– И что, даже своим настоящим друзьям не рассказал?
– Да ты что! – напугался Гошан. – Если ты поклялся никому не говорить, но всё равно секрет разболтал, то твоя клятва ничего не стоит.
– Какая клятва? – Моцарт снова ничего не понял.
– Какая, какая? Которую ты даёшь и берёшь, когда рассказываешь свою тайну или слушаешь чужой секрет. Ты, например, хочешь знать мою тайну. Я тебе могу её рассказать. При условии, если ты мне дашь клятву. Я выслушаю твою клятву. Если она меня устроит, то я тебе расскажу свой секрет.
– А если я разболтаю? Что тогда?
– А ничего, в первую очередь я с тобой дружить не буду. А ещё, по условиям клятвы, с тобой случится то, чем ты поклялся.
– Это серьёзно? – вздохнул Моцарт.
– Что серьёзно? – переспросил Гошка.
– Ну что дружить не будешь? Ты вот, например, мне понравился, а если скажешь, что дружить не будешь, тогда я сильно расстроюсь. У нас в стране и школе, – сознался Моцарт, – нет друзей, нет секретов, мы как бы делаем одно дело.
– Какое дело? – пришла очередь удивиться Гошке.
– Не знаю, нам ещё не сказали. Мы пока маленькие для этого.
– Кто мы?
– Я и мои товарищи из школы.
– Ладно, Моцарт, потом расскажешь. Я вот сейчас тебя хочу проверить. Расскажу тебе секрет. Маленький и простой. Ты мне дашь клятву. И вот тогда узнаем, хочешь ли ты мне стать другом.
– Конечно, хочу! Даже не сомневайся. Можешь сколько угодно проверять, – убеждал Моцарт Гошку.
– Ладно, сейчас придумаю, какой тебе можно секрет открыть. Вот придумал! Есть секрет, – Гошан подумал и возразил сам себе. – Нет. Думаю, придём домой – я его на бумажке напишу, ты прочитаешь – запомнишь. А бумажку сжечь надо потом. И тогда, кроме тебя, никто знать не будет. Надо только маленький секрет. Для большого секрета нам надо дольше общаться, – Гошка обдумывал план действий по рассекречиванию какой-нибудь своей незначительной тайны.
– А давай, пока мы домой возвращаемся, ты мне скажешь свой секрет. Совсем маленький. Сразу и проверишь меня.
– Давай, – согласился Гошан и похвалил Моцарта за сообразительность. – Молодец, Моцарт. Ты тоже смекалистый. Что время терять, надо сразу проверять настоящих друзей!
– Вот и я говорю, – кивнул польщённый Моцарт. В нём всё сильнее нарастала симпатия к Гошке.
– Слушай, Моцарт. Вот, например, – начал Гошан, – мне нравятся две девочки в школе. Одна беленькая, а другая чёрненькая. И вот какую выбрать? Не знаю.
– А куда ты их хочешь выбрать? – не понял Моцарт.
– Куда, куда! Чтобы тоже понравиться кому-нибудь из них! И мы, например, нравились бы друг другу.
– Тогда кто больше нравится, того и выбрать нужно.
– Как же их выбрать, если они мне нравятся одинаково.
– А ты у своих друзей спрашивал, они что говорят? – по-другому поставил вопрос Моцарт. – А то я даже немного растерялся от такого вопроса.
– Балбес говорит, что чёрненькую надо выбирать. У неё, ну, у её родителей есть дача двухэтажная за городом.
– А что дача? Причём тут дача, девочка и ты?
– Как же? Когда она вырастет, дача будет её. А если мы будем вместе, значит, дача будет наша. Родители старые будут. Зачем им дача? Если только вишню и яблоки собирать. И варенье нам варить. Ну, что молчишь?
– Тогда не думай. Выбирай чёрненькую.
– Нет, Моцарт. Не смыслишь ты ничего в житейских вопросах.
– Почему?
– А потому, кудрявая твоя голова! – засмеялся над ним Гошка.
Моцарт встал и погладил зачем-то свои волосы.
– Они у меня разве кудрявые? – спросил он вслух и принялся разглаживать их.
– Это так говорится, – быстро отреагировал Гошан, не понимая, зачем понадобилось Моцарту разглаживать волосы. – Я с утра, когда волосы дыбом стоят, руки мочу под краном и прямлю их. А когда нечем помочить, плюю на ладони.
Гошка плюнул на ладонь, чтобы показать, как он это делает, и пригладил причёску. Хотя его короткие волосы приглаживать особенной нужды не было.
Тут же он увидел перед собой ладони Моцарта.
– Ты чего, Моцарт?!
– Плюнь мне тоже.
Гошка не понял для чего и плюнул. Но сразу после остолбенел, увидев, что Моцарт потёр ладони точно так же, как он, а затем старательно стал приглаживать волосы.
– Ну, ты, Моцарт-Бах, даёшь! – Гошка открыл рот и покачал головой из стороны в сторону.
– Чего не так?
– Да всё так, Моцарт! Учить тебя надо всему.
– Так что у нас там про секрет? – вернулся Моцарт к интересующей его теме.
– На чём остановились? – Гошан забыл, о чём они говорили, после того, как плюнул Моцарту на ладошки.
– Про чёрненькую девочку. И про беленькую, – напомнил волшебник.
– Ах, да! Так слушай. У беленькой мать на кондитерской фабрике работает. А у отца джип.
– И что это значит? – допытывался Моцарт.
– А то и значит. Конфеты всегда дома, разные сладости. Представляешь, если с ней дружить, то всегда, когда захочешь, можно кушать конфеты, запивая сгущёнкой и закусывая кренделями. Вот, например, ты в гости зашёл, а по вазочкам конфеты разные: шоколадные, карамельки, сосачки. И птичье молоко тоже везде.
Гошка сделал паузу.
– А вот с джипом, конечно, дела хуже обстоят. Джип отец не отдаст. Ему самому, небось, нужен, но думаю, если куда надо будет поехать, то отвезёт. Что ему, жалко? Я же друг его дочери. А раз мы все друзья, то и… и мне можно даже порулить дать. На этом джипе.
– Да, вот задача! – задумался Моцарт. – Не из лёгких. Я и не знаю, что подсказать. В чём же тут секрет?
– Секрет! – и Гошан принялся думать, в чём же тут действительно секрет.
Вроде бы всё рассказал, ничего особенного. Все в классе знали об этом. А вот в чём секрет Гошан вдруг забыл.
– Забыл, Моцарт! В чём секрет забыл, – и он постучал себя по голове.
Раздался звук, словно Гошан постучал по пустому кувшину. Гошан услышал этот звук и опять постучал. Раздался тот же звук.
– Моцарт, ты слышал?
– Угу, – поддакнул тот.
– У меня голова пустая. А с утра была не пустая. Я точно помню, – он снова постучал. – Точно помню, обычно звук у неё другой.
Он встал на дорожке и время от времени стучал себя по голове.
– Ты меня случайно не заколдовал? Ничего там со мной не сделал? Уж что-то особенно пусто в ней сегодня. Мне даже страшно становится.
Моцарт отрицательно покачал головой.
– Скажи, а ты и на джипе умеешь рулить? – Моцарт задумался о чём-то своём.
– Нет, не могу. Но думаю, что это не сложно. В компьютере-то в автогонках я неоднократный чемпион. На машине-то, наверно, проще. Там только колёса качать надо и бензином заправлять по-правдашнему. А всё остальное то же самое.
Гошан сказал это таким уверенным тоном, что у Моцарта не возникло сомнений в словах друга. Гошка в его глазах поднимался всё выше.
– Послушай, Моцарт, постучи мне по голове. Я послушаю, какой будет звук. А то когда я стучу, то толком и не слышу. Меня рука, которой я стучу, отвлекает. Только не сильно, костяшками лучше, от них звук отчётливей.
Моцарт один раз ударил костяшками по голове Гошана. Звук получился такой, будто ударили в колокол. У Гошана глаза стали как два иллюминатора.
– Ты чего? – сначала улыбнулся, а потом испугался Моцарт.
– Ещё раз, можно и два. Нет. Давай три. Что-то я не расслышал или мне померещилось.
Моцарт старательно ударил три раза. Гошан услышал тот же колокольный звон. Моцарт уже не стучал, а звон всё продолжал литься.
– Моцарт, – Гошка смотрел на волшебника, как разведчик на боевое задание, – ты слышал, или это я только слышу?
– Что слышишь? Колокольный звон?
– Угу, – Гошан широко открыл глаза. – Значит, ты тоже его слышишь?
– Конечно, это же я тебе его сделал, – признался Моцарт.
– Ты-ы? – не поверил Гошка.
– Тебе не нравится? А хочешь – выбери звук, который тебе нравится!
– Как это, звук, который мне нравится?
– Очень просто, – и Моцарт снова не сильно стукнул по голове Гошана.
«Пим», – раздался тонкий звук, как будто чирикнула птичка. «Тинь», – тукнул Моцарт ещё раз, и звук был такой, словно зазвенела тонкостенная рюмка. «Бах», – послышался звук разбитой бутылки.
Замахнувшись, Моцарт хотел ещё раз стукнуть, но Гошка остановил его.
– Хватит! Я думал, мне показалось, а это ты чудишь.
– Я подумал, тебе не нравится звук. Решил сделать такой, который бы тебе понравился.
– Так ты и разные звуки умеешь создавать?
– Могу, – как о пустяке, рассуждал Моцарт.
– А так можешь? – Гошан скинул майку с одного плеча, сунул в подмышку левую ладонь, а правой свободной рукой начал поднимать вверх-вниз. Раздался звук: «Пр – пр! Хр – хр». Похоже не то на утку, не то на рвущуюся одежду.
Моцарт засмеялся над тем, как Гошка проделал свой фокус.
– А так? – и Гошка стал приседать.
Присев сначала раз тридцать, он стал делать медленное приседание. Ничего не происходило. Он снова быстро присел раз двадцать. И снова ничего.
– Не получается, Моцарт! В следующий раз, – грустно задышал Гошка.
