— Где остановился мистер Смит? — спросил адвокат.
Слуга растерянно заморгал веками.
— Это маленький сердитый господин с палкой? В десятом номере, сэр. Под самой лестницей.
— А кто с ним в комнате?
— О, сэр, он уплатил за двоих и потребовал, чтоб его поместили одного.
— А Чарли ещё уверяет, что у него в гостинице нет мест, — сокрушённо сказал Линкольн. — Так, значит, под лестницей? Благодарю вас.
Он спустился по лестнице и постучал в дверь десятого номера.
— Кого это дьявол посылает ко мне в середине ночи? — послышался голос Смита из-за двери.
— По-моему, не дьявол, а ангел-хранитель меня к вам послал, мистер Смит. Это я, Авраам Линкольн.
Смит помолчал и открыл дверь.
Здание суда в Клинтоне — большой, кирпичный дом с каменными наличниками на окнах — с утра было битком набито людьми. Разбиралось нашумевшее дело Моффета.
Обвинитель Линдер произнёс почти часовую речь. Он подвёл итог всем обстоятельствам дела. Молодой Моффет, по его словам, был человеком без чести и совести. Он взял в долг у своего соседа Тойнби восемьсот долларов, не зная, как их вернуть. Он присвоил себе шестьдесят акров земли, которые, как выяснилось, принадлежат по праву тому же Тойнби. Пользуясь добротой и уступчивостью своих соседей, он вёл хозяйство на чужой земле и на чужие деньги. Когда его разоблачили власти штата Иллинойс, он застрелил землемера Ярборо, отца троих детей, и утопил тело в проруби…
Линкольн сидел, скорчившись, в кресле. Его длинные ноги были скрещены, руки засунуты в карманы, голова с жёсткими, взъерошенными волосами была опущена на грудь, на лбу резко обозначились морщины. Его тяжёлый подбородок выглядел ещё длиннее, чем обычно. Иногда он поднимал голову, шептал два-три слова своему помощнику и снова как будто засыпал.
— Посмотрите на обвиняемого! — воскликнул Линдер. — На суде, где решается вопрос о его жизни, он сидит и небрежно перелистывает страницы законов окровавленными руками убийцы! У него лицо убийцы, самоуверенность убийцы, хватка убийцы…
Линкольн поднял голову. Лицо его засветилось улыбкой.
— Минуточку, уважаемый коллега! — произнёс он спокойно. — Тот, на кого вы указываете, — мой помощник, адвокат-защитник мистер Ро́зетт. Обвиняемый сидит дальше. Это вон тот юноша с симпатичным лицом.
В публике пронёсся смех. Судья Дэвис угрожающе застучал молотком. Линдер побагровел и стал лихорадочно пить воду.
Начали допрашивать свидетелей обвинения. Тойнби показал, что обвиняемый Моффет должен ему восемьсот долларов, что Моффет не раз клялся, что убьёт любого землемера или чиновника, который «сунется на его участок»; что Тойнби не требовал своей законной доли участка Моффета, потому что «не хотел ссориться с соседом»…
Линкольн задал Тойнби только один вопрос:
— Правда ли, что Тойнби продал часть своей земли некоему Ме́лвину Хи́ггинсу из Нью-Йорка?
— Да, продал, — отвечал Тойнби.
— Это именно та земля, которая прилегает к участку Моффета?
Тойнби отвечал утвердительно.
— Ваша честь, у меня больше нет вопросов, — сказал Линкольн.
Перед судом появились новые свидетели обвинения: соседи, которые ночью слышали выстрел; шериф, который обнаружил следы тяжёлого тела на снегу и башмак убитого возле реки; следователь, который обследовал реку.
Вопросы задавал один Линдер. Линкольн сидел потупившись и молчал. После перерыва судья Дэвис обратился к нему и спросил, кого из свидетелей представила защита.
— Защита имеет немного свидетелей, — сказал Линкольн, — прежде всего я прошу вызвать для дачи показаний мистера Мелвина Хиггинса из Нью-Йорка.
На свидетельском месте появился лопоухий спекулянт, который предыдущим вечером ругал Линкольна в гостинице. Дэвис посмотрел на Линкольна с беспокойством.
Линкольн допрашивал Хиггинса не менее получаса с необыкновенной тщательностью. Он заставил торговца землёй подробно перечислить участки, которые тот купил за последнее время. Оказалось, что все эти участки лежат вокруг земли Моффета. Ферма Моффета была чем-то вроде острова среди многих сотен акров, купленных Хиггинсом.
— Из ваших слов я заключаю, — сказал Линкольн, — что участок Моффета был как бы больным зубом у вас во рту. Этот участок не давал вам возможности пользоваться рекой. Не так ли?
— Ваша честь, — взорвался Линдер, — я протестую против заключений моего коллеги Линкольна! Делать заключения не входит в обязанности защитника!
— В самом деле, Линкольн, — сказал судья, — я не понимаю, какое отношение имеют торговые сделки Хиггинса к исчезновению землемера Ярборо.
— Я хочу только обратить внимание господ присяжных на заинтересованность мистера Хиггинса в участке Моффета. Скажите, мистер Хиггинс, предлагали ли вы Моффету продать свой участок?
— Гм… предлагал, — отвечал Хиггинс.
— И он отказался?
— Он выгнал меня за дверь, — мрачно отвечал Хиггинс.
— Это всё, ваша честь, — сказал Линкольн, повернувшись к судье.
Дэвис побарабанил пальцем по столу.
— У защиты нет других свидетелей? — спросил он.
— Есть, ваша честь. Я просил бы вас распорядиться ввести в зал землемера Ярборо.
— Кого? — спросил Дэвис, широко раскрывая глаза.
— Землемера Ярборо. Того человека, которого обвинение считает трупом.
В публике прокатился гул. Несколько человек в заднем ряду вскочили на скамьи. Женщины прикладывали платочки к глазам. Даже сам обвиняемый схватился руками за голову.
В зал мелкими шажками вошёл маленький человечек с палкой — тот самый одинокий путник, которого Линкольн встретил в снежном поле, недалеко от Клинтона.
Защите не пришлось долго допрашивать землемера. Он сам всё изложил суду.
— Хиггинс сказал мне, что молодого Моффета «надо убрать с участка». И что Тойнби согласился помочь ему. Он добавил: «Теперь дело за вами, Ярборо». Я спросил, при чём тут я. И он сказал: «Мы собираемся покончить с вами…»
— Они угрожали вам убийством? — спросил Линкольн.
— О нет, сэр! Они хотели только, чтоб я исчез… пропал навсегда.
— Зачем?
— Чтобы разыграть убийство.
— Зачем разыгрывать убийство?
— Затем, чтоб молодого Моффета отдали под суд.
— Свидетель Ярборо, — сказал Линкольн, — известно ли вам, что по суду Моффету угрожала бы смертная казнь?
Маленький человек замялся.
— Я напоминал об этом Хиггинсу. Он улыбнулся. «Моффет отличный стрелок, — сказал он, — разве вам выгоднее будет, если Моффет вас застрелит и его всё равно повесят? Уж лучше согласитесь сыграть роль покойника…»
— И вы согласились?
— А что мне было делать? — с отчаянием сказал землемер. — Быть убитым или переменить фамилию? У меня трое детей!
— Почему вы были так уверены в том, что Моффет вас убьёт?
— Хиггинс убедил меня в этом. Вдобавок… он предложил мне тысячу долларов.
— За что?
— За то, чтоб я немедленно улизнул из штата Иллинойс и на прощанье подарил ему свой башмак.
— Продолжайте, свидетель Ярборо, — сказал Линкольн, иронически поглядывая на обвинителя. — Каким образом Хиггинс и Тойнби собирались разыграть убийство?
— В эту ночь Тойнби протащил по снегу тушу только что забитого борова…
— Неверно! — закричал Тойнби. — Это был не боров, а свинья!
Обвинитель безнадёжно махнул рукой в сторону Тойнби и повернулся к нему спиной. В зале раздался смех.
— Продолжайте, свидетель, — сказал судья.
— Протащил тушу свиньи, ваша честь, и оставил на берегу мой башмак. Затем он выстрелил из двустволки в воздух и вернулся на свою ферму.
— Зачем всё это нужно было Хиггинсу? — спросил Линкольн.
— Ваша честь, я протестую! — подскочил Линдер. — Свидетеля побуждают рассказывать о неизвестных ему намерениях другого лица.
— Извините, сэр, — возразил землемер, — я говорю слово в слово то, что слышал от Хиггинса. Разрешите продолжать, ваша честь? Если б Моффета засудили, его вдова продала бы участок Хиггинсу. Тойнби получил бы свои восемьсот долларов, да ещё часть участка Моффета, который тоже попал бы в руки Хиггинса. За деньги, конечно…
— А что сталось бы со вдовой? — спросил Линкольн.
Землемер недоуменно развёл руками.
Линкольн отказался от дальнейших вопросов. Взъерошенный Линдер пустил в ход свои последние уловки.
— Почему вы решили во всём сознаться? — спросил он.
— Меня убедил в этом мистер Линкольн, — ответил землемер, глядя в землю.
— Вы давно знакомы с мистером Линкольном?
— Одни сутки.
— И он сразу же убедил вас отказаться от тысячи долларов?
— Да, сэр.
— Поразительный дар убеждения у мистера Линкольна ваша честь!
— Я не вижу в этом ничего поразительного, — сказал Дэвис. — И почему вас так удивляет, что совесть Ярборо оказалась сильнее, чем тысяча долларов?
