Но тут она убрала руки. Я вздохнул с глубочайшим облегчением.
— Ну так как, — спросил я. — Тебе понравилось, что ты увидела?
Она улыбнулась.
— Угу. Да, мне понравилось.
А не настала ли теперь моя очередь для исследований? Но я постеснялся спрашивать.
— Привет, Энси!
Я подскочил. Шва застал меня врасплох. Интересно, как долго он торчит здесь и что видел?
— Тьфу ты! Вечно подбираешься, как вор!
— А я всё раздумывала, когда же ты его заметишь, — сказала Лекси.
Я вихрем развернулся к ней.
— Ты знала, что он здесь?!
— Конечно. Я слышала его дыхание. Как он тебя назвал?
— Никак, это просто кличка[23].
— Она видела меня! — обрадовался Шва. — Подумать только! Она видела меня!
— Не видела она тебя, она слепая!
— Но она знала, что я здесь! — Шва переполнял восторг. — Эй, Энси, может, мы проведём ещё ряд экспериментов, с участием Лекси на этот раз? Удостоверимся — может, у неё иммунитет к «эффекту Шва»? Кто знает, а вдруг это наследственное? Потому что её дед тоже, как правило, замечает меня.
Лекси заулыбалась.
— Энси? Он назвал тебя Энси?
Я вскинул ладони вверх. Поговорка «третий — лишний» подходила к данной ситуации как нельзя лучше; а у меня возникло чувство, будто тут уже не третий, а целая очередь лишних — наподобие цифр после запятой в числе π.
— Шва, а тебе собак прогуливать не надо?
— У меня целый день впереди.
— Ты не собираешься нас познакомить? — поинтересовалась Лекси.
Я вздохнул, сдаваясь.
— Лекси, это Шва. Шва, это Лекси.
— Кельвин, — сказал он. — Очень приятно.
В этот момент Благоразумие и Зависть начали потихоньку беситься со скуки. Мы отправились домой, и я отвёл их наверх один. Вернувшись на улицу, я обнаружил, что Лекси ощупывает лицо Шва.
— Эй! — завопил я и кинулся к ним бегом.
— Я хотел, чтобы Лекси увидела меня, — сказал Шва, — так же, как она видела тебя.
— А с чего ты взял, что ей хочется тебя видеть?
Лекси, наморщив брови, продолжала ощупывать кончиками пальцев физиономию Шва.
— Хм-м… это интересно.
— Что? — встрепенулся Шва. — Что там?
— Н-не знаю. Это как… Я словно не могу получить ясное представление. Твоё лицо как будто…
— Невидимое? — предположил я.
— Нет, — ответила Лекси, подыскивая верное слово. Лицо Шва она ощупывала куда тщательнее, чем моё. И хотя она прикоснулась и к его губам, в зубы ему она не полезла. Если бы она это сделала, меня бы хватил удар, хотя и не могу в точности сказать, почему.
— У него лицо какое-то… чистое, без примесей, — сказала она. — Словно сливочное мороженое.
Рот Шва разъехался в улыбке.
— Да ну? У меня лицо как мороженое?
— Как сливочное мороженое, — напомнил я. — Оно безвкусное.
— Ничего подобного, — возразила Лекси. — Вкус есть, только очень тонкий.
— Никто не любит сливочное мороженое без наполнителей! — сказал я.
— Вообще-то, это моё любимое, — сказала Лекси.
Шва, с лица которого не сходила счастливая улыбка, бросил на меня ликующий взгляд. Фу, пакость.
А теперь давайте кое-что проясним. Я только-только познакомился с Лекси, и она, в общем, не мой тип. Мы слишком разные. В смысле я итальянец, а она слепая. Но видеть, как её пальцы скользят по мордуленции Шва… Не знаю… Со мной сделалось что-то непонятное.
Мы с Лекси пошли на ланч в ресторан Кроули. Омар за счёт заведения. Шва, как и следовало ожидать, материализовался около стола и попытался влезть в нашу компанию, но я был настороже: быстренько привёл ему двух очередных собак на выгул. Как только я сунул поводки в руку Шва, метрдотеля накрыла истерика; он начал вопить об антисанитарии и инструкциях службы охраны здоровья, после чего живо выгнал Шва с его питомцами через чёрный ход.
— Друг у тебя прикольный, — сказала Лекси, когда Шва ушёл.
— Угу, — буркнул я. — Скорее приблажный.
И тут же почувствовал весьма неприятный укол вины за то, что, по сути, предаю Шва.
Лекси тонко улыбнулась, и на мгновение я забыл, что она слепа, потому что на самом деле эта девочка видела всё.
9. Может, французы поступают правильно? Потому что лучше бы мне отчекрыжили голову гильотиной
Из плохой стрижки жизнь превратилась в экзамен по алгебре. Алгебраическое выражение только тогда обретает смысл, когда продерёшься через все действия до самого конца; смухлевать и подогнать под ответ не получится. Но это ещё ничего. В ту же секунду, когда в уравнение вводится новая переменная, сложность возрастает многократно. Я хочу сказать, что решение для одного простого х было и без того нелёгким, но когда в уравнении появились ещё и Лекси со Шва, пришлось искать решение для x, y и z. Когда всё запутывается до такой степени, лучше положить карандаш на парту и признать своё поражение.
Проблема в том, что Шва — не совсем обычная переменная. Он больше смахивает на i — воображаемое число. На квадратный корень из отрицательного числа, чего существовать не может, но тем не менее каким-то совершенно невообразимым образом существует. Шва — он на грани между существованием и не-существованием; вот почему, думается мне, он так вцепился в нас с Лекси.
Шва позвонил мне на следующее утро и зазвал к себе на ланч. Я был занят, писал реферат для урока обществоведения по истории высшей меры наказания — тема вовсе не скучная, если учесть, что среди прочего речь в реферате шла о таких весёлых вещах, как усекновение головы и казнь на электрическом стуле — но ведь это было воскресенье! Воскресенье и домашнее задание сочетаются так же хорошо, как вода с огнём. Кстати, была такая казнь в эпоху раннего средневековья — осуждённого топили в воде. И была другая, где его поджаривали на костре.
Принимая приглашение на ланч, я ещё не знал, что у Шва поджарят меня самого.
Дверь мне открыл мистер Шва; в этот раз на нём был не его замызганный малярский комбинезон, а джинсы и рубашка, впрочем, на них тоже там и сям виднелись пятна краски. В руке он сжимал мясницкий нож.
— Тебе кого?
Если бы пятна на его одежде были красными, я, наверно, убежал бы отсюда впереди собственного крика.
— Я друг Кельвина. Энси.
— Ну конечно! Думаю, Кельвин в школе… хотя стоп, если бы он был в школе, то и ты тоже, так что, наверно, он всё же не в школе.
— Сегодня воскресенье.
— А, ну да! Заходи.
Я ещё раз покосился на нож и вошёл, хотя внутренний голос всячески протестовал и сопротивлялся.
Шва возился на кухне — упорядочивал жёлтые стикеры на холодильнике.
— Привет, Энси! — Это было сказано таким счастливым тоном, что я подумал, не выиграл ли он в лотерею.
— На, выпей колы, — предложил он и сунул банку мне в руку. — Папа готовит сосиски с бобами на ланч.
Мистер Шва, обрадовавшись, что ему напомнили, чем он занимается, вернулся на кухню.
— Энси, — сказал Шва, — пойдём, покажу тебе кое-что, — и потащил меня в свою комнату, где на кровати покоилась коробка с коллекцией скрепок.
Шва запустил в неё руку и осторожно вытащил маленький пакетик.
— Ручаюсь, такого ты ещё никогда не видел!
Вещица в пакетике когда-то, видимо, была латунным штифтом или чем-то в этом роде, но сейчас, сломанная и почерневшая, не была похожа вообще ни на что. Шва держал пакетик так, будто опасался, что штуковина внутри в любую секунду распадётся на атомы.
— Похоже на птичью какашку.
— Это очень-очень старая скрепка. — Улыбка Шва стала ещё шире, она шла теперь от одного уха к другому, и создавалось впечатление, будто его нижняя челюсть подвешена на петлях, как в керамических посудинах для печенья, сделанных в форме головы. — Она с «Титаника»!
Я вылупился на него в ожидании, что сейчас он заржёт, мол, «здорово я тебя разыграл!», но он и не думал смеяться.
— Да откуда у тебя скрепка с «Титаника»?
— Я писал в Новую Шотландию, в музей мореходства, шесть раз, — принялся рассказывать Шва. — Я знал — у них тонны всякого хлама с «Титаника» в запасниках; просто это такой мусор, что его неинтересно выставлять на стендах. Они не отвечали, и тогда я накропал письмо якобы от моего доктора; написал, что, мол, у меня редкое психическое заболевание…
— И с последним проблеском сознания ты пожелал заиметь скрепку с «Титаника»?
Шва закивал.
— Сам никак не поверю, что они на это купились.
— Не думаю, что купились. Просто они уже не чаяли, как от тебя избавиться.
Улыбка начала сходить с лица Шва, пока не исчезла совсем.
— Хочешь, я отдам тебе эту скрепку? — спросил он.
— Мне? Ради неё ты пошёл на такие ухищрения, а теперь вдруг решил отдать? С чего бы это?
— Ладно, не хочешь эту, возьми другую. — Он принялся копаться в коробке и вытаскивать из неё один пакетик за другим. — Как насчёт вот этой — ею был скреплён первый контракт Майкла Джордана? Или вот этой — говорят, она стягивала листы отчёта о вскрытии трупа пришельца? Я купил её на eBay.
