Ну вот… после этого случая они подружились. Он сделал из сосновых шишек человечка – подарил ей. Она в ответ тоже из шишек смастерила какое-то чудо-юдо. Он назвал его «Соснячок». Он у него под топчаном жил, никто и не знал. А Лёва перед сном достанет Соснячка, полюбуется, скажет ему одними губами:
– Спи, – и под топчан положит. А утром поставит как солдатика – чтобы бодрствовал.
Ему очень хотелось подарить Наде цветы – как папа маме дарил, но он стеснялся. Однажды сорвал ромашку и положил на ее футболку, когда она купалась. Она сразу догадалась, что это от него. Нашла его в стайке мальчишек и улыбнулась глазами.
Были у них и дискотеки на дощатой площадке рядом с кухней. Мазались антикомарином, и никакие кровопийцы были не страшны. Танцевали все, и малыши-бельчата тоже под ногами у старших путались. Однажды Лёва пригласил Надю на медленный танец и чуть не умер от страха, пока они танцевали. Она положила руки ему на плечи, он взял ее за пояс. Сердце колотилось как бешеное, он мечтал, чтобы скорее кончилась музыка, а она все не кончалась и не кончалась, танец длился бесконечно. Наконец, кончился. Он сказал Наде: «Спасибо», – поклонился, как учили их в музыкальной школе – после выступления встать из-за инструмента, подойти к краю сцены и склонить голову перед зрителями. Он склонил перед ней голову.
А ночью Лёва не мог спать! Он вспоминал ее зеленые глаза, устремленные на него. Глаза ждали, он что-нибудь скажет. А он молчал! Он такой робкий был с девочкой! Но и она молчала! А ведь нельзя сказать, что была молчунья. С подружками и болтала, и хохотала беспрестанно.
После танцев ему подали записку. У них белые ночи – не нужно было фонариком светить, чтобы ее прочесть.
«Лёва, приходи на ель после дискотеки», – было написано в ней.
У него сердце заколотилось с новой силой!
Та ель, на которой спала Мухоморина-Надя, стала в лагере знаменитой. Она редко бывала свободной, ею пользовались как скамейкой в небе! Скамейка в небе среди ветвей. И ведь довольно высоко была, как Мухомор-наоборот посмела в первый день залезть на нее, удивлялись ребята и взрослые. Не смотрела вниз, скорее всего. И Лёва не раз на дерево лазил, однажды даже книжку какую-то читал на небесной скамейке.
И вот сейчас он пошел к ели. Ночи не было, были сумерки, особенно среди хвойных ветвей. Шел к дереву и думал: что говорить? О чем? Что делать? Может, поцеловать ее? Один разочек? Мальчишки все так делают. Говорили, что девчонкам это нравится. Сам он не знал, хотелось ли ему целоваться с Надей? Ему нравилось смотреть на нее, вместе грести, вместе купаться, поднимая радужные брызги, пить чай, сидя напротив друг друга. Но целоваться – он пока еще не знал этого желания. Он даже не знал, хочет ли свидания с ней!
Но ведь Надя пригласила! И вот он послушно идет. Посидит с ней на небе!
Почти уже залез на нужную высоту. Увидел снизу чьи-то ноги. Не разберешь, чьи кроссовки – по подошвам как узнаешь? Дальше полез.
Одна ветка всего осталась, а тут какая-то девчонка как завизжит! Совсем это и не Надя была! Он чуть с дерева не свалился от испуга! Бок ободрал о колючие и шершавые ветки.
Еще услышал, как кто-то неподалеку за деревьями приглушенно смеялся. Девчонки, кто же еще! Подсматривали! Противные девчонки! Он сразу подумал, что это не Надя была, не стала бы она его так разыгрывать, нет, не стала!
Но спросить у нее утром за завтраком постеснялся, вел себя так, как будто бы ничего не случилось. И она была обычной – никакой насмешки в зеленых, как хвоя, глазах.
Но заметил двух девчонок, которые смотрели на него и хихикали в ладошки. Это были девчонки из другого отряда – на год старше. На всякий случай он показал этой парочке кулак. А когда попросил парня из старшего отряда, от которого Лёва записку получил, показать тех, кто дал ему послание, парень ответил:
– Слушай, чувак, не помню!
Лёва с нетерпением ждал первого сентября нового учебного года. Думал, как они с Надей встретятся. Что скажут друг другу?
– Я скучал, – сознается он. – Здорово там было, правда?
Но она ничего не сказала! Вернее, ничего необычного! Только как всегда:
– Привет, Капитонов!
Ему даже обидно стало. Вот так раз! И на переменке он сам подошел к ней и спросил:
– Поедешь еще в лагерь тот?
Она ответила:
– Не знаю. Лучше на юг, на море. А то там столько комаров, всю кровь у меня выпили!
– Да нет, чуть-чуть осталось, – улыбнулся он, – а мне там понравилось.
– Ты же музыкант, – напомнила она, – зачем тебе спортивный лагерь? Пальцы ломать мячом, да?
Она напомнила ему тот момент, когда они играли в волейбол, и он сильно расшиб мячом пальцы.
Четвертый, пятый, шестой, седьмой классы… Лёва садился в классе так, чтобы Надя Калинина была впереди. Ему нравилось смотреть в ее спину. То коса, то распущенные по плечам каштановые волосы, то одна заколка в волосах, то другая. То резинка с шариками на косе, то с какими-то висюльками… Лёва все заколки её изучил. И не только заколки… Блузка с белым воротничком, с полосатым, с воротником-стойкой… свитерок с отворотом, кофточка с застежкой сзади… однажды у нее перекрутилась лямка сарафана. Как ему хотелось ее поправить! Руки просто чесались! Не посмел! В раздевалке он старался как бы нечаянно коснуться ее куртки. Однажды коснулся щекой воротника. По сердцу как будто погладили! Потом зарылся в куртку лицом. И тут пришла Надя.
– Ты что там ищешь, Капитонов? – удивленно.
Лицо его стало таким же красным, как ее куртка.
Но это в седьмом. В восьмом и девятом был уже сдержаннее.
Приглашал ее на танцы на дискотеках. Она ни разу не отказалась, но сама никогда не приглашала его на белый танец.
– Помнишь спортивный лагерь? – спросил он однажды.
– Ой, как давно это было. Но помню, – помолчала, подумала, добавила: – Да, хорошо помню. Помню, как ты пригласил меня на дискотеке. Мы танцевали вот так же, как сейчас.
– Нет, не так. Тогда глаза у тебя были другие.
– Другие? Какие же?
– Такие… такие мечтательные… такие девочкины… такие… словом, замечательные были у тебя глаза.
– А сейчас что, хуже?
– Сейчас они просто красивые. Но без мечты.
– Увы… – ответила Надя. – Нет, мечты у меня есть, конечно. Просто они не отражены в глазах.
– Это плохо. Глаза – зеркало души. Ведь правильно говорят, да?
– Это просто говорят.
– А я думаю – это верно. Скажи, Надя, а кто же меня провел так со скамейкой на елке?
– А-а… – Она вспомнила, засмеялась. – Да вот, пошутили подружки.
– А ты знала об этом?
– Да.
Он вспыхнул, как тогда же в седьмом, с курткой. Но сумел дотанцевать танец до конца.
– Спасибо, – кивок, поклон.
– Это тебе спасибо, – сказала Надя. – Не побил меня тогда. Вообще спасибо тебе, Капитонов. Не знаю, почему ты так хорошо ко мне относишься? За что?
– Да я и сам не знаю. Не знаю, почему мне нравится, когда ты рядом.
Вот и вся история его любви. Лёва рассказал ее мне. А я рассказала про Захара. Оба мы были глупыми. Оба любили безответно. У меня любовь прошла. Прошла ли у него, я сомневалась. А как же букет роз? Зачем розы, если не любишь?
Букет роз! Стоп! А может, это ключевые слова? Ведь и в театр Лёва принес мне розы! Розы, брошенные на кресле! Никому они не достались!
Как, впрочем, и эти цветы.
Надя их не взяла.
И я не взяла.
Отверженные розы… Бедные, бедные…
Люблю поезд. Люблю в нем читать, слушать музыку, смотреть фильмы. Он меня умиротворяет, я становлюсь спокойней, не бешусь, в поезде у меня всегда ровное настроение. Если конечно, Лёва на меня не сердится.
Сейчас не сердится. Он напротив. Мне хорошо. Ничего судьба не колченогая. Она прекрасная. Чистая, как снег за окном. Проехали Уральские горы. Вообще-то они далеко – из поезда как верблюжьи горбики. Может, поэтому их не замечают.
Мы лежим, каждый на своей полке. Спать совсем-совсем не хочется. А в купе льются звезды. Их как снежинок на небе. Миллион умножить на миллион. И даже еще больше. Как хорошо без мобильных телефонов. Связь на железной дороге плохая, часто ее нет вообще. Мы их выключили. Мне не хочется других голосов. Только чтоб Лёвин.
– Лёва, как много звезд! Ты видишь?
– Где? Нет, не вижу.
«Сходила» на его полку. Почему-то правда звезд оттуда не видно. Какое-то странное освещение неба. Прожектор локомотива мешает? А на мое место звезды льются, заполняют купе до краев, вот они уже и в моем сердце…
– Лёва-Лёв, иди сюда, здесь звезды.
Мы заснули на моей полке, обнявшись.
Под музыку звезд.
Ночью в наше купе вошли новые пассажиры. Сквозь сон я услышала:
– Не включай свет, – прошептал кто-то из них, – не буди, пусть влюбленные спят…
При свете, попадающем в щель купе из коридора, люди тихонько забрались на свои верхние места. И я подумала, что в центре России так не бывает. Там если пассажиры заходят ночью, они и свет включают, и говорят громко. Северные люди очень тактичные. Когда я ехала в Воркуту, точно так же кто-то подсел ночью и не зажег света.
