– - Помягче. Будешь помягче обходиться, и она посмирней будет…
– - Что же, с ней теперь бобы, что ли, разводить? -- сказал недовольным голосом Яков и стал набивать трубку.
– - Не бобы разводить, а кротости побольше иметь! У вас ведь как,-- чуть маленько, и кулаком её в морду, баба рогачом, парень чем попало! Ономнясь [Ономнясь -- недавно, несколько дней тому назад.] я сам видел, как парень ваш свёл кобылу-то в ночное, спутал её, снял оброть, да как грызлами [Грызла -- железные удила у узды, местное название. (Примеч. автора.)] хватит её по морде, так та, сердечная, индо головой завертела! Так как же ей тут смирной быть?..
– - Это не оттого! -- сказал Яков.
– - Как -- не оттого? Попробуй-ка с ней лаской-то обращаться, другой свет увидишь!
– - Со скотиной-то лаской? -- сказала жена Якова.-- Поймёт она твою ласку!
– - А вы попробуйте! -- настаивал Макар.
– - И пробовать не будем! -- проговорил Яков. -- А видно, не ко двору нам этот покон, нужно его перевести!
– - Знамо, так! -- поддакнула Соломонида.-- Продать обеих, а на ихнее место купить какую посмирнее.
– - И жеребёнка продадите? -- спросил Макар.
– - И жеребёнка продадим. Что ж на него любоваться, что ль?
– - Сколько же за жеребёнка думаете взять?
– - Да что, красненьких полторы дадут, и ладно!
– - Пущай за мной! -- решительно сказал Макар и встал с места.
И Яков и Соломонида удивились.
– - Идёт, что ли? -- спросил Макар и протянул Якову руку.
– - Бери, только на нас не пеняй, мы говорим тебе, что в нём есть!
– - Да что уж есть, всё моё!
– - Ладно!
III
Дома на Макара поворчали было, зачем он купил такого жеребёнка; но мужик не обратил на это никакого внимания и на другой день, обмолотив овин, взял деньги и пошёл к Якову. Был сильный заморозок, скотина стояла ещё на дворе. Яков обротал жеребёнка, Макар его принял из полы в полу и, перекрестившись, повёл к себе.
– - Ну, глядите покупку-то! -- крикнул Макар своим, держа жеребёнка под уздцы.
Семейные Макара высыпали на улицу и принялись оглядывать жеребёнка. Жеребёнок был крепкий, туловище круглое, зад лоснился, копыта стаканчиком, шея толстая, голова небольшая, сухая, глаза точно огонь. Он стоял, пугливо озираясь кругом, семеня ногами, пофыркивая и не давая дотронуться до себя.
– - Ишь какой дикий! -- сказала девка.
– - Дикий-то дикий,-- согласился Макар,-- мы, пожалуй, и звать-то его будем Дичок,-- ничего?..
– - Ишь, у него и глаза-то горят, как у волка, какой в нём толк будет? -- молвила Макарова баба.
– - Не было страсти на дворе, так будет! -- недовольным голосом сказала невестка. -- Коли он такой злой, боязно будет и по двору-то пройти!
– - Заест,-- шутливо сказал Макар.-- Он уж бабы три съел таких-то, только ноги остались.
– - А постой, я ему хлебца вынесу, -- будет он есть али нет? -- сказала девка и побежала в избу.
– - Да посоли хлеб-то! -- крикнул ей вслед Макар.
Девка вскоре вернулась с ломтём хлеба и поднесла его жеребёнку. Жеребёнок, завидев хлеб, и бровью не моргнул.
– - Ещё не привычен,-- молвил Макар и поднёс хлеб к губам жеребёнка.
Жеребёнок отвернул голову.
– - Ишь ты, не хочет! Постой, раскутаешь, будешь есть!
И Макар отломил кусочек хлеба, где было побольше соли, и впихнул его в рот жеребёнку. Жеребёнок нехотя взял его, помял губами и проглотил. Макар подал ему ещё такой же кусочек; жеребёнок сжевал охотнее и, увидев, что у мужика есть ещё хлеб, сам уже потянулся за ним.
– - Вот так-то! -- проговорил Макар и стал гладить жеребёнка по морде. -- Ешь, ешь, дурашка! Привыкай, да будь смирен.
И, дождавшись, когда жеребёнок съел хлеб, он тихонько повернул его и повёл во двор. Жеребёнок заартачился и не захотел было идти на чужой двор. Макар, остановившись, стал гладить его по морде и шее.
– - Ну чего ты, дурашка? Не бойсь! Тебе тут хорошо будет!.. Молодуха, принеси-ка ему приполок невеечки! [Приполок невеечки; приполок -- количество чего-либо, забранное в полу одежды; невеечка -- невеяный овёс.]
Жеребёнок после ласки оказался послушливее и, не упираясь, вошёл во двор. Макар завёл его в задний хлев, снял обротку и проговорил:
– - Ну, вот тебе и место, гуляй здесь!
Жеребёнок почувствовал, что с него сняли обротку, сразу рванулся в сторону, взлягнул, причём чуть не попал Макару пятками в грудь, и, забившись в угол, остановился там, дрожа всем телом.
– - Ишь как тебя приучили… Ну постой, здесь тебе того не будет!
И Макар засыпал в кормушку принесённый молодухой невеяный овёс и вышел из хлева.
IV
Макар всегда и со всей скотиной обходился ласково, старался не бить, не кричать на неё и семейным не позволял этого делать. Так же стал он обращаться и с Дичком. Мало того, он на первых порах сам стал ухаживать за ним: сам носил корм, сам поил, сам таскал подстилку. Допускал он и дочь с невесткой это делать иногда, но сам всё-таки присматривал: достаточно ли они корма или пойла ему дали, так ли положили. На первых порах Дичок не подпускал к себе никого. Только кто покажется в хлеве, он бросается в угол, настораживается, поднимет уши и стоит, смотрит. Едва кто делал к нему шаг, он, прижимая уши, начинал охмыляться и семенил задними ногами. Старуха, когда носила пойло овцам, всегда опасливо озиралась, не бросился бы он на неё, не ударил бы как. Настороже были всегда и девка с невесткой. И только Макар не обращал на это никакого внимания. Положит корм, подойдёт к нему и, ласково отпрукивая, ухитрится как-нибудь схватить за шею или за холку и начнёт гладить его, почёсывать, называть нежными именами. Мало-помалу жеребёнок стал привыкать к нему, встречать более дружелюбно и не отскакивал уже от кормушки, когда кто-нибудь появлялся в хлеве.
Мало-помалу Дичок стал позволять дотрагиваться до себя не только Макару, но и старухе, снохе, а особенно девке. Девке потому, что она всех больше ухаживала за ним и обходилась ласково и, кроме того, часто выносила горбушку или кусочек хлеба.
К весне Дичок поднялся, вырос и сделался ещё круглее корпусом. В первую бороньбу Макар пожалел его запрягать в борону. Но в яровой сев, когда работа бывает легче и когда лошади несколько поправляются на вырастающей к этому времени зелёной траве, он решился попробовать его. В один полдень он послал Федорку в стадо привести его. Девка живо прикатила с ним, и Макар, благословясь, исподволь стал надевать на него хомут. Дичок было фыркнул, насторожил уши и поднял голову, но Макар с девкой, одерживая его, надели-таки хомут, стали засупонивать и вхлёстывать гужи [Засупонивать и вхлёстывать гужи -- затягивать кожаную петлю, которая соединяет хомут с оглоблями и дугой.]. Сделав это, Макар под уздцы повёл Дичка на полосу, зорко следя, как бы он не рванулся назад и не наскочил бы на борону.
Дичок шёл на полосу неохотно; остановился было, когда опрокинули на пашне борону зубьями вниз и ему стало тяжело её тащить; но его опять погладили, почесали, и он легко двинулся с места.
Два раза взад и вперёд Макар сам провёл Дичка по полосе за девкой, которая ехала впереди на старой лошади. Потом связал вдвое повод и надел его дочери на руку, сам же отошёл в сторону. Жеребёнок пошёл как "милое дитятко".
– - Заходит-то, заходит как на повороте, словно старая лошадь! -- говорила Федорка, и лицо её светилось счастливой улыбкой.
– - Обыркается, бог даст, и пойдёт! -- сказал Макар и не пошёл уж больше за жеребёнком, а остался на конце полосы.
Следующею зимою, когда выпало достаточно снега и санная дорога установилась совсем, Макар попробовал Дичка в упряжке, для этого он запряг старую лошадь в дровни и пустил вперёд, а Дичка, запряжённого в другие сани, на аркане пустил позади. На передней лошади поехала невестка; на Дичке он сам с Федоркой.
Когда тронули от двора, то Дичок рванулся с места сразу и полез было на передние дровни. Но молодуха ударила по лошади. Тогда Дичок бросился в одну сторону, потом в другую, но, натягиваемый арканом и управляемый вожжами, он поневоле вышел на дорогу и плавно побежал вперёд.
– - Ну вот, так-то беги, не сворачивай! -- говорил Макар.
– - Как он ловко ногами-то вывёртывает! -- восхищалась Федорка.
– - Побежка развязная, нечего говорить! -- присматриваясь к бегу Дичка, молвил Макар.
Выехали за деревню, доехали до перекрёстка и повернули на другой путь. Макар крикнул, чтобы молодуха пошибче ехала.
Та разогнала лошадь, Дичок тоже прибавил ходу, аркан остался без натяжки.
– - Кати, Дичок! Не выдавай! Не давай старому спуску! -- весёлым голосом поощрял жеребёнка Макар.
– - Что за бег, батюшки мои! -- восхищалась, жмуря глаза, разрумянившаяся на холодке Федорка.
– - Стой! -- крикнул Макар молодухе.
Молодуха сдержала свою лошадь. Макар выскочил из саней, отвязал аркан от передних дровней, завязал его на оглоблю и велел молодухе съехать с дороги.
Молодуха тронула свою лошадь в сторону, Дичок двинулся было за нею, но Макар натянул вожжи, и жеребёнок остановился. Потом, когда дорога очистилась, Макар опустил вожжи и крикнул:
