Маше Басовой я яблоко отдам — это не фокус, а вот как я в этой школе учителям буду яблоки дарить?! Там, в старой школе, я всех знал и меня все знали. И все знали, что осенью я обязательно принесу антоновку от тети Поли, и никто не мог мне сказать, что я подлиза и этими чертовыми яблоками зарабатываю себе отметочки. У меня отметки — железные: больше половины троек, а остальные — четверки. Двойки тоже бывают, но я их довольно быстро исправляю. «Особой усидчивости у него нет, — говорила Зоя Ромуальдовна, — но у него есть самолюбие и… — как это — настырность. Двойку я ему ставлю условно. Он ее исправит». Я и исправлял. А как будет здесь — не знаю. Может, не так поймут меня с этими яблоками. Может, подумают, что я… Нет, уж лучше я пока подожду — проживут учителя и без моей антоновки.
Но вообще-то мне кажется, что и в этой школе будет неплохо. Ребята в нашем классе, по-моему, ничего, веселые. Правда, мне не очень понравилось, как они принялись прорабатывать Веньку Жука за дисциплину и за Машкин синяк — ведь он в этом синяке не очень виноват, я-то знаю. И еще мне не понравилось, что очень уж командует Герка Александров, и все его вроде слушаются. Парень-то он неплохой — я его еще по детскому саду знаю, он тогда тоже жил в нашем районе — только иногда начинает здорово важничать, как будто он умнее всех, смелее всех, сильнее всех и справедливее всех. Нет, он вовсе не хвастается, но так у него само получается: посмотришь на него — и сразу видишь, что тебе самому очень многого не хватает. А это иногда обидно бывает. Не то что завидно, а обидно — вроде ты чем-то ниже его получаешься. Но вот чему я действительно завидую — это не тому, что он на пятерочки учится и по-английски разговаривает, а тому, что он и правда много чего знает; о чем ни заговорят ребята, он все знает. А когда его спрашивают, откуда он все это знает, он так небрежно говорит, что надо побольше читать и быть в курсе всех достижений современной науки и техники и политических событий. Говорит он, и верно, как пишет. Я-то в этом деле слабоват, честно скажу. Сам не понимаю, почему так получается, что мне все время книги про шпионов да про войну подвертываются. Конечно, и про это надо читать, но ведь и не только про это. Или еще «Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Остров сокровищ». Конечно, книги хорошие, но ведь есть и еще много хороших, да вот мне они почему-то не подвертываются никак, а если и подвертываются, то почему-то не читаются. Соседка Ангелина Павловна — у нее много книг — говорит, что надо с самого детства воспитывать в себе привычку к чтению умных и полезных книг, тогда и сам будешь умным и полезным. Я с этим согласен, только удивляюсь немного, как это она столько книг прочитала, а очень-то умной не стала. Да и насчет того, полезная она или нет, тоже не знаю. В квартире она не то что полезная, а просто вредная бывает: всех воспитывает, учит и жучит, то не так, это не так, а сама туалет на двадцать минут занимает, а ванную — часа на три. Это дома. А на работе она, по-моему, и не бывает: когда ни придешь — она все дома торчит, то в ванной, то на кухне — у нее куча всяких болезней, и ей нужно особое питание. Вот она день и ночь и готовит себе это питание, а когда приготовит, то питается. А работает она, как сама говорит, каким-то ре-фе-рен-том по искусству. Хорошая, видно, работенка у этих референтов. Не пыльная. Но других, которые по-настоящему работают, она не очень-то уважает.
Я с ней всегда очень вежливо разговариваю, но у меня с ней особые счеты — она вроде той чистюли, что надо мной смеялась из-за бати. Он как-то с ней поспорил насчет одного кинофильма, так она на него так посмотрела, — дескать, ну что вы, милиционер, понимаете в искусстве. «У вас несколько иная сфэ-эра деятельности, уважаемый Василий Тимофээвич». — Она сказала и улыбнулась, словно ребенку какому, а я в нее чуть картошиной не запустил.
Ну ладно, аллах с ней. А вот что дядя Саша — летчик меня поругивает — это хуже. Я его уважаю.
— Серый ты человечишка, Сенька, — говорит он мне, когда я чего-нибудь не знаю, а это частенько бывает, — читать тебе надо, просвещаться.
И тоже дает мне разные книги, а я их тоже… не очень-то читаю. Все время мне почему-то некогда. Все время какие-то дела подворачиваются — то домашние, то свои собственные, вот читать-то и некогда. Только по программе, да, хмм-м… про шпионов.
Дядя Саша говорит, что я шебутной и неорганизованный — не умею свое время распределить разумно. А время надо уметь уплотнять.
— Вот ты попробуй как-нибудь про-хро-но-мет-рируй свой день. Смотри на часы и записывай, что ты делал по часам и минутам. А потом проанализируем вместе и сделаем выводы.
Это он мне сказал сегодня вечером, когда я занес ему антоновку. Он только что прилетел из дальнего рейса и два дня будет отдыхать.
Мне эта идея понравилась — в самом деле интересно, на что это у меня время уходит?
— Я бы сделал, да у меня часов нет, — сказал я.
Дядя Саша подумал-подумал, потом снял с руки часы и дал мне. Я начал отмахиваться, но он сказал, что я несерьезный человек, и нацепил часы мне на руку.
— Ладно, — сказал я, — вы не бойтесь, я не потеряю.
— А я и не боюсь, — сказал он. — Потеряешь — купишь.
«Интересно, на какие шиши», — подумал я, но только кивнул.
Батя увидел часы и строго спросил, откуда они у меня. Я рассказал. Он задумался, а потом посмеялся немного.
— Уж этот Александр Степанович вечно что-нибудь выдумает, — сказал он. — Но, пожалуй, это полезно. Хотя… — Он опять задумался.
— Что «хотя»? — спросил я.
— Хотя… что у тебя жизнь нелегкая, тут и моя вина есть. — Он развел руками. — Да вот обстоятельства такие, брат Сенька.
Я даже глаза на него вытаращил — с чего это он взял, что жизнь у меня нелегкая? И какие еще обстоятельства?
— Ты что, батя?
— Давай поговорим, Сеня, — сказал он серьезно и усадил меня на диван, а сам сел рядом. — Давно пора, да все времени нет.
Но и тут поговорить нам не пришлось. Зазвенел звонок. Кто-то открыл, а потом к нам в дверь постучали и вошла какая-то женщина — молодая, грустная и заплаканная.
— Уж вы извините, товарищ участковый, что я прямо домой… да поздно так, — сказала она виновато. — Прямо уж не знаю, что делать.
— Опять? — спросил отец.
Она только всхлипнула и кивнула молча.
— Ну, Сень, в другой раз, — сказал отец и вздохнул. Встал, надел мундир, фуражку, взял свою папку и пошел с той женщиной.
— Когда придешь, Вася? — спросила мама из-за ширмы. — Ведь ночь…
— Не знаю, Люда, но постараюсь поскорее, если еще что не задержит.
— Вы уж извините… — опять виновато сказала женщина, и они ушли.
— И не видим мы его совсем, — вздохнув, сказала мама, — все работа, работа…
— Такое у него дело, мать, — сказал я, и мама засмеялась.
— Ну, точь-в-точь, как он говорит, — сказала она.
А я ведь нарочно сказал, чтобы посмешить. Посмеется и, может, меньше думать будет, а то до его прихода и не уснет.
Я разделся, положил летчиковы часы под подушку и улегся. А пожалуй, дядя Саша, я тебя перехитрю: я свой день так распределю, что и комар носу не подточит и хро-но-мет-раж у меня будет не хуже, чем у какого-нибудь токаря — ударника комтруда или чемпиона в беге на длинные дистанции. Я встал, достал из батиного стола новенький блокнот и написал на обложке:
ХРОНОМЕТРАЖ
И лег спать. А на следующий день начал вести этот самый хронометраж. И вот что у меня получилось:
7.00 — Проснулся.
7.00 — 7.05 — Лежал и думал о… Вспомнил, что надо записывать.
7.05 — 7.10 — Вставал.
7.10 — 7.20 — Стоял в очереди в т. Там была А. П.
7.20 — 7.22 — Умывался.
7.22 — 7.30 — Будил Мишку.
7.30 — 7.35 — Будил Ольгу.
7.35 — 7.50 — Готовил завтрак. (Мама плохо себя чувствовала.) Одновременно гнал Мишку умываться — уплотнял время.
7.50 — 8.00 — Завтракал.
8.00 — 8.10 — Прогулял Повидлу. Встретили Мухтара. Они играли. Погода хорошая. Пожалел Повидлу и гулял его еще 5 мин. до 8.15.
8.15 — 8.25 — Прогонял Мишку в школу. (Ольга уже ушла.) Иск. учебн. по мат.
8.25 — 8.32 — Бежал в школу. Опоздал на 2 мин. (Плохо!)
8.32 — 8.34 — Стоял у двер. в кл. и слуш. как м. руг. Р. Петр.
8.34 — 9.15 — Урок литературы. Схват. 2 (Исправлю!)
Примечание № 1. Было пять уроков до 13.15. Тут хронометрировать нечего. Уроки как уроки, и они хочешь не хочешь, а идут по расписанию. А вот большую перемену потерял зря. Вместо того чтобы отдохнуть — все 15 мин. стоял как истукан перед завучем за то, что на ур. дал по ш. Ап. (Плохо! Надо учесть, хотя по шее я ему дал прав.!)
13.24 — Последний звонок. Остался в классе, чтобы все записать. Довольно муторное дело этот хронометраж, но раз уж взялся — надо кончать. Только кончил записывать — в класс вошла очень сердитая Маш. Бас. и сказала мне, что я… Ну, да это к делу не относится — я ведь не дневник веду. Расскажу потом. Здесь только запишу, что разговаривали мы с ней до 13.40, и не знаю, потерянное это время или нет? С одной стороны, вроде бы и потерянное, а с другой…
