— Не всех, конечно, — скромно признался как-то Виктор Николаевич. — Настоящий коллекционер меня мало интересует, пусть с ним ВОФ возится — Всесоюзное общество филателистов! Мне подавай тех, для кого что марка, что пыжик, все едино — бизнес, сфера вложения капитала. Среди них попадаются такие экземпляры — пальчики оближешь! Хватают сходу, как щуки в начале апреля! Сейчас в филателию косяком валят. Ты думаешь, что их привлекает? Ну, кого-то картинки и прочая дребедень, а большинство прослышало, будто маркам никакая инфляция-девальвация не страшна, будто марки — всегда деньги. Вот и вкладывают! Надо, старик, учитывать это симпатичное обстоятельство, психологию изучать. Есть такая наука, самая главная в нашем деле. Про душу человеческую.
Не скупясь, делился Виктор Николаевич Строков своими знаниями с Алексеем Оспищевым:
— Не ленись, не ленись! Ищи! Филателиста, как и волка, ноги кормят! Услыхал, что у черта на куличках есть хоть какой завалящий альбом, — иди! Пусть на улице дождь, пусть град, а ты иди! Пусть тебе говорят, что там только макулатура, грибком прихваченная, ты все равно иди! Потому что в этой макулатуре встречаются жемчужные зернышки.
Познакомился Леша и с работой «дантиста» — так дядя Витя называл тех, кто превращает обычные зубцовые марки в беззубцовые раритеты. Сам Строков этим занятием не грешил, но лекцию о дантистах прочитал. И даже показал, как это делается. Когда Алексей спросил, почему бы не попробовать вырвать зубы одной-двум сериям, Виктор Николаевич строго сказал:
— Это не наша с тобой профессия! Я привык соблюдать технику безопасности.
— Не стой под краном? — показал свою осведомленность Леша.
— Верно: не стой под краном. А еще лучше: не трогать — смертельно!
Он не стал распространяться о том, что именно по соображениям техники безопасности перенес свои гастроли в провинцию.
Если бы знала Лешина бабушка, какое образование дает ее внуку обходительнейший Виктор Николаевич! Но она в Строкове души не чаяла. Оспищев тоже. Еще бы, ведь это дядя Витя сделал его самым богатым человеком в классе!
Другой бы на месте Алексея все свое богатство на те же марки тратил или в парке культуры в игровые автоматы спустил. Оспищеву деньги нужны были для другого. Он и до встречи с дядей Витей любил, чтобы ему подчинялись. Но тогда для этого у него имелось только одно средство — кулаки. Но тут оказалось, что рубль иногда срабатывает вернее и безопаснее самых сильных болевых приемов, которым Оспищева научил знакомый старшеклассник. Дашь человеку взаймы, а он отдать никак не может. Собственно говоря, это сразу видно, что не сможет, уж что-что, а финансовые возможности своих одноклассников Леша знал получше их самих. Но ему только того и надо! Потому что теперь должник у тебя в руках: что хочешь, то с ним и делай. Хочешь — верхом на нем всю перемену катайся, хочешь — прикажи голы в свои ворота забивать. Да мало ли что можно придумать, чтобы все видели, какая у тебя над человеком власть безграничная!
Особенно разбогател Алексей Оспищев после операции «Дорогие дяди и тети!».
Человек, не знающий психологии, никогда не додумался бы до такого мероприятия. А вот Строков додумался. Мысль о дорогих дядях и тетях мелькнула у него еще при первой встрече с Алексеем, но все руки не доходили. Дошли почти через год.
— Вырви-ка листок из тетрадки! — приказал он своему помощнику. — Напишем с тобой диктант, а то бабуля жалуется: «двоек» по русскому нахватал! А заодно и полезное дело сделаем.
И принялся диктовать:
— «Дорогие дяди и тети! Меня зовут Леша, мне десять лет, я учусь на «хорошо» и «отлично»…»
Алексей с удивлением посмотрел на Строкова. Но тот предупредил его вопросы:
— Да, да, на «хорошо» и «отлично»! Пожалуйста, не отвлекайся, потом я тебе все объясню.
И Оспищев больше не отвлекался.
— «Учиться мне помогают почтовые марки, которых у меня очень мало, — продолжал диктовать дядя Витя. — А мало потому, что мама зарабатывает мало денег, а папа от нас ушел. Мама часто плачет, но когда я показываю ей марки, она улыбается и забывает, что от нас ушел папа. Особенно ей нравятся марки, на которых нарисованы разные картины. Но у меня таких марок совсем-совсем мало. Можно присылать и такие, на которых уже стоят печати, только лучше, чтобы без печатей. Марки присылайте по адресу…»
«Хорошист» сделал восемь ошибок. Виктор Николаевич терпеливо исправил шесть, а две оставил и велел Леше переписать письмо заново. Оно было отправлено в Новоуральское отделение Всесоюзного общества филателистов.
Результат превзошел все ожидания. Можно было подумать, будто новоуральцы, во всяком случае лучшая их часть, только о том и думали, чтобы выполнить просьбу Алексея Оспищева, хорошего ученика и такого заботливого сына. Марки посыпались, словно из рога изобилия, а вернее — из почтового рожка. Из них можно было составить чуть не полную коллекцию советской «Живописи». А сколько еще прислали зарубежных! Три месяца почтальон, чертыхаясь, носил Оспищеву бандероли и заказные письма. С ним делились марками взрослые и дети, целые классы и пионерские дружины. Но особенно много — тети.
Пятьсот сорок одна марка, двенадцать блоков, четыре кляссера, один каталог — таков был новоуральский урожай. Вот когда Леша понял гениальность идеи Виктора Николаевича!
Первый успех окрылил. Еще продолжали поступать дары с Урала, а на юг, к берегам теплого Черного моря полетело другое письмо.
В нем школьник-хорошист Алексей Оспищев с радостью извещал ветеранов филателии, что его избрали председателем клуба юных филателистов, который был создан при домоуправлении, что руководил клубом дядя Витя и что в их районе стало гораздо меньше драк и других неприятностей. Но потом КЮФ постепенно распался, потому что не хватало марок. И вот он, Леша Оспищев, без разрешения дяди Вити (последние слова Виктор Николаевич сам подчеркнул двумя жирными линиями) решил попросить помощи.
В конце письма школьник-хорошист информировал своих старших товарищей, что присылать следует не только «Космос» и «Спорт», которым увлекаются все ребята, но и другие марки, потому что дядя Витя советует собирать коллективную систематическую коллекцию.
И снова механизм доверия сработал безотказно. Особенно умилили убеленных сединами филателистов слова о сокращении драк. Более полугода с полной нагрузкой работал воздушный мост, по которому перебрасывались письма, заказные и ценные бандероли, посылки.
Виктор Николаевич не жадничал: многие дублеты отдавал своему помощнику.
Они уже заготовили третье письмо, но как раз в это время в местной пионерской газете появилась статья о девочке, для которой почтовые марки — единственное окно в мир. Вот когда Леша увидел дядю Витю взбешенным.
— Я же тебя предупреждал, — бушевал он, — читай газеты! Сколько раз надо повторять: неученье — тьма! Почему я должен узнавать о важнейшем событии, которое произошло в твоем городе, с опозданием на целую неделю? Почему?
Отбушевав, Виктор Николаевич приказал:
— Больше никаких теть и дядь! И вообще их никогда не было! Ты меня понял? Ни-ко-гда! Кто бы тебя ни спрашивал, ты ничего не знаешь!
Леша еще попытался спасти тонущий корабль, уж очень ему не хотелось вот так, за здорово живешь, отказываться от такого прибыльного дела:
— Почему? Какая нам забота до этой больной девчонки?
— Почему, почему! — снова взорвался Строков. — Потому что подражатели до добра не доведут! Понял? Это не я тебе говорю, это техника безопасности предупреждает! Нет, ты только подумай: прямо через прессу шпарят!
… Так состоялось заочное знакомство Леши Оспищева со Светой Кругловой. Мог ли он подозревать, что физрук пионерского лагеря «Текстильщик» и девочка, о которой несколько лет назад писала газета, — одно и то же лицо?!
История седьмая, антипедагогическая, рассказанная Егором Тихоновым.У нас тогда две школы объединили, и мы с Юраней оказались в одном классе — пятом Б. Объединили нас в середине года, сразу после зимних каникул, а через месяц приключилась та самая история.
Это только взрослые так думают, будто, чтобы человека узнать, надо с ним пуд соли съесть, что чужая душа — потемки, и все такое прочее. Ерунда! Да в классе тебя за неделю так просветят, ты как хочешь притворяйся, а все равно не скроешь, какой ты есть на самом деле. Ну а если за одной партой сидишь, тут и недели не надо.
Что мне в Юране понравилось, так это то, что он выхваляться не любит, себя показывать. Нет, отличником он не был, по матёме я даже лучше его соображал, но по истории… Я думаю, все люди делятся на тех, которые умеют даты и царей запоминать и которые не умеют. Которые умеют, тех мало, по одному на класс, редко когда больше. И ведь что интересно: хоккеистов я всех знаю, ну не всех, но тех, кто в высшей лиге, — это точно. И не учил я их никогда! Так же, как девчонки — артистов.
