес? Нет… Глупости! Дикие звери давно выдали бы себя рычанием, да и запах возле них, если судить по зоопарку, должен быть специфическим.
– Какая же я дура! – опять очень громко сказала Аня и снова вздрогнула от гулкого раската собственных слов.
Она присела на корточки и попыталась приподнять тяжелые края сетей. Можно же просто пролезть внизу – и все дела!
Очень скоро Аня поняла, что и пролезть тоже нельзя. Сети были развешаны в несколько слоев, и один из них оказался закреплен еще и на полу. Ничего себе! Зачем? Впрочем, глупо задавать подобные вопросы в доме, где все делалось непонятно зачем. Сеть наверняка прибили к стене и к полу, чтобы она, Аня, не прошла! Чтобы запуталась в ней, как муха в паучьей паутине, и ссохлась в мумию со скрюченными ножками и ручками.
– Ничего у вас не выйдет, поняли! – крикнула девушка уже специально как можно громче. Ей хотелось, чтобы эхо многократно повторило ее крик. Тогда мучители сразу поняли бы: она так просто не сдастся.
Эха не было. Ее крик, усиленный полупустым помещением, быстро растаял.
– Ничего у них не выйдет, – Аня повторила это уже тихо и самой себе.
Она развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла назад на запах маринада со смородиновым листом. Порезав пальцы в нескольких местах, среди огурцов, помидоров, сморщенных листьев смородины, хрена и пушистых укропных зонтиков Аня отыскала приличные куски битого стекла. Особенно хорош был кусок от донышка, от которого под углом отходил острый клинок боковой стенки банки. Аня сняла футболку, обмотала ею «рукоятку» клинка и, поеживаясь от холода, отправилась обратно к сети.
Главное, найти правильное место, где начать резать. Пожалуй, стоит это сделать у первого от стенки гвоздя, вбитого в пол. Тогда сразу освободится треугольный кусок сети, и она, Аня, возможно, сможет пролезть в освободившееся пространство. Впрочем, что значит «сможет»? Она просто обязана пролезть, иначе ей крышка! Хорошо, что она достаточна худа, не то что Криска… При воспоминании об исчезнувшей подруге ей опять очень захотелось расплакаться. Аня шмыгнула носом, закусила губу, села прямо на бетонный пол и принялась в полной темноте пилить битым стеклом толстые, свитые из нескольких крученых шнуров сети.
Поддавались они плохо. Оказалось, что шнуры, в свою очередь, были сплетены из множества прочных нитей, которые резались с большим трудом. Ане уже давно сделалось жарко, футболка, намотанная на «рукоять» ее «инструмента», кое-где прорвалась, и острое стекло резало ладонь. Но девушка понимала, что останавливаться нельзя. Стоит остановиться – и все! Невозможно уже будет снова заставить себя взять в окровавленные руки стекло.
Трудно сказать, сколько прошло времени, но перерезать сеть над гвоздем Ане все же удалось. Она размотала свое «орудие» и кое-как перевязала сочившуюся кровью ладонь. Потом рванула сеть, и перед ней, как она того и ожидала, оказалась приличная по размерам дыра, в которую девушка вполне могла пролезть. Аня легла на пол, чтобы протиснуться сквозь сеть, но вдруг неожиданно отворилась дверь, через которую она попала в подвал.
От ужаса Аня не смогла даже вскрикнуть. Она видела, как в растворенной створке мелькнул свет, потом чьи-то руки выбросили что-то на лестницу или (что еще страшнее) кого-то вытолкнули, и дверь снова захлопнулась. Это «что-то» скатилось с лестницы вниз подвала безвольным кулем. Ане показалось, что у ЭТОГО было лицо и вроде бы даже при падении мелькнула рука. Кто же это такой? И что теперь делать ей, Ане? Она уже почти за сетью, и совсем недалеко дверь из подвала. Она уже хорошо ее видит.
А вдруг это Антон? Они же оставались в домике вдвоем, значит, никто другой упасть с лестницы не мог! Почему же он лежит без движения? Может, он уже… Аня не додумала эту ужасную мысль до конца, потому что ей показалось, что человек у лестницы пошевелился и издал стон.
Аня, еще немного помедлив, все-таки вылезла из своей дыры и направилась к лежащему на полу человеку.
– Антошка! – выкрикнула она, когда и впрямь узнала своего одноклассника. – Что? Что они с тобой сделали? Где болит?
– Анька! – шепотом обрадовался Масляков. Видимо, разговор давался ему с трудом.
– Да Анька я, Анька! – нетерпеливо отозвалась девушка. – С тобой-то что?
– Не знаю… Я пошел за фонариком… а потом остальное… уже как-то неотчетливо… Кажется, меня ударили по голове. Наверно, какое-то время я был без сознания, потому что… ну ничего не помню… Потом в мозгу вроде что-то прояснилось, меня куда-то потащили… и вот – здравствуй, Аня! – Антон хотел засмеяться, но вместо этого сморщился и потер лоб: – Голова болит – сил нет.
– Идти-то сможешь? – чуть не плача спросила Кашуба.
