— пугала меня.
— Бери, пей. — Мать подала мне кружку с молоком. — Да не убегай из дому, а то сегодня весь день на тебя удержу нету.
— Так ведь и Нинки нет, и Женика…
— Они в Малиновку побежали — скажут нашим, что батька вернулся.
Мать додаивала корову. Я выпил молоко, посидел немного на завалинке и вернулся в хату. И уже никуда не убегал — ожидал, когда же проснется мой батька.
…А потом, когда отец ушел в партизаны, как мы все ждали его!
Обычно наведывался он около полуночи. Сначала у него был обрез какой-то, а потом пришел с ручным пулеметом…
Я никак не мог уснуть. Ночь была темная, ветреная. Казалось, вот-вот густой страшный мрак выдавит окна, зазвенит стекло, и зябкая осенняя стужа ворвется в хату. Я прячу голову под одеяло. Женя рядом со мной, но он спокойно спит, посапывая. Вдруг слышу, как ровно и знакомо звенит оконное стекло — снаружи кто-то стучит в него.
— Мама, таточка пришел! — радостно воскликнул я. — Слышишь, мама?!
— Тише, сыночек, тише… Может, это немцы, — шепчет мать, слезая с печи. Она осторожно приблизилась к окну, спросила: — Кто? — и чуть приподняла шторку.
Вместо ответа снова послышался тихий и такой же ритмично-спокойный стук в оконное стекло. И мать пошла отпирать дверь, встречать отца. Я принялся будить Женю. Он проснулся сразу же, как только услышал, что пришел отец. Проснулась и Нина. Мы все притихли и ждали. И только Надя, меньшая наша сестричка, которая не умела еще радоваться вместе с нами, тихо спала в люльке.
Отец, как только вошел в хату, помог матери завесить одеялами окна, зажег на загнетке лучинку и потом уже подошел к кровати. Мы наперебой кинулись к нему.
— Как вы тут, дети мои? — и каждого из нас долго, по очереди, обнимал и целовал. — Ну, не шумите только…
На столе уже ожидали отца молоко и краюшка хлеба.
— Перекуси, Грасичка, а я тем временем соберу чего…
Посреди хаты стоял на ножках отцов пулемет, дулом направленный на дверь.
Я так же, как и Женя, высунулся из-под одеяла и издали разглядывал пулемет.
— Тата, а почему пулемет насторожился, как собака?
— Он всегда такой, — ответил нам отец.
— И кусается?
— Фрицев еще как кусает!
— И они дохнут?
— Как мухи на морозе.
— А пулемет бегает?
— Бывает, что и бегает, но редко.
О том, как «бегал» отцов пулемет, я узнал значительно позже — уже после войны.
Сидели партизаны в засаде — как раз неподалеку от Соколовского моста, где лес подступает к самому шоссе. Был там и мой отец с пулеметом. Показались немецкие грузовики. Два. Их и обстреляли. Разбили. А следом — целая колонна машин, и немцев полно. Начался бой. И вдруг отцов пулемет замолк. Немцы опомнились — наступать. Лезут напролом — много же их! И уж совсем близко подошли, а отец все молчит со своим пулеметом, не стреляет… Партизаны отступили. Вернулись в отряд, отец проверил пулемет — стреляет. «Что за черт!» — думает. И решил, что испорченный, сплющенный патрон попал и заело затвор. А через день-другой снова пошли на задание. И снова пулемет неисправным оказался, отказал. Тут уж все серьезно забеспокоились, отец — тоже, так как даже командир, как ему вдруг показалось, стал глядеть на него подозрительно: когда надо стрелять, он молчит… Посмотрел пулемет оружейник Петрок Кучевей, стрельнул — все нормально, оружие исправное.
— А ты, Петрок, — говорит отец оружейнику, — попробуй с полдиска выпусти, побольше постреляй… Увидишь — закапризничает.
— Полдиска, говоришь? — подозрительно усмехнулся оружейник. — Собаке под хвост полдиска, да? — и доложил командиру, что пулемет исправный.
Командир, правда, не стал экономить патроны. Лег за пулемет и хотел разрядить диск одной очередью, но ему это не удалось: пулемет замолк после нескольких выстрелов. Поднялся командир с земли и приказал оружейнику:
— Отремонтировать и доложить мне, ясно? Проверю сам! — и хотел уже идти, но тот начал оправдываться:
— Так ведь пулемет исправный! Все в нем на месте…
Командир достал из нагрудного кармана какую-то бумажонку, потряс ею перед носом Кучевея:
— Ясно, что надо делать? Отремонтировать как следует! И чтобы этих вот штучек не было… Он тут же порвал надвое сложенный листок и ушел.
Тогда отец видит, что Петрок слабак в таком оружии, и сам взялся за пулемет. Пришлось заменить ствол, так как в прежнем был проржавленный патронник. Ствол он переставил из Кучевеевого пулемета. Кучевей поначалу согласился, отдал ствол, а когда убедился, что его пулемет перестал стрелять, завертелся ужом…
* * *
Лозу мы привезли домой, когда уже хорошо стемнело. Умаялись здорово. Но и спалось же потом! Говорят, если видишь во сне, что собираешь монетки, то обязательно случится какая-нибудь неприятность, и горькая до слез. Такой сон, с монетками, мне как раз и снился. А кто, увидев перед собой серебряные монетки, не позарится на них, кто пройдет мимо? Я тоже клюнул на приманку — начал собирать и радоваться, никак не подозревая, что это все только сон.
В нашей хате часто демонстрировались фильмы. Киномеханик тоже у нас столовался. И вот, снилось мне, когда фильм окончился и хата опустела, я сначала увидал на полу одну монетку… А потом еще и еще — много монеток!
И я принялся их собирать…
Когда проснулся и рассказал матери о своем сне, она вдруг нахмурилась:
— Пусть этот твой сон, сыночек, на сухой лес идет… — И, немного помолчав, упавшим голосом дополнила: — Плохой сон… Монеты — всегда к слезам. Будешь плакать…
Не прошло и получаса, как прибежала к нам из Малиновки тетка Маруся и сказала, что умерла моя бабушка Донька…
Мы собирались в лес, вернее, на болотистое угодье, где отец приглядел хорошую траву. С этим покосом надо было спешить, управиться как можно скорее — ведь не одни мы знали о нем. Охотников, конечно, много было, и каждый, можно сказать, ждал только, покуда болото подсохнет, а тем временем и трава подрастет, нальется соками. Заодно мы собрались нарвать на болоте петушков — снеди для кабана. Стебель этой травы длинный, листья округлые, пышные и сочно-мучнистые. Может быть, называют ее и не так, как у нас, а только в петушках этих, если верить матери, очень много крахмала. Трава полезная, выходит. И права все-таки мать: ведь недаром же кабан, когда ест, то аж захлебывается — аппетит что надо! Еще бы: добывать такое лакомство из змеиной трясины не так-то и легко…
Мать принесла из погребка
