– Мы вообще-то сюда перебираемся, всем семейством. Сразу после отпуска. А тебе разве Борька ничего не рассказывал? – Тонкие ниточки-брови небрежно дернулись вверх. – Мы вчера об этом много болтали.
– Вы с ним? – произнесла Варя одними губами.
– Ну да. У него дома. Я решила весь наш класс собрать, так сказать, отметить старое новое новоселье. Как тебе идея?
– Отличная, – механически отозвалась Варя.
– Борька тоже заценил.
У Вари внутри все оборвалось. Мысли закружили свой хоровод. Вот, значит, как. Вчера, когда она тут рыдала над каждым его подарком, он чай с Аленой у себя дома распивал и планы насчет их совместной тусовки строил. И Лена вот теперь насовсем возвращается. А с ней, можно не сомневаться, и дружба вернется, их ведь с Борей так много связывает. А Варя, значит, будет смотреть на эту дружбу и сохнуть от ревности? И снова к Варе вернулись прежние сомнения. Но она тут же решила, что разберется с этим позже, когда останется одна. Замок наконец-то поддался непослушным пальцам, и Варя распахнула дверь.
– Ну, счастливо оставаться, – попрощалась с ней Лена.
– А тебе счастливого пути, – ответила Варя.
На этот раз голос ее не подвел. Он звучал ровно, ничем не выдавая ее тревоги.
А Лена Серова спустя три часа заняла свое место в аэробусе. Она была молчалива и грустна. И даже приближающийся с каждой минутой взлет, когда все пристегиваются, укладывают багаж, задают стюардессам вопросы, казалось, ничуть ее не трогал. Девушка украдкой вытирала катившиеся из глаз слезы, думая о том, что жизнь обошлась с ней несправедливо. И это при всем при том, что она отправлялась к солнцу, морю и приключениям.
Так уж случилось, что Алена любила Борю Шустова, любила всем сердцем и целый год жила надеждой на эту встречу. Но вот эта встреча в Москве состоялась, а в сердце после нее только черная пустота. Она ни с кем не встречалась, не было у нее никакого парня – это был вынужденный обман, уловка, чтобы не выглядеть в собственных глазах брошеной и покинутой. Только вот Боре знать об этом ни к чему. У него теперь есть другая любовь. По имени Варя. Что ж, Бог им в помощь. Во всяком случае, Алена со своей стороны сделала все, чтобы Варя и Боря помирились. И сейчас в ней говорит вовсе не любовь, а обида. Прозрачная слеза скатилась по щеке, оставляя дорожку, и тут Алена услышала приятный мужской голос:
– Неужели эти горькие слезы – тоска по покидаемой родине?
Лена обернулась, оторвав бессмысленный взгляд от иллюминатора.
Рядом с ней сидел симпатичный парень лет двадцати. Светловолосый, улыбчивый, совсем непохожий на Борю. Он протягивал Лене носовой платок.
– Хочешь сказать, что плакать вредно? – Она бессознательно взяла платок и промокнула слезу, разыскивая взглядом отца: ведь это папа должен был сидеть с ней рядом, а не этот незнакомец.
– Почему? Иногда полезно. Твой отец сидит в конце салона, – направил ее взгляд парень. – Рядом с моим. Они знакомы с незапамятных студенческих времен. Вот и решили немного пообщаться, молодость вспомнить.
– Понятно, – проговорила Лена, помахав рукой отцу.
– Так что там насчет слез? – уточнил парень.
– А что? – вздохнула Лена, понемножку избавляясь от грустных мыслей.
– Нет, если ты настроена поплакать и побыть в одиночестве, я, конечно, уйду, но я бы предпочел остаться.
– Тогда оставайся. – Лена улыбнулась.
– Вот, совсем другое дело. Познакомимся? – предложил парень, тоже улыбаясь. – Меня зовут Роман, а тебя?
– Лена.
– Алена. Красивое имя. – В серых глазах промелькнул интерес.
Видимо, слезы не испортили Лениной привлекательности.
– Согласна. Но только Аленой зовут меня не все.
– Понял. Это нужно еще заслужить. Ты в Дубай? – снова спросил сообразительный Роман.
– Да. А ты?
– Туда же. Значит, еще увидимся.
– Возможно.
– Наверняка, – поправил Роман. – А ты знаешь, что Дубай с арабского переводится как «саранча, вылупившаяся из личинки»?
– Да ты что? – Аленины слезы совсем просохли.
– Точно. Ты имеешь дело с будущим переводчиком. Только знаешь, я с этим категорически не согласен. За этим неэстетическим названием скрывается один из самых красивейших городов Аравийского полуострова.
– Ты там уже был?
– И не раз. Отец в посольстве работает. Точнее сказать, работал. Сейчас как раз дела сворачиваем, в Москву возвращаемся.
– Мы тоже в столицу перебираемся осенью. Из Сибири.
– Приятное совпадение. А ты, Лена-Алена, в каком институте учишься?
– Я школу в этом году заканчиваю.
– Такая молоденькая.
– Разочарован?
– Шутишь?
Через полчаса Лена и Роман без умолку болтали. И мир уже не казался Алене таким непривлекательным. Напротив, в нем появились новые краски.
Если бы Варя смогла каким-то волшебным образом узнать об этом, скорее всего это все бы изменило. Но, к несчастью, она не обладала способностью ясновидения. Кроме того, она была неуверенна в себе, подавленна и поэтому готова к самому худшему. В общем, когда в ее квартире ближе к вечеру появилась Даша, Варя сразу заявила:
– Я все знаю. Даже знаю, что они вчера виделись у Борьки дома. И что Борька ее поцеловал, а потом признался, что у него есть девушка, то есть я. Так что можешь себя не утруждать. Только знаешь, Даш, что я тебе скажу? Я не могу все время жить и оглядываться. И думать: а вдруг он опять к Ленке пошел? а вдруг у них вместо дружбы опять любовь расцвела?
Даша затрясла головой, прежде чем убедительно заявить:
– Ты меня, подружка, извини, но это уже на паранойю смахивает. Ты боишься того, чего нет. И никогда не будет. Борька свой выбор сделал. Он выбрал тебя.
– Я себе тоже так говорила. В прошлом году. И вот что из этого вышло.
– Варь, мир меняется, и мы вместе с ним. Так что Борька не исключение, – возразила снова Даша.
Она считала (не без помощи Сережки), что Борька, конечно, виноват, но заслуживает еще одной попытки. Последней. Варя не говорила твердого «нет», но и не соглашалась. В конце концов Варя сказала Даше, что ей нужно время, чтобы подумать. Даша расценила это как маленькую победу. И отступила.
После этого разговора прошла неделя.
– Ну как там Варька? – спросил Белый, подливая Даше кофе.
Они сидели у него дома, смотрели телик, пили кофе с шоколадными конфетками и целовались липкими губами. Даша чуть отодвинулась от Сережки, настраиваясь на серьезный разговор.
– Плачет, – откровенно сказала она. – А когда не плачет, молчит. Слова из нее не вытянешь.
– Вот блин! Извини, погорячился! – Сережка знал, что при Дашке язык распускать нельзя, она этого никогда не позволит, потому что уважает себя, но иногда ненормативное словцо само вырывалось.
– А Борька как? – поинтересовалась в свою очередь Даша.
– Не лучше. Тоже все твердит: «О! Ё! Шире вселенной горе мое!» – образно, но весьма точно охарактеризовал Белый состояние друга с помощью строчки из нового шлягера. Он придвинулся к Даше и как бы невзначай закинул руку на спинку дивана. – Да, ситуация! – Через секунду рука переместилась на Дашино плечо.
Даша покосилась на нее, но промолчала. Рука Сережки осмелела и начала потихоньку опускаться вниз.
– Стоп! – сказала Даша.
Сережка резко замер на границе дозволенного.
– С этим нужно что-то делать, – медленно проговорила Даша.
– С чем? – испугался он.
– Да с Варькой и Борькой.
– А-а-а… с ними. Ну да, – прокашлялся Белый. Мысли в голове заработали в заданном направлении. – А давай им свидание устроим? – Он глотнул из Дашиной чашки.
– Ага! И нарвемся, как в том году? Нет уж, спасибо, мне прошлого раза в «Кашалоте» вот как хватило. – Даша провела пальчиком поперек горла, показывая, насколько хватило. – Ты вспомни, – призвала она Сережкину память, – сидели вчетвером и маялись. Не знали, куда глаза деть. А потом меня Варька чуть в предательницы не записала.
– Ну, на сей счет можешь не волноваться. У меня есть кое-какие мыслишки, – расплывчато намекнул Серега и, наклонив голову, отыскал Дашины теплые губы.
Звонок подбросил Борьку с дивана.
– Достали вконец! Не квартира, а народная тропа. Ходят и ходят все кому не лень… – Разразившись этой гневной тирадой, Борька открыл дверь и сразу поморщился, как будто ему под нос кислый лимон сунули.
В отличие от Шустова, Серега был бодр и весел. С утра сиял, как начищенный самовар.
– Привет, – отсалютовал Белый.
– Здраво. Ты по делу или просто так погулять вышел? – наехал на него Борька.
Он не считал нужным скрывать свое дурное настроение.
Серега усмехнулся и покачал головой:
– Э, парень, да тебя, похоже, конкретно колбасит. Кончай кочумать!
– А что, у тебя есть предложение получше?
Борьку действительно колбасило, в том смысле, что душу скрутило будь здоров. И кочумал он конкретно, то есть ничего не делал, лежал бревном и смотрел в потолок. Третий день кряду Буратино прикидывался.
