— Тарас! — отвечает папа. — Следующая очередь будет твоя! Стой спокойно, Тарас.
Так говорит папа и смотрит куда-то вверх, на деревья. Он не глядит на заведующую детским садом.
…Сегодня папа после работы подошел к детскому саду, куда отдал Тарасика. Остановился за углом и стал глядеть во двор. Ребята играли в салочки. Папа слышал, как звонко смеется Тарасик, и, осторожно выглянув из-за угла, увидел, что его сын лупит какого-то мальчика. Порядок, Тарасику хорошо.
И когда успокоенный папа вытянул шею, чтобы в последний раз посмотреть на своего сына перед тем, как пойти домой и сесть заниматься, Тарасик поднял глаза, призадумался и вдруг истошно заорал:
— Папа!
Они бежали навстречу друг другу — папа, снисходительно улыбаясь, стараясь замедлить шаги; Тарасик — закинув голову и широко раскинув руки. Всё! Подбежали друг к другу. Папа схватил Тарасика, бодро спросил:
— Ну?.. Как поживаешь?
И Тарасик ответил:
— Папа!..
Прекрасно. Все в полном порядке. Самое время пойти домой и сесть за учебник по сопромату.
Дети строятся парами. Заведующая детским садом ведет их в зоологический сад. На ней белая шапочка.
Она приветливо улыбается, но говорит:
— Папаша, я вынуждена сделать вам замечание. Вы нарушаете наши правила. Тарасик здоров, чувствует себя превосходно, попрошу вас прийти в субботу вечером.
— Благодарю вас за сына, — вдруг сказал папа и пожал руку заведующей. Наклонился к Тарасику и даже поцеловал его.
Бодрой походкой, не оглядываясь, он пересек двор и пошел к воротам.
Вопль огласил улицу. Такого вопля не слышала улица с тех пор, как построили детский сад.
— Домой! — завопил Тарасик.
А папа шел вперед.
— Я маме скажу! — истошно орал Тарасик.
Он сел на снег, запрокинул голову и, глядя на солнце, орал так сладостно. Рот Тарасика был широко раскрыт — ни одна слеза не катилась из его зажмуренных глаз.
Папа замедлил шаг.
— Чтоб такой большой такого маленького! — причитал Тарасик.
— Папаша! — тихо сказала заведующая (но почему-то папа это услышал). — Собственно говоря, при детском садике есть актив матерей… Приняв во внимание… Вы можете, собственно, быть отцом-активистом. Мы идем в зоосад, побудьте с ребятами…
— Не возражаю! — ответил папа.
…И вот они шли по улице. Впереди заведующая в белой шапочке, посредине ребята, а сзади папа — отец-активист. Он замыкал шествие.
Милиционер взмахнул своей красивой волшебной палочкой, остановились троллейбусы и автобусы. По мостовой шли ребята, шел детский сад.
Сияло солнце. Улыбались прохожие, добро покачивали головами и глядели на маленьких мальчиков и маленьких девочек, которые шли через улицу.
Остановился на мостовой старик с большущей пилой под мышкой. (Неплохая пила! Тарасик хотел бы такую пилу.) Старик вздохнул и сказал:
— Ну что ж… наша смена.
А в это время Альфред дернул за косу Нелю, Неля, не растерявшись, толкнула Альфреда красивым беленьким ботиком.
— Не смей щипаться! — сказал Тарасик. Подпрыгнул и схватил за волосы Альфреда.
Сияло солнце. Красиво отсвечивал снег. Блестела пила пол мышкой у старика. Папа и заведующая детским садом разнимали Тарасика и Альфреда. Они лягались, как кони. Папа сказал:
— Возьми себя в руки, Тарас!
Тарасик выпростал руки из варежек и тянулся к Альфреду, которого держала заведующая. Альфред тянулся к Тарасику, извивался, кричал:
— Он первый меня толкнул!
Молчаливо салютовали автобусы и троллейбусы: милиционер держал в руке своей волшебный жезл. Заведующая с выбившимися из-под шапочки волосами объясняла прохожим и папе:
— Это чисто нервный рефлекс. Никогда не следует допускать родителей…
От сраму она потеряла шапочку. Папа поднял шапочку.
Дети пересекли улицу. Исчез старик с пилой, покатили вперед троллейбусы и автобусы, улица переполнилась гулом, грохотом, гомоном.
Среди деревьев, покрытых снегом, по дорожкам, расчищенным лопатами и метелками, дошагал детский сад до круга, по которому бежит ослик.
— Тарас, — говорит папа, — твоя очередь. Действуй, садись! Ты задерживаешь ребят.
Эх, видел бы кто эту бричку! Маленькая, а настоящая. Две скамейки. На козлах большой мальчик — кучер. И вожжи совсем настоящие. И ослик совсем настоящий, живой — как лошадь.
Тарасик и Неля крепко держатся за руки.
— Давай поспешай, милок, — говорит большой мальчик таким красивым и грубым голосом, что сердце у Тарасика замирает.
Ослик трогает. У забора стоят откатавшиеся ребята, заведующая и папа. И тут Тарасик смекает: ослик его увозит, увозит от папы… Эко он маху дал! Папа сейчас уйдет, и он будет опять без папы.
— Папа! — кричит Тарасик.
Папа бодро кивает и улыбается.
— Папа! Па-ап!.. — задыхаясь от горя, кричит Тарасик. И теперь он плачет по-настоящему. Слезы слепят глаза, заливают щеки. Весь мир — и большой мальчик, и ослик, и Неля, и белые ветки деревьев кивают в плачущие глаза Тарасика. — Папа, папа! — зовет Тарасик.
Папа отделяется от барьера и выходит вперед на площадку, где ослик.
— Садись! — говорит Тарасик.
А ослик катит — бежит вперед. Цокают ноги ослика по гладким дорожкам. Ему нет дела до слез Тарасика.
— Папа, папа, садись! — умоляет Тарасик.
— Тарас, да ты что? Не буду я приходить, вот и все! Позорище!
Тарасик вцепляется в папину руку и крепко держит ее.
— Гражданин! Отойдите! — сурово говорит большой мальчик. Но Тарасик не отпускает папину руку. Хорошо, что папа Тарасика занимался легкой атлетикой — бегом. Он бежит рядом с бричкой, так же шибко, как ослик. У забора хохочут: родители и дошкольники.
А ослик знай себе катит, не останавливается. Тарасик не отпускает папиной руки.
Неле, видно, тоже нравится папа Тарасика. Она громко смеется. Она перехватывает папин шарф.
Но вот ослик сжалился над папой и остановился.
— Лично с меня довольно, — говорит папа и ласково вынимает Нелю из брички. На Тарасика он даже и не глядит. Он не глядит на Тарасика, когда они обходят зоосад. Он плевать хотел на родного сына, когда все подходят к клетке с медведями. Он поднимает Нелю, а за ней всех остальных ребят, а Тарасика на руки не берет.
— Это мой папа, мой папа! — объясняет людям Тарасик.
Но кто же поверит, если папа даже не смотрит в его сторону. Папа переглядывается с заведующей и поддерживает ее под локоть, когда они идут к попугайчикам.
Хорошие попугайчики, ничего себе попугайчики! Красные, синие, зеленые, желтые, большие и маленькие. У попугайчиков тоже есть дети. Но Тарасику не до них. Как же так? Ведь родной сын. Не собака. Подумать только, не поднять его к клетке, где прыгают попугайчики… Всех поднять, а его нет!
И на обратном пути папа не разговаривает с Тарасиком. Он бы, видно, так и бросил Тарасика, если бы заведующая вдруг не сказала:
— Вот что, товарищ Искра, это непедагогично, но, учитывая душевное потрясение ребенка, возьмите сегодня Тарасика домой. На одну ночь. Считаю, так будет лучше для мальчика. Не всегда же надо придерживаться буквы закона.
И вот они идут втроем по улице: Тарасик, папа и заведующая. Оба держат Тарасика за руки. Но никто с ним не говорит. Они говорят друг с другом, смеются. Им весело. А каково Тарасику?
— Наталья Николаевна, — говорит папа, — ну что ж, как двое мужчин, мы вас, пожалуй, проводим до дому.
— Ни к чему! — отвечает заведующая. — Напротив, это я провожу вас, друзья. Мне хотелось бы ознакомиться с бытовыми условиями, в которых живет ребенок. Это моя прямая обязанность.
— Очень рад! — говорит папа.
Но по лицу не видно, что папа рад. Он опускает глаза и внимательно разглядывает носки своих башмаков.
Тарасика держат с обеих сторон за руки, а все-таки он спотыкается. Ему скучно. От скуки он начинает петь:
А вот идет милиция,
Она меня любит.
А вот стоит милиция,
Она меня не любит.
— Замолчи! — говорит папа.
На них начинают оглядываться прохожие.
— Тарас, замолчи! — повторяет папа.
— А в милиции киселя дают, — голосит Тарасик.
— Здорово, брат! — говорит милиция, и к Тарасику наклоняется белозубое смеющееся лицо постового. — Ну что? Ты, я вижу, больше не пропадаешь? Крепко за руки держат? И мама тут и папа на месте!
В глаза Тарасика глядят голубые, яркие при свете первых фонарей глаза постового Морозко. Они глядят добро и смеются.
— Мой старый приятель, — обращается милиционер к заведующей. — Я вашего пацана от мороза спас. Было, было такое дело!.. Конечно… Чего не бывает в семье?! А вот это я одобряю, — говорит он папе Тарасика. — Красиво, культурно… Что ж, и пацан хорош, и мать, я сказал бы, не подкачала. Одобряю. Здоровая советская семья — одобряю!
