Наконец, однажды Игнась вернулся с торжествующим видом.
— Есть! Есть! Знаешь, как раз около того дома, где раньше жил Янек Рудавский!
— Под самой крышей, как здесь? — с любопытством допытывался Адась.
— Ну, если тебе непременно хочется, то могу сказать, что под самой крышей. Потому что над нами нет больше никаких квартир. Но не так, как здесь, а совсем низко, как у дворника.
— Как же это может быть — высоко и низко, все сразу? — дивился Адась.
— А разве я тебе сказал, что высоко? Только дом одноэтажный.
— A-а… Ну и как же там?
— Даже красиво. Есть садик и недалеко такая лужайка. Немного напоминает деревню.
Адась вздохнул.
— Но так, как тут, у нас уже не будет…
— Почему? — заметила Анка. — Там, может быть, тоже совсем не плохо.
Но она сказала это без всякого убеждения. Они так привязались к своей комнатке на чердаке, что никто из них не мог себе представить, чтобы можно было жить где-нибудь в другом месте.
У них немного улучшилось настроение, когда они пошли всей компанией осматривать новую квартиру. Хозяйка, жена каменщика Бугая, встретила их очень радушно.
— Уж как-нибудь мы тут поладим. Мой-то всю зиму не работает. В лучшие годы построили себе домик, ну вот сейчас и прирабатываем. В садике вы можете устроить себе грядки, но это на будущий год, сейчас уже поздно.
У Зоси засмеялись глаза, когда она увидала в саду яблоньку и кустики пионов.
— Смотри, Адась, пионы, как у Калиновских!
Они вернулись домой несколько утешенные и понемногу начали подумывать о переезде, но только теперь болезненно почувствовали необходимость разлуки с комнаткой, с домом.
— А знаешь, Анка, мы ведь будем сюда иногда приходить.
— Конечно, будем приходить. Хотя бы посмотреть, как цветет наша сирень.
— Не забыли бы о ней ребята, когда мы выедем, — беспокоилась Зося.
Кривой куст сирени отблагодарил детей за их заботу как только мог. На нескольких ветках распустились душистые лиловые цветы, и дети, жившие в доме, стояли целыми часами, любуясь делом своих рук.
— Ну, не забудут! Все так радуются, что она цветет.
— Подумай, сколько изменилось за это время! Бабушка Калиновская уехала и выздоровела. Сирень цветет. Дедушка Хеленки умер. Мы устроили свою артель. Адась сломал ногу. Мы ездили в деревню, — перечисляла Зося, все больше изумляясь, сколько событий произошло в их жизни с лета.
И свидетелем всего этого была их комнатка на чердаке. Когда пришло время приводить все в порядок, просматривать, что надо выбросить, а что взять с собой, дети все время натыкались на мелочи, вызывавшие воспоминания.
— Смотрите, тут в углу пуговица от жилетки! Это еще когда шили у нас!
— Вот в ящике цветная бумажка. Помнишь, Адась, это, наверное, от тех зонтиков для елки.
— Игнась, вот тут еще известка, которой ты белил стены.
И так одно за другим. Надо было это выбрасывать, а делалось жалко, потому что им казалось, что они выбрасывают частичку жизни, которая протекала в этой комнатке.
— Не можем же мы забирать с собой всякий сор, — заявила Анка. Но и сама она долго держала в руках какой-то черный, засохший стебелек, наверное от тех цветов, которыми они украсили портрет матери в день ее именин.
А уж хуже всего было, когда начались разговоры с соседями. С Хеленкой не приходилось прощаться — на новой квартире у них была комната и маленькая кухонька, и они решили, что поместятся там вместе с Хеленкой. Но другие… Даже дворник, обычно такой суровый, теперь предложил свою помощь при переноске вещей вниз и перевозке их на новую квартиру. Булочница Матильда вздыхала так тяжело, словно пыхтел кузнечный мех. Пришел и отец Хаимка и долго стоял в дверях.
— А вы оттуда тоже приносите мне ботинки, когда понадобится, — тихо сказал он. — Я вам починю.
Иоася прибежала и подарила Анке свою шелковую блузку.
— Она мне уже узка, а тебе еще пригодится, — сказала Иоася со слезами на глазах.
А уж больше всех — дети. Они толпились у дверей, мешали, путались под ногами.
— Я к вам прибегу в воскресенье, — обещал Генек. — Там-то уж у тебя, наверно, будут голуби? — допытывался он у Игнася.
— Не знаю, может быть, — ответил Игнась, которому сейчас было вовсе не до голубей.
— Грустно, как на похоронах, — сказала Стефуня-лялюня и вдруг расплакалась. А за нею и остальные девочки.
Нет, совсем невесело было покидать комнатку на чердаке и всех этих людей, с которыми-ребята так сжились.
В маленьком домике по одну сторону сеней жили каменщик с женой и крошкой Цесей, по другую — Анка с братьями и сестренкой.
Тут было почти как в деревне. На яблоньку в садике садился зяблик и пел. Он пел так громко, как будто хотел разбудить чересчур заспавшихся ребят.
Цьвирр, цьвирр, цьвирр, тью, тю, тююю… — заливался зяблик веселой песенкой. И Анка вскакивала с постели.
— Ой, неужели уже так поздно?
Но еще вовсе не было поздно. Только утро здесь, на окраине, начиналось раньше, чем во дворе большого каменного дома. Приятно начинался день, побудкой к которому служило пение птички. Адась сразу же бежал через сени в квартиру Бугаев.
— Цеся, вставай!
Двухлетняя Цеся поднимала головку и весело смеялась. Она очень любила Адася. Адасю же было приятно, что теперь он не самый младший в доме, был кто-то еще меньше — Цеся. И почти весь день он просиживал в квартире соседей или в садике. Цеся играла в песке. Адась присматривал за ней, подражая Зосе.
— Смотри, Цеся, не выпачкай платьице.
— Осторожно, не порежь пальчик, здесь стекло.
Цеся мало обращала внимания на эти замечания, но Адась был очень горд, так как соседка иногда даже просила его:
— Адась, присмотри за Цесей, мне надо сбегать в лавочку.
У Зоси было теперь гораздо больше времени: не приходилось смотреть за младшим братишкой, — здесь не ходили трамваи, не ездили автомобили, и, наконец, он мог играть у себя в садике. Время от времени девочка исчезала куда-то из дому.
— Куда ты идешь, Зося?
— Сейчас вернусь. Мне надо по делу. Играй тут с Цесей.
— Мы будем делать куличики из песка.
— Хорошо. Делайте. А если проголодаешься, хлеб на полке.
И уходила. Возвращалась раскрасневшаяся, счастливая, но никому не говорила ни слова.
Анка вообще не знала об этих таинственных отлучках. Игнась ими не интересовался. У него теперь было мало времени, приближался конец учебного года. Но это было не то, что каждый год, теперь Игнась кончал последний класс. В сентябре он уже больше не пойдет в школу.
— А когда окончишь школу, что ты будешь делать? — допытывалась Зося.
— Это уж мое дело, что я буду делать. Увидишь, когда придет время.
— Секрет?
— Может быть, и секрет. А у тебя нет никаких секретов?
Зося покраснела. Неужели Игнась догадался о чем-нибудь?
Но это было сказано просто так. Нет, Игнась ничего не знал.
Знала, может быть, разве только Хеленка. Но Хеленка мало бывала теперь дома.
Она заупрямилась, — заявила, что не будет даром есть хлеб, который так тяжело зарабатывала Анка.
— Что же ты можешь заработать, такая маленькая? — пыталась отговорить ее Анка.
Но Хеленка не сдавалась:
— Я маленькая, но могу же и я на что-нибудь пригодиться. Дедушка всегда говорил, что надо работать.
— Делай, как хочешь. Только помни: не горюй, если ничего не найдешь.
Хеленка искала. Советовалась с соседкой.
— А попробуй-ка ты, милая, сбегать на Каменную улицу, тут рядом, к Совийской.
— Это кто такая?
— Портниха. Она говорила как-то, что ей нужен кто-нибудь в помощь. Ребят у нее двое, и шитья порядочно. Ей надо кого-нибудь взять. Может быть, она никого еще не нашла.
Хеленка с бьющимся сердцем побежала на Каменную улицу. Портниха Совинская оторвалась от мерно стучавшей машинки.
— Да, в самом деле мне нужен кто-нибудь в помощь, присмотреть за детьми и немножко помочь в шитье. Да ведь ты, деточка, слишком мала.
Хеленка выпрямила свою маленькую фигурку, стараясь выглядеть как можно выше.
— Я очень сильная! И шить немного умею, и детей люблю, и вообще…
Совинская задумалась.
— У тебя милая рожица, только я немножко побаиваюсь — не справиться тебе…
— Так вы меня возьмите на пробу. Увидите, я все сделаю, все сумею.
— А родители твои позволили тебе ходить ко мне?
— У меня нет родителей, — тихо сказала Хеленка.
И как-то сразу случилось так, что Совинская перестала раздумывать. Они договорились, что Хеленка будет приходить в семь и оставаться уже до вечера.
— Ты могла бы собственно ночевать здесь, только, пожалуй, будет немного тесновато…
— О, у меня есть где жить… Мы там все вместе. Мне там лучше.
Она быстро побежала со своей новостью домой.
