Как обычно утром, она проверила ящик электронной почты, стерла все неинтересные сообщения, рассортировала важные письма так, чтобы потом основательно ответить на них в порядке первоочередности. Затем позвонила секретарше Светочке в приемную:
— Светок, собрание еще не началось?
Утренняя пятиминутка, куда приглашались все члены руководства НПО и начальники отделов, никогда не начиналась вовремя. А все из-за того, что Нил Калахан, глава российского подразделения, никогда не приходил на работу вовремя. Он мог задерживаться по вечерам, мог проводить выходные в офисе, но утром на месте ровно в девять ноль-ноль его не оказывалось. Ему важнее было выгулять собаку, спокойно позавтракать с женой, а уж после этого не торопясь направляться в офис. Естественно, никто не комментировал его опоздания — это не бизнес-компания, где жесткая конкуренция и строгая дисциплина не позволяют подобные промахи даже самому высокому начальству. Эта была самым обыкновенная НПО, таких в России, да и по всему миру, пруд пруди. С небольшими фондами, с раздутым штатом, громогласной программой действий и значительно менее громкими результатами.
— Позвонишь, когда народ начнет подтягиваться, хорошо?
— Конечно, Оль, сделаю, — с готовностью отозвалась Света.
Что в Светке всем нравилось, так это постоянная готовность удружить, помочь, выполнить поручение, и все с улыбкой и хорошим настроением. Прямо идеальная секретарша попалась их НПО, другие только завидовали.
Ольга глянула на часы, вытащила мобильник и остановилась в нерешительности. Интересно, проснулись родители или еще нет? Любопытство перевесило заботу о неприкосновенности сна, и она набрала домашний номер.
— Мама, привет, ты уже встала?
— Недавно, еще даже кофе не выпила. Что-то случилось? Ты откуда звонишь?
Голос ее звучал отвлеченно. В этом вся мама. Думает о чем-то своем, решая в голове по ходу разговора миллион других вопросов. Ну откуда еще Оля может звонить в рабочий день в такое время?
— С работы, конечно.
— Все в порядке?
— Да, все нормально. Просто почему-то решила, что забыла выключить кофеварку.
— Да нет, вроде бы я ничего такого на кухне не заметила.
Мама зевнула.
— Ты придешь как обычно?
— Наверное. Кстати, тебе утром кто-то звонил.
— Мне? Кто?
— Не знаю. Девушка какая-то. Сказала, что напутала с временным поясом, не назвалась. Было плохо слышно. Мне показалось, она нервничала.
Мама ответила не сразу, и Оля это немедленно заметила. Пауза показалась ей слишком длинной, а непринужденность, зазвучавшая в последующих словах, немного наигранной.
— Странно, кому я могла понадобиться? Впрочем, раз не назвалась, значит, ничего срочного. Ну ладно, Оль, до вечера. Если придешь не поздно, то еще увидимся до того, как я уйду на работу.
— Пока, мам.
Ольга уставилась в одну точку. Вот что было странным в интонациях звонившей девушки — они удивительным образом напоминали мамины! Точно! У Ольги голос тоже иногда напоминал мамин — бывало, их иногда путали по телефону. У этой девушки тоже голос напоминал мамин по интонациям, только тембр казался чуть ниже. А может, это просто ее воображение? Она уже придумывает то, чего не существует. Но все же Ольга готова была поклясться, что девушка уже звонила до этого.
— Оль, да что с тобой?
— А?
Она встрепенулась. Димыч смотрел на нее, как на больную.
— Только не парь мне мозги, что ты забыла выключить кофеварку. Сколько тебя знаю, ты никогда ничего не забываешь. Зачем домой звонила? Все неможется из-за этого звонка?
— Имею право.
— Имеешь, но зачем? Так и не въеду — чем тебя это так зацепило?
— Не въезжаешь, не вмешивайся. И вообще — работы валом, а он тут чужие разговоры подслушивает.
— Ну ничего себе заявочки! Выходи из комнаты, если секретничаешь!
Димыч нахохлился и уткнулся в монитор компьютера. С Ольгой они работали в «Поколении» два года, а знали друг друга еще дольше, она вытащила его с предыдущего места работы, так как знала — без его талантов ей не справиться. Димка был гением системного администрирования, а она обладала талантами организатора, вместе они составляли очень эффективную команду, правда, Димке признание и слава были ни к чему, он не страдал тщеславием, а Ольга и во сне грезила о повышении. Что, впрочем, не мешало им время от времени встречаться после работы и играть в парочку влюбленных. Играть, потому что и он и она отлично понимали, что связывает их скорее некая общность интересов и личное одиночество, чем настоящие чувства. Возможно, именно эта легкость в отношениях и позволяла им относиться с юмором ко всему происходящему.
Позвонила Света и позвала на утреннее собрание, а когда Ольга вернулась, от стычки и утреннего настроения и следов не осталось. Калахан так загрузил ее заданиями, что времени на посторонние дела и мысли просто не осталось.
К вечеру, однако, назойливая мысль о девушке со знакомым голосом вновь трудолюбивой пчелкой зажужжала в голове. И как бы Димыч ни старался отвлечь ее, особых успехов он не добился. Ольга согласилась пойти с ним выпить по бокалу мартини в бар, где они частенько ужинали, выбрав его в основном из-за соседства с офисом. Причина, по которой она согласилась пойти с ним, была проста — Ольга решила прийти домой чуть позже обычного, чтобы мать уже ушла на работу. Были у нее свои соображения на этот счет.
Димыч старательно водил оливкой, подцепленной острием коктейльной палочки, по стенке широкого бокала.
— Что ты с ней возишься? — спросила Панова.
В голосе ее звучало плохо скрытое раздражение.
— Ты молчишь, вот я и занимаюсь ерундой.
— Лучше расскажи что-нибудь.
— Например?
— Зачем тебя Ханна вызывала?
Немка Ханна Штейн, администратор офиса, обычно сидела безвылазно у себя в офисе, занимаясь многочисленными документами, и вызывала сотрудников к себе. То ли ей было лень выходить из своей конурки, то ли считала себя пупом Земли, но никто уже не удивлялся ее манере.
— Да я сам не понял. Спрашивала про наш сервер, про заблокированные сайты. Говорит, что не может выйти на какие-то там сайты, которые ей нужны. Что электронные письма, которые уходят из офиса, не сразу доходят до их штаб-квартиры.
— И что, действительно заблокированы сайты? Порнуха, что ли?
— Да нет. Я потом проверил — если их и блокируют, то не через наш сервер. Где-то на уровне внешнего провайдера задействовано.
— А почта что? Я, кстати, тоже заметала, иногда мои и-мейлы далеко не сразу до начальства в Париже доходят.
Димыч почесал в затылке. Все той же коктейльной палочкой. Уже без оливки. Заметив Ольгин взгляд, палочку отложил в сторону.
— Есть у меня кое-какие соображения, но пока не уверен.
— Ну и что? Будешь мне тут секретную контору разыгрывать?
— Да я сам не уверен, Оль, ну зачем я буду говорить?
— Как хочешь.
Она пожала плечами и фыркнула:
— Я тебе тоже ничего не буду рассказывать. И вообще разговаривать не буду.
Она заказала второй бокал мартини. Аккуратно выловила оливку и отправила ее в рот. Постучала пальцами по барной стойке и стала демонстративно оглядываться по сторонам со скучающим видом. Потом обернулась на Димку. Тот улыбался.
— И что? Что ты улыбаешься, спрашивается?
— Тебе улыбаюсь. Не получится из тебя эсэсовец.
— Почему?
— Пытать не умеешь.
Она яростно завертела несчастный бокал в руке, рискуя сломать ножку.
— Ладно, ты же не уснешь. Расскажу. Мне кажется, нашу компашку посадили на крючок.
— Как это?
— Элементарно. Следят. Просматривают сообщения. Поэтому они задерживаются где-то, пока их просекут на внешнем сервере, а потом идут дальше.
— Чепуха какая-то. Кому может понадобиться замухрышная НПО, пекущаяся о здоровом поколении?
— Не такое уж замухрышное.
— Ну, положим, согласна. Не замухрышная. Но все равно — зачем? Какой интерес?
— Со временем узнаем. В любом случае — мое дело крайнее.
Ольга взглянула на часы. Семь. Можно идти. Доберется до дома около восьми, мать как раз уже будет на работе в своем любимом ресторане.
— Ладно, Холмс, пошли. Как бы нас с тобой тоже на крючок не посадили за слишком большое рвение к работе.
— Меня-то в этом не заподозришь, а вот некоторых…
— А я что? Пиарщица, одно слово! Чепуховина, а не должность. Поехали.
Дома горел свет во всех окнах. Это было удивительно. Отец обычно был занят по вечерам своим учебником по биологии, над которым он трудился уже второй год, и закрывался у себя в кабинете, а свет в других комнатах выключал — советская привычка экономии, никак не искореняемая, даже когда плата за свет перестала играть хоть сколько-нибудь значительную роль в их семейном бюджете.