— Начнём теоретический курс… — сказал он надтреснутым голосом, потирая руки.
Нина с тоской подумала, что сейчас пойдут научные объяснения о том, что такое корова и чем она отличается от свиньи. Она хотела сказать, что теорию девочки уже проходили зимой, в школе, а сюда приехали только на практику, но замешкалась, не успела.
— Самое главное в нашей работе: мыть… Что? — неожиданно строго спросил старичок, подняв вверх указательный палец.
— Ру-ки! — хором весело и привычно отчеканили девочки.
— Правильно! — Маленькие глазки старичка удовлетворённо поблёскивали. — А ещё мыть… Что? — снова выпалил он.
— Вы-мя! — проскандировал хор.
— А ещё главное: выдаивать молоко до последней… Что?
— Кап-ли!
— Потому что в последних каплях самая высокая… Что?
— Жир-ность!
— Очень хорошо! — Старичок опять потёр руки. — Теоретический курс вы усвоили… — он сделал паузу, — удовлетворительно.
— О-о! Василий Никифорович, почему? — Девочки окружили его кольцом.
— Недостаточно громко отвечаете. Ну-ка, ещё раз… Ру…
— …ки! — раздался пронзительный визг.
Нина смотрела на оживлённые лица девочек, на смеющегося старичка и завидовала. Любят его! Не очень, видно, грамотный, но он знал что-то такое, чему её не научили в институте.
…К работе приступили в тот же вечер. Нина ходила по коровнику и с удивлением наблюдала, как ловко управляются девочки. Тоненькие струйки молока звонко дзинькали о дно подойника. Коровы стояли смирно и без всякого аппетита, механически жевали толстые стебли камыша.
— Ох, бедные! — вздыхала тётя Клаша, поглаживая коров по унылым мордам. — Потерпите, потерпите, совсем уж теперь недолго осталось. Весна!
Молока было мало — что коровы могли дать с сухого камыша и соломы? Девочки принялись за уборку помещений. Нина чувствовала себя посторонней и ненужной. Люди заняты своим делом, совсем взрослые, сознательные люди. Никого не надо подгонять, понукать. Зачем она поехала с ними? Назначили бы старшей Олю, она вполне бы управилась.
На обратном пути Ася вдруг спросила:
— Нина Павловна, а платить нам будут? Или опять как в прошлом году?
— А как было в прошлом году?
— Да так, дармовая рабочая сила.
— Ну, не совсем, — вмешалась Оля. — Нас ведь кормили.
— Всё равно мы намного больше заработали. Всех доярок в отпуск пустили. Одни мы с тётей Клашей.
— И управились, — поддержали Асю другие девочки.
— Ещё как управились! Благодарность объявили.
— Благодарность объявили, а денег не дали.
— Мальчишки, так те за практику по двадцать рублей привезли.
— Больше! Вон Лешка — тридцать два!
— Ну, пусть даже по двадцать.
— А мы, выходит, всё прожрали, — грубовато заключила Ася. — Что мы — в три горла?
— Ладно, девочки, хватит! — немного резко остановила их Нина и, чуть помедлив, добавила мягче: — Завтра пойду с бригадиром в правление и сама всё узнаю.
Как ни хотела она избежать мелочных денежных дел, а приходилось всё-таки впутываться, и это слегка раздражало. Но, с другой стороны, Нина была рада. Вот и ей нашлась хоть какая-то работа.
Бригадир как уехал утром, ещё засветло, на поля, так весь день дома больше не появлялся. Нина зря прождала его до вечера, а потом решила сама идти в правление колхоза — ей сказали, что председатель в ближайшие дни куда-то должен уехать, не то в район, не то в край.
Село было на удивление разбросанным: десяток разномастных изб — тут, другой десяток — там, третий — ещё дальше. Видимо, строились без всякого плана: где кто хотел, там и ставил жильё. Лишь в дальнем конце, на пригорке, стояли два ряда одинаковых новеньких домиков, аккуратных, симпатичных, под красной черепичной крышей. На одном из них полоскался на ветру яркий флаг. Здесь помещалась колхозная контора.
На некрашеной двери с табличкой «Председатель» повисли прозрачные жёлтые капли смолы. В комнате слышались сердитые голоса. Нина, вдруг оробев, несмело постучала.
— Кто там ещё? — По недоуменным ноткам в голосе стало понятно, что стучать здесь не очень принято. — Входи, ну, входи, чего скрестись!
Она вошла.
— Здравствуйте.
Председатель сидел, весь обложенный грузными конторскими книгами в чёрных переплётах. Кроме него, в комнате никого не было. «А разговаривал с кем?» — удивилась Нина.
Он тяжело, как бы нехотя, оторвался от стула, протянул ей широкую, как лопата, плотную руку.
— Учительница? Садитесь. Как устроились?
— Спасибо, — сдержанно ответила она.
— Ага!
Председатель откинулся на спинку стула, покрутил ручку телефона, попросил девушку на станции разыскать и послать к нему какого-то Спицына. А сам не спускал с Нины внимательного взгляда светлых, с небольшой косиной глаз. «Изучает, — подумала Нина. — Для того и звонить стал. Хитрит!»
Но лицо у него было простое, бесхитростное, загорелое до черноты. Лишь лоб, высокий, с большими залысинами, совершенно белый.
Нина легко представила себе председателя в поле. Кряжистый, приземистый, кепка с большим козырьком надвинута на глаза, чтобы солнце не слепило. Человек от земли.
— Значит, устроились. — Он кончил говорить по телефону. — С питанием как?
— Спасибо.
— Ага! Тогда, значит, всё в порядке?
Вот теперь она поняла совершенно отчётливо: он знает! Знает, зачем она пришла.
— Я хотела бы выяснить насчёт… насчёт оплаты, — выпалила она, преодолевая смущение, которое всегда испытывала, когда приходилось вести речь о деньгах. — Старшеклассникам положено оплачивать труд.
— Ага! Гро́ши!.. Ну, на что девчонкам гро́ши? Губы они ещё не мажут. На духи если…
— Я серьёзно. — Она уловила попытку свести всё к шутке и с ходу отвергла его тон.
— Серьёзно! Ага! — В его глазах всё ещё теплилось веселье. — Кормлю их, пою, учу на своих коровёнках — и ещё гроши?.. Бухгалтер! — крикнул он. — Сколько школьникам на питание отпускаем?
— Семьдесят шесть копеек на душу в сутки. И на учительницу столько же, — тотчас же, словно там только и ждали вопроса, послышалось из-за дощатой, не достававшей до потолка перегородки.
— Ага! Семь рублей шестьдесят копеек, если по-старому. Что положено, отдаём, и даже сверх того… Всё! — Неожиданно он встал и протянул руку. — Как в газетах пишут, переговоры прошли в дружественной, сердечной обстановке. — Посмотрел на её ноги критическим взглядом, добавил, перейдя на «ты»: — Давай, учительница, я тебя на своей персональной подброшу — ишь как вывозилась. Непривычная ты, я гляжу, топать по нашим проспектам.
В тряском «газике» оба молчали. Он, довольный, мычал какой-то несложный мотивчик. Она покусывала губы. Пришла, называется, требовать положенной оплаты. Он и говорить не стал. «Семь рублей шестьдесят копеек по-старому»! А они ведь работают за взрослых. Сколько доярок ушли в отпуск!.. Провёл, как маленькую, и теперь, наверное, смеётся над ней.
Нина злилась. На него, на себя. На девочек, по вине которых попала в глупое положение.
Возле школы, прислонённый к стене, стоял облепленный грязью мотоцикл. Нина обрадовалась. Наверное, завуч по производственному обучению, «железный завуч», как называют его ребята. Может быть, он поговорит с председателем?
Но в комнате были одни девочки. Подвинув матрацы к горевшей печке, они отдыхали после вечерней дойки.
— Ну как? — повскакали все с мест.
— Ничего не получается, — нахмурилась Нина. — У них очень большие расходы… Ваше питание…
— «Питание»! — фыркнула Ася. — Картошка одна!
— Перестань, питание неплохое, — возразила Оля. — Но разве мы зарабатываем только на питание?
— Председатель — жмот! — крикнула Ася. — Жмот, жмот! Спросите у кого хотите. Четвёртый год обещает электричество на ферму провести. Так и сидят с «летучей мышью». А красный уголок у них видели? Это же позор!.. Нет, пусть платит — и всё! Он жмот, а вы ему верите.
— Ася, перестань. — Более спокойная и сдержанная Оля оттеснила подругу. — Нина Павловна, нам ведь совсем немного. Хотя бы по пяти рублей на брата. На сестру, — поправилась она с улыбкой. — Нам так нужно.
— Нет, ничего, наверное, не получится.
Упорство девочек раздражало её всё больше. Далась им эта несчастная пятёрка! Что за мелочность!
— Вы попробуйте ещё раз, — не отставала Оля, глядя на учительницу с надеждой. — Нам правда очень нужно.
— Не знаю, не знаю… — И, чтобы уйти от неприятной для неё темы, спросила торопливо, заметив отсутствие одной из учениц: — А Загоруйко где?
Девочки переглянулись.
— Что молчите?
— Можно сказать, — не то спрашивая, не то утверждая, произнесла Оля, обращаясь к подругам. — Любовь…
Нина не поняла:
— Какая любовь?
— Настоящая, — с заметным оттенком зависти пояснила Оля. — С детства… Они вместе росли, понимаете? Он, когда школу кончил, должен был в политехнический идти, на машиностроительный, — очень способный, у него рекомендации учёных. А остался здесь. Из-за неё. Трактористом в совхозе.
