— Теперь ты мне уже не нужен, Бойси. Иди обратно в спальню. Убирайся. — Но пес продолжал следовать за ней, и через несколько шагов девочка оглянулась. — На случай, если ты что-то недопонял, Бойси: от собаки обычно ждут, что она будет утешать хозяев, прибегать к ним и ласкаться, и всячески повышать им настроение. А все, что ты хочешь делать — это валяться на мягкой кровати. Даже косточки в доме прячешь, потому что тебе лень выйти во двор. Давай, убирайся обратно в спальню.
Она двинулась в кухню, а Бойси по-прежнему плелся за ней, потому что терпеть не мог оставаться в одиночестве. На полпути Сара расслышала, как в кухне Ванда препирается с тетей, раздумала туда идти и вышла на крыльцо.
Позади Бойси стал скрестись в закрытую перед носом дверь, и Сара его выпустила.
— Иди и отстань от меня наконец.
Ее брат Чарли сидел на верхней ступеньке, и девочка присела рядом с ним. Она снова вытянула ноги, критически осмотрела их и заявила:
— Я люблю свои оранжевые кеды. А ты, Чарли?
Брат не ответил. Он сосал красный леденец, из которого вывалилась палочка, и мальчик тщетно пытался вставить ее обратно. Он так долго старался, что палочка погнулась.
— Дай сюда, — сказала Сара, — я тебе помогу. — Она вставила палочку в леденец и вернула конфету брату. — Теперь будь аккуратнее.
Некоторое время она сидела молча, потом взглянула на свои ноги и сообщила:
— Отвратительные оранжевые кеды. Терпеть их не могу.
Она откинулась на перила так, чтобы не видеть ненавистных башмаков, и продолжила:
— Чарли, я хочу тебе кое-что сказать. Это лето — худшее в моей жизни.
Сара сама не знала, почему дела обстоят подобным образом. Вроде бы она делала то же самое, что и в прошлом году — ходила с подружкой Мэри в «Дэйри Куин»[1], сидела с малышами миссис Ходжес, смотрела телевизор — однако же все изменилось. Как будто большой калейдоскоп ее жизни кто-то перевернул, и картинка стала совершенно другой. Те же цветные стеклышки после встряски больше не складывались в знакомый узор.
Изменений в узоре обнаружилось не одно, не два — сотни. Этим летом Сара ни в чем не могла быть уверена. То она чувствовала себя счастливой, то — через мгновение — абсолютно несчастной, то и другое безо всякой видимой причины. Час назад ей нравились оранжевые кеды — а теперь смотреть на них стало противно.
— Чарли, я тебе скажу, на что похоже это ужасное лето. Помнишь, когда подлюка Джим Уилсон тебя посадил на качели — помнишь, как оно было? Он тебя раскачивал изо всех сил, а потом долго-долго держал качели в воздухе, и вдруг неожиданно отпустил, и ты никак не мог слезть и думал, что это никогда не кончится? Вверх-вниз, вверх-вниз, до конца твоей жизни? Вот на что у меня похоже это лето.
Чарли протянул ей леденец и палочку.
— Что, опять? Сказать по правде, твой огрызок конфеты такой противный, что его и трогать-то не хочется. — Сара вставила палочку на место и вернула леденец брату. — Смотри, если он опять соскочит — я не шучу, Чарли Годфри! — я выброшу его в помойку, так и знай.
Чарли посмотрел на пустую палочку от леденца, пошарил пальцами во рту и вытащил саму красную конфету, вместе с палочкой зажав ее в руке. Сара сказала, что выбросит леденец в помойку, если он опять соскочит, так что мальчик крепко сжал кулак и стал смотреть в другую сторону.
Потом он начал медленно шаркать ногами взад-вперед по ступеньке. За много лет он так часто предавался этому занятию, что на досках протерлись две полоски от его ног. Это нервное движение всегда означало одно и то же — Чарли о чем-то тревожится, и Сара сразу распознала симптом.
— Ладно, Чарли, — устало сказала она. — Где твоя сосулька?
Чарли зажмурился и принялся качать головой из стороны в сторону.
— Я не собираюсь ее у тебя отнимать. Я просто опять ее насажу.
Он не торопился поверить сестре и продолжал мотать головой. Движение выглядело ритмичным и механическим, будто могло продолжаться вечно. Сара некоторое время смотрела на мальчика, потом со вздохом взяла его кулачок и попыталась разогнуть сжатые пальцы.
— Честное слово, Чарли, ты вцепился в противный липкий кусок карамельки, как в королевский алмаз какой-нибудь. Ну же, дай мне.
Он открыл глаза и смотрел, как сестра завладевает леденцом и снова втыкает в него палочку, которая теперь была согнута почти вдвое, так что конфету приходилось держать осторожно.
— Вот, пожалуйста.
Чарли взял леденец, но не подносил ко рту: его все еще тревожила кривизна гнутой палочки. Сара взглянула на свои руки и начала чистить сломанный ноготь. В эту минуту они с братом были до странности похожи — тот же овал лица, те же круглые карие глаза, веснушки на носу, русые волосы, падающие на лоб. Потом Чарли поднял голову, и иллюзия исчезла.
Все еще держа свой леденец в руке, он смотрел на самодельную палатку, которую соорудил во дворе сегодня утром, вытащив из дома старую простыню и перекинув ее через низко натянутую бельевую веревку. Сперва он просто набросил простыню на веревку и сидел под ней, и белое полотнище развевалось вокруг него, а потом пришла Сара и сказала:
— Чарли, тебе нужно как-нибудь закрепить концы. Настоящая палатка не должна трепыхаться от ветра.
Чарли так и думал, что палатке чего-то не хватает. Он подождал под простыней, пока Сара не вернулась с прищепками, которые она вбила в жесткую землю, зацепив ими края ткани.
— Ну вот, это я понимаю — палатка так палатка.
Палатка понравилась мальчику. Солнечный свет, проникавший сквозь тонкое полотно, и тени деревьев, колыхавшиеся над головой, навевали на него уютную дрему, и теперь Чарли хотелось обратно в палатку.
Сара снова принялась говорить об ужасном лете, но он уже не слушал. По тону сестры мальчик понимал, что на самом деле она говорит вовсе не с ним. Он медленно встал и потихоньку двинулся через двор к своей палатке.
Сара смотрела, как он идет — такой маленький для своих десяти лет, одетый в выцветшие голубые джинсы и полосатый растянутый свитер. Конфету на палочке Чарли нес перед собой, будто свечу, которая в любой момент может погаснуть.
— Не урони свой леденец в траву, — вслед ему посоветовала сестра. — Вот тогда он точно пропадет.
Она смотрела, как мальчик, согнувшись, заползает в палатку и устраивается там. Против солнца был ясно виден его силуэт, видно, как Чарли осторожно кладет леденец в рот.
Потом Сара улеглась на жесткие деревянные ступеньки и запрокинула голову.
А в доме все еще спорили Ванда с тетей Вилли. Даже на крыльце Саре было слышно каждое слово. Тетя Вилли, на чьем попечении они все находились уже шесть лет, после смерти мамы, громко повторяла:
— Нет, никаких мотоциклов. Никаких мотоциклов, ни за что на свете!
Сара скривилась. В тетушке ее раздражал не только громкий голос — вообще все: и ее манера командовать, и неумение слушать, и нежелание думать, что и когда стоит говорить. Как-то она заявила на всю аптеку Картера, что хочет купить для Сары хорошую дозу магнезии.
— Это не мотоцикл, а мотороллер, — терпеливо, как будто обращаясь к ребенку, говорила Ванда. — Почти то же самое, что велосипед.
— Нет.
— Все, что я собираюсь сделать — это отъехать на полмили от дома на совершенно безопасном мотороллере…
— Нет. Ни за что и ни при каких условиях. Нет!
— Фрэнк водит очень осторожно. За всю жизнь ни одного крохотного несчастного случая.
Никакого ответа.
— Тетя Вилли, это совершенно безопасно. Он свою маму возит в магазин на мотороллере. Кроме того, я достаточно взрослая, чтобы уехать безо всякого разрешения, и надеюсь, ты это понимаешь. Мне девятнадцать лет.
Нет ответа. Сара знала, что тетя Вилли наверняка стоит у раковины и энергично мотает головой.
— Тетя Вилли, Фрэнк будет здесь с минуты на минуту. Он проделал весь этот путь только ради того, чтобы съездить со мной на озеро посмотреть лебедей.
— Только не говори, что тебя тут лебеди волнуют.
— В том числе и лебеди. Я люблю птиц.
— Прекрасно, лебеди уже дня три как живут на озере, и до сих пор ты не очень-то рвалась их увидеть. И вот теперь тебе вдруг приспичило, ни минуты терпеть не можешь, вот-вот вскочишь на этот чертов мотоцикл и помчишься смотреть лебедей.
— К твоему сведению, я все время мечтала их увидеть, но сегодня у меня впервые появилась такая возможность. — Ванда вышла из кухни и взялась за дверную ручку, бросив через плечо: — Ну, я пошла.
Девушка громко захлопнула входную дверь, перешагнула через Бойси и уселась рядом с Сарой на верхнюю ступеньку.
— Она не выносит, когда другие развлекаются.
— Знаю.
— Она меня с ума сводит. Все, что я собираюсь сделать — это съездить с Фрэнком на мотороллере посмотреть на лебедей. — Сестра взглянула на Сару, потом резко оборвала себя: — А куда Чарли подевался?
