— Ваську? На учет? — тут Кочкин словно проснулся. — За что? — вскричал он.
— Потише, потише! Какие буйные! — Зинаида Федоровна буйных тоже не любила. С буйными хуже всего. Они детей заиками делают.
— Ты мне объясни, — повернулся папа Кочкин к сыну. — За что тебя на учет?
Вася пожал плечами:
— Пусть поставят. Я хочу, чтоб меня учитывали.
— Вот-вот, — с жалостью произнесла Зинаида Федоровна. — Сегодня — детская комната милиции, завтра — спецшкола, потом — прямой путь в колонию. А из колонии вернется бандитом!
Вся Васина судьба была расписана как по нотам. Видимо, за свою долгую службу Зинаида Федоровна нагляделась и натерпелась. И вот еще один перед ней…
Светлана Ивановна перестала качать ногой. Мрачное будущее Васи Кочкина ее встревожило. Она стала уговаривать инспектора Шишкину дать Васе отсрочку. Ну, если еще одно хулиганство… Она выразительно посмотрела на Васиного папу. Ей хотелось, чтоб он тоже попросил, покаялся, пообещал. Но лицо старшего Кочкина было непреклонно. Он ничего не просил и ни в чем не каялся. Даже Вася удивился: он впервые видел отца таким твердым. Стоит, подбородок вперед, руки за спиной, словно говорят ему: «Отрекись!» А он: «Не отрекусь!»
— Ваше дело, — сказала инспектор Светлане Ивановне. — От вас поступила жалоба, я среагировала. Берете его на поруки?
— Беру, — согласилась Светлана Ивановна.
— Не надо нам порук, — сказал старший Кочкин. — Мы как-нибудь без порук… Без порук как-нибудь воспитаем гражданина!
— Вот именно, как-нибудь, — заметила инспектор.
— Да вас самих нужно воспитывать, — сказала учительница.
— Еще неизвестно, кому кого надо воспитывать, — тихо, но твердо произнес папа. — Может быть, вот он, Васька, всех нас воспитывает.
— С вами поговоришь! — Светлана Ивановна вспыхнула и даже притопнула изящной туфелькой.
Папа вздохнул:
— Вот так-то, дорогуши! — И вышел из зала.
— И это при ребенке! — крикнула ему вдогонку потрясенная Шишкина.
Вася выскочил вслед за папой.
Они вышли на улицу. Папа закурил.
— Ну, иди домой! — он похлопал сына по плечу. — Нам в разные стороны. Мне еще на работу бежать. К Октябрьской надо кучу лозунгов написать.
— А сейчас какой пишешь?
— «Отдадим все силы…»
— Опять все силы, — вздохнул Вася.
Они расстались. Папа пошел призывать, а Васе надо было подумать обо всем, что произошло. Что-то получается не то в его жизни. Невеселая история. Даже грустная.
Размышляя, Вася не заметил, как его догнала Лидия Петровна.
— Что, Василий, нос повесил? — спросила она.
— Потому что меня по носу бьют, — улыбнулся Вася и почесал нос.
— Вот невидаль!
Они пошли вместе. Лидия Петровна, как всегда, была в своей шляпке, плащике, старых туфлях.
В овощном ларьке продавали капусту. Очередь была человек десять.
— Придется встать, — сказала Лидия Петровна. — Ты мне поможешь донести? — спросила она.
Вася закивал головой.
— Почему никто из вас не умеет говорить элементарные любезности?
— Какие любезности? — удивился Вася.
— Головой ты умеешь кивать. А сказать: «Рад вам помочь!» или даже «Счастлив вам помочь!» — не можешь?
— Как в девятнадцатом веке! — сообразил Вася. — Так они в очередь за капустой не стояли. Только и делали, что прожигали жизнь на балах! Их с детства учили…
— Что правильно, то правильно, — перебила его Лидия Петровна. — Их с детства учили!
Пока Лидия Петровна объясняла Васе про дворянскую жизнь, подошла очередь, на них зашикали, потому что надо было выбирать капусту.
Продавщица без всякого выбора бросила на весы три вилка.
— Самые плохие! — возмутился Вася. — Вон тот дайте, в уголке!
— Тот не нужен, этот не нужен, роются тут! — закричала продавщица. Очередь ее поддержала. Все стали обвинять Лидию Петровну, что она роется в капусте.
— Кто роется? — воскликнул Вася. — Сами роетесь, мы даже не выбирали!
— Ишь распустили! — мужчина, стоящий следующим в очереди, отодвинул Васю от прилавка. — Воспитала бабка внука, а он вырастет, потом ей же голову оторвет!
Лидия Петровна молча расплатилась, Вася затолкнул вилки в сетку, сдерживая негодование.
— Я на весь ваш ларек жалобу в горисполком напишу! — крикнул он (Лидия Петровна тащила его за рукав). Когда человек в негодовании, он всегда мелет всякую глупость, Вася это понимал, но ничего другого ему в голову не пришло.
— Не ожидала я от тебя, Василий! — сухо сказала Лидия Петровна, когда они отошли от ларька.
— А чего они ругаются? «Голову оторвет!» — передразнил он. — Я точно знаю, что этот усатый всю капусту переберет и никто ему слова не скажет. А кто не выбирает, на того и кричат. Я уж сколько раз замечал!
— Ты меня гораздо опытнее, — насмешливо сказала Лидия Петровна. — С тобой не пропадешь. Только учти — склочников я не люблю.
— Разве я склочник? — обиделся Вася. — Я — за справедливость!
— Когда во время голода люди дерутся из-за куска хлеба — это довольно неприятная картина. Видела. А когда сытые — из-за вилка капусты… Унизительно! Ты меня, Василий, огорчил.
Вася и сам был огорчен. Значит, что-то ему недоступно такое, что для Лидии Петровны само собой. Будь на месте Лидии Петровны мама, она тут же бы во всей очереди навела порядок, и каждый бы получил капусту ту, что надо. Это Вася понимал и маму одобрял. Кто-то должен порядок наводить?
А Лидия Петровна лучше капусту есть не будет. И не только капусту. Капуста к примеру. И еще принесут, так не примет. Умрет с голоду.
Вася шел, жевал листок капусты, и вид у него был довольно глупый.
— Лидия Петровна, вы говорили, что надо жить осознанно. А как это осознанно?
— Разве ты не знаешь?
— Откуда мне знать? Я ведь еще мало жил.
— Не так-то мало. Уже можешь соображать. Сейчас не поймешь — потом уже трудно будет понять.
— Так как?
— Сопротивляться злу. Другого ничего не могу тебе сказать. Ну, и глупости тоже. Только не по капустным делам. Очень все просто, Василий.
— Просто?
— Просто. А ты бы хотел жить запутанно?
— Не хотел бы…
— Вот и живи просто. Сопротивляйся злу и глупости.
Небольшое отступление. На то и мужчины
Мама сообщила радостную весть: ее посылают на конкурс парикмахеров в город Ленинград. Мамой можно было гордиться. На радостях она все же не забыла спросить, как прошло в школе собрание, о чем говорила инспектор по делам несовершеннолетних.
Папа долго и запутанно рассказывал одну уголовную историю, которую упоминала инспектор. В конце концов совсем запутался, мама ничего не поняла.
— Что ты мне разные истории рассказываешь? — не вытерпела она. — Про Ваську учительница что-нибудь говорила?
— У меня с учебой все нормально, — сказал Вася. — Я — успевающий, могу даже без троек учиться.
— Знаю, что можешь, — сказала мама. — Я отца спрашиваю, а не тебя.
Папа и Вася переглянулись.
— Все нормально! — неожиданно твердым голосом произнес папа. — Поезжай спокойно в Ленинград.
Мама заулыбалась. Какой хороший день: никто ее не расстроил дома, а на работе одна клиентка даже благодарность написала. Но самое главное: сыном довольны в школе, мужем — на работе.
— Хоть отдохну сегодня от всех забот! — сказала мама и легла на диван, как это обычно делал папа. Ей даже не хотелось смотреть телевизор. Хотелось просто лежать и думать, что все хорошо. И от этого на душе тепло и легко.
А у папы и Васи на душе было, наоборот, и не тепло, и не легко. Но пусть мама отдыхает. В конце концов они мужчины и сами должны решать свои дела.
Но все-таки Вася не удержался. Присел на диван, помолчал, а потом спросил:
— Мам, а чего бы ты сделала с кассиршей, которая тетю Фису обманула?
— Убила бы!
— Я же серьезно. Может быть, это склока, а не борьба за справедливость?
— Это надо же, борьба у него в голове! Украли деньги — хватай за руку! В других странах вообще руку отрубают. Отрубят — потом и думай, справедливо или несправедливо. Может, и не стоило воровать!
— Угу! — Вася сидел, наморщив лоб, и соображал, как все совместить — и маму, и Лидию Петровну, и чтоб при этом получилась гармоничная картина.
— Нет, ты не дашь спокойно умереть, — сказала мама. — Включай телевизор!
Кочкина, поскольку он оказался пионером, решили из пионеров исключить. Совершенно правильное решение! Нельзя все время принимать, надо хоть раз в десять лет кого-то исключить, проявить принципиальность, политическую зрелость. А уж кого как не Кочкина! Видите ли, он сам решил выйти из рядов… У нас так не бывает! Нет у нас такого понятия «сам», у нас есть только «сами».
