Одна тетя Душа не дивилась. Она гордилась своим старым другом, и её сияющие теперь, как звезды, глаза, устремленные на него, казалось, говорили: «Вот какой он честный, какой умный, какой добрый и благородный. И как права я была, веря в него как в самое себя».
Он много изменился за эти пятнадцать лет. Ничего, прежнего не осталось в нем, конечно. Лицо, обросшее густой растительностью, местами уже посеребренной сединой, и обожженное полярным солнцем, было мужественно, красиво живой одухотворенной красотой. Смелый, проницательный взгляд, сильно раздавшаяся грудь и плечи, густая черная с сединой шапка волос, — все это придавало ему вид какого-то русско-сказочного богатыря. И самое появление его здесь было неожиданно как в сказке. И самые рассказы этого богатыря о его необыкновенной жизни, полной лишений и приключений, были захватывающе интересны, заставляя и Стиву и Мишу буквально замирать от восторга.
Пронин рассказывал обо всем, что случилось с ним за эти долгие пятнадцать лет. Он плавал капитаном на пароходе вел жизнь янки, плантатора в Америке, и добывал золото в Новом Свете. Теперь он накопил достаточно денег, чтобы вернуться к своей невесте сыграть свадьбу и зажить с ней в довольстве и спокойствии, своим собственным домком, беззаботно и легко.
Они сидели в маленькой беседке, обвитой непроницаемой стеной плюща и дикого винограда — тетя Душа и её брат с своими тремя детьми. Дядя Володя, как сразу стали дети называть будущего мужа тети Души, поехал делать необходимые распоряжения в городе по случаю предстоящей свадьбы. У Симочки сегодня были заплаканные глаза и двое мальчиков с потупленными лицами и с растерянными усмешками на губах сидели как в воду опущенные в палисаднике. Да и сам Василий Васильевич Гагин казался расстроенным сегодня не менее его детей.
— Это ужасно, Душа, что ты собираешься оставить нас, — говорил он.
— Тетя Душа, — шептала с тоской Симочка, прижимаясь к ней, — мне кажется, мы будем совсем несчастны и беспомощны, когда останемся без тебя.
— Правда, сестра, нам будет сильно не хватать тебя в нашем доме, — подтвердил и её отец и, помолчав немного, добавил — хотя я отлично знаю, что так рассуждать, как мы, это по меньшей мере эгоистично. Ведь всю свою жизнь ты прожила для других, и теперь имеешь полное и неотъемлемое право подумать и о себе самой и о своем будущем счастье.
Мальчики молчали и, лишь тяжело посапывая носами и угрюмо глядя в пол, думали о том, что вскоре все вкось и вкривь пойдет в доме: хозяйство будет идти из рук вон плохо, и сами они наверное защеголяют без тети Души в рваных куртках без пуговиц и в грязных воротничках, потому что Симочка в руки не берет иголки. А кормить то их наверное будут Бог весть как плохо, так как некому уже будет наставлять кухарку, как делать трубочки с сбитыми сливками и слоеные пирожки.
Тетя Душа и кормила и обшивала их и помогала заниматься им обоим как настоящий репетитор.
— Ах, что-то будет, что-то будет теперь! — маялись дети.
И было вот что.
У Симочки в тот же вечер поднялся жар. После купанья она долго ходила с мокрыми волосами по свежей и ветряной погоде. А к утру Симочка была уже в забытьи. Тете Душе поневоле снова пришлось принять на себя свою прежнюю роль сиделки.
В бреду Сима кричала: «Не отдам тетю Душу, миленькую мою, не отдам никому тетю Душу!»
С трудом удалось отстоять жизнь девочки и спасти ее от начинавшегося воспаления мозга. И только, благодаря усиленным заботам не отходившей от неё тети Души, Симочка поднялась на ноги.
По русскому поверью несчастье никогда не приходит в единственном числе. Это испытала на себе семья Гагиных.
Как-то Стива, играя топором, нечаянно зарубил себе сустав на пальце. Пришлось ухаживать за ним той же тете Душе. А тут заболели глаза у самого Гагина и его великодушной сестре пришлось принять на себя не только роль лектрисы брата, но и целиком взять на себя исполнение взятой им со службы на дом канцелярской работы.
И в горячке всей этой суеты и волнений как-то странно было бы упоминать самоотверженной тете Душе об её уходе из дома брата. Странно и дико было уходить отсюда, где так дорожили ею и где без её присутствия никто не мог и не хотел обойтись.
Тетя Душа особенно ярко и глубоко почувствовала это. И… Осталась. Осталась жить для других, принеся в жертву свое личное счастье и свои еще недавно розовые, светлые и теперь окончательно разбитые мечты.
