Со ступенек вагонной площадки было трудно объясняться с детьми, кинувшимися веселой толпою навстречу маленькой француженке. А тут еще вышло новое затруднение. Крестьянские ребятишки ничего, разумеется, не понимали из того, что им говорила Марго. Марго же, ни слова не знавшая по-русски, не понимала детей.
Произошла забавная сценка. Марго показывала пальцем на приглянувшуюся ей корзиночку земляники и жестами допытывалась у девочки-торговки, сколько стоят ягоды.
Та растопырила перед маленькой француженкой все свои десять пальцев на руках, что должно было означать десять копеек.
Тогда малютка Марго возмутилась.
«Как! Такая маленькая корзиночка стоит целых десять копеек? Не может быть», — подумала она.
И, мотая своей черной головкой и сверкая черными же, как угольки, глазками, Марго спрыгнула в пылу спора на платформу и принялась торговаться, показывая пальцами пять.
Публика из поезда тоже занялась покупкою ягод, и никто не заметил затруднительного положения маленькой пассажирки, и никто не помог детям объясниться.
А девочка-торговка, видя, что лопочущая что-то на своем непонятном языке маленькая барышня уже взяла у нее корзинку, энергично протянула руку, почти вырвала ее у Марго и бегом бросилась от вагона.
— Как! Ведь я же купила эти ягоды. Оставалось только сговориться о цене. Какая глупенькая девочка. Надо ей это растолковать во что бы то ни стало, — подумала Марго, вспыхнув от негодования.
И забыв в эту минуту про запрещение матери сходить на платформу и про короткую остановку поезда на этой станции, малютка Марго бросилась догонять девочку, чтобы убедить ее продать ягоды.
Маленькая же крестьяночка, уверенная, что черноволосая «нездешняя» барышня гонится за нею с тем, чтобы взять землянику даром, прибавила ходу и стрелой полетела по дороге, ведущей от станции к деревне, где она жила.
Малютка Марго помчалась за нею.
Остальные дети, продавщики и продавщицы ягод, сновали по-прежнему по платформе, предлагая пассажирам свой товар. А пассажиры, занятые кто чем, и не заметили двух удалявшихся от платформы маленьких девочек.
— Остановись! Остановись! — кричала крестьяночке малютка Марго по-французски, совершенно забывая, что девочка не может понять ее. — Я куплю у тебя ягоды, Но у меня не хватит денег… Я сбегаю в вагон, возьму у мамы еще… Ты говоришь, ягоды стоят десять копеек, а у меня всего только пять. Сейчас я…
Малютка не договорила…
Что это? Кто это свистнул там позади?
Марго живо обернулась…
От платформы, с которой она только что убежала, отходил поезд. Серый дым, выскакивая клубами из трубы, вился повыше вагонов, как огромная серая змея. Снова, но уже значительно тише, заглушенные расстоянием, застучали колеса:
— Тук-тук-тук-тук!
Поезд пошел скорее…
Ужас охватил маленькую француженку. Сердце Марго дрогнуло и замерло от испуга и неожиданности. Даже пот выступил у нее на лбу, и вся она похолодела.
— Поезд ушел, пока я гналась за девочкой, — с поразительной ясностью промелькнуло ужасное сознание в ее маленькой головке. И сразу малютка Марго поняла всю безвыходность, все отчаяние своего положения.
— Мама! Мама! — рыдая навзрыд, закричала девочка. — Где моя мама? Я хочу к моей маме. Отведите меня к ней.
И она помчалась, испуская отчаянные крики, с лицом, залитым слезами, обратно к станции.
Глава III
Неожиданное утешение
Поезда на станции, конечно, уже не было. Он был уже далеко. Только след его — серый дымок — еще клубился над группою мелькавших вдали деревьев. А на самой платформе, где еще за несколько минут до этого было так оживленно и людно, теперь не оказалось почти никого. Один только господин в белом кителе с блестящими пуговицами и в красной фуражке, в сопровождении двух железнодорожных сторожей, ходил по платформе, что-то внимательно высматривая.
Малютка Марго остановилась перед ним с громким плачем:
— Где моя мама? Где поезд? Верните мне маму!
Начальник станции, не обучавшийся никогда французскому языку, ничего не понял и лишь пожал плечами!
— Что говорит девочка? Откуда она взялась?
Малютка Марго бросилась догонять девочку.
И чем больше старалась растолковать ему свое горе Марго, тем менее он понимал ее.
Сторожа только руками разводили, уже совсем не соображая, что могло случиться. Вдруг один из них вспомнил что-то:
— Ваше благородие, — обратился он к начальнику станции, — телеграфистка у нас есть, Марья Демидовна, она и французскому и немецкому обучена. Прикажите попросить ее сюда. Авось, она поймет девчонку эту самую и растолкует, чего она от нас хочет.
— Да, да, верно. Проси ее сюда, — приказал начальник.
Сторож скрылся на минуту и снова появился на платформе, уже в сопровождении худенькой небольшого роста женщины.
Увидев девочку, телеграфистка подошла к ней, ласково обняла и стала ее расспрашивать.
Услышав свой родной язык, Марго немного приободрилась и рассказала обо всем, что случилось с ней, рассказала, как она не послушалась матери, как по рассеянности удалилась от платформы и как за это время ушел поезд вместе с мамой, которую зовут мадам Бернар.
— О! — крикнула в заключение девочка, снова залившись слезами, — верните меня к маме, поскорее верните! Она, наверное, очень беспокоится.
— Успокойся, моя девочка, — гладя черную головку малютки, произнесла телеграфистка, — мы сейчас же пошлем твоей маме телеграмму на следующую станцию, чтобы она не беспокоилась и подождала тебя там. А завтра утром мы отправим тебя с поездом к ней. Тебе придется только одну ночь провести здесь без мамы. Но домой к себе я взять тебя не могу, так как буду дежурить сегодня ночью на станции, в телеграфной конторе. Пойдем же туда, девочка, я уложу тебя на диван, и ты отлично выспишься за ночь. А завтра я разбужу тебя, и, как только пойдет следующий поезд, мы вместе отправимся на станцию, где твоя мама.
Что-то спокойное и уверенное было в тоне и голосе телеграфистки Марьи Демидовны, и не поверить ей нельзя было. И малютка Марго успокоилась сразу. Слезы ее высохли. Она уже улыбалась.
Поговорив с начальником станции и заручившись его согласием, Марья Демидовна повела к себе в телеграфное отделение маленькую француженку, напоила ее молоком, накормила ее скромным холодным ужином и уложила девочку спать на широком кожаном диване.
— Постарайся уснуть как можно скорее, чтобы проснуться бодрой и веселой, когда подойдет утренний поезд, — целуя малютку, проговорила добрая женщина.
Марго чувствовала себя прекрасно и если волновалась еще, то только из-за причиненного ею матери беспокойства; если она еще боялась, то только за свою дорогую маму, которая, наверное, измучилась без своей маленькой, непослушной Марго.
Но самой малютке было здесь хорошо и уютно на мягком диване, под теплым платком, которым ее заботливо накрыла Марья Демидовна.
Мерно постукивал телеграфный аппарат. Приятным мягким светом светила лампа под зеленым абажуром. Ласково улыбалась малютке ее новая приятельница-телеграфистка, частенько оборачиваясь к дивану лицом. И, незаметно для самой себя, малютка Марго крепко заснула.
Глава IV
Испуг madame Бернар. Катастрофа
— Где Марго? Что это она не возвращается так долго в вагон? — беспокоилась между тем madame Бернар в то самое время, когда малютка бежала по дороге от станции, гоняясь за девочкой-торговкой.
— О, не волнуйтесь, сударыня, — поспешила успокоить ее учительница, — она, вероятно, давно уже в вагоне и разговаривает с кем-нибудь в соседнем отделении. Ваша девочка так мила, что невольно обращает на себя всеобщее внимание.
— Вы очень любезны, m-elle… — с благодарной улыбкой произнесла madame Бернар. — Однако она не возвращается… Надо пойти взглянуть в соседний вагон…
Сказав это, madame Бернар порывисто встала со своего места и направилась к двери.
Но в соседнем отделении вагона Марго не оказалось.
Тогда взволнованная женщина направилась дальше, в следующие отделения. Сильное беспокойство охватило ее.
Бледная, как полотно, госпожа Бернар металась по всему поезду, дрожа от волнения…
— Вы не видели моей дочери, маленькой черноволосой девочки в большой соломенной шляпе? — обращалась она с одним и тем же вопросом ко всем пассажирам по-французски.
Некоторые из них только пожимали плечами, не понимая французской речи: другие же, которые понимали по-французски, отвечали отрицательно: никто из них не видел черноглазой маленькой француженки.
Тогда, взволнованная и испуганная, мать бросилась расспрашивать кондуктора, проводника и остальную поездную прислугу. Но никто опять не понимал ее.