Так и стало — щавеля до дороги целый пакет надёргал, а грибов не встретилось, так, возле трассы совсем наткнулся на здоровенный свинарь, брать не стал — тут лесовозы ездят, так что в этом свинаре один свинец, в серной кислоте не вымочить. Лесовозы и сейчас гнали, пыльные, страшные и опасные, каждый месяц пара штук да рассыпалась насмерть, хорошо хоть тут до моста чуть, у Риковского они сворачивают.На мосту было настоящее лето, пахло водой, деревом и даже солнцем вроде как. На левом ледоломе сидели рыболовы, совсем мелкие, на правом ледоломе загорали люди постарше, а один забрался на водомер и намеревался нырнуть в яму. А несколько человек уже ныряли по фарватеру — считалось, что два года назад пэвэошный солдат уронил тут автомат Калашникова и его так и не подняли. У нас народ вообще искательный, всё время что-то ищут. Ищут-ищут, найти никак не могут. А два мелких пацана так вообще закинули на провода блесну и старались её снять длинной палкой. Дурачки. Хорошо бы взять Упыря, привязать к межконтинентальной ракете и запустить куда-нибудь... В Джексонвилл.
У нас парень один раньше учился, сын главврача, по национальности немец. У них родичи жили в Америке, как раз в Джексонвилле. И он всё время в этот Джексонвилл хотел уехать и записаться в американскую морскую пехоту. И всё качался, качался, поднимал тяжести, чтобы соответствовать пехотинским параметрам. Надорвался в конце концов, варикозное расширение вен, и ещё что-то внутри у него расстроилось — так что в результате он даже не мог за водой сходить на колонку, потом уехали они...
Да. Я поднял пакет и вытряхнул щавель в воду. К листьям сразу же стала приставать рыбья мелочь, буль-буль. А я стоял у перил, смотрел на всё это и на всех этих вокруг, смотрел, как два длиннющих лесовоза пытаются разойтись на перекрёстке, и думал.
Думал о том, что должен убить Упыря.
Глава 1
Плохая примета
Так должно было быть. Красиво, как по-настоящему, с понтами.
Так.
«Мой брат — оригинальный человек.
Это правда. Многие специально выдумывают для своих историй разных оригинальных братьев, а мне и выдумывать не надо, у моего брата оригинальности хоть отчерпывай. Он её в «Боровик» сдавать может, как клюкву. Так уж получилось. Некоторых как половником в лоб отоварили, все люди как люди, а эти с необычностями. Бабушка моя говорит так — «ненарочненькие». Или «ненарошненькие», точно не знаю, как правильно. Наверное, это оттого, что в нашей семье все остальные очень обычные люди. Должа же была природа на ком-то отыграться?
Вот она на нём и отыгралась.
Хотя, если уж правду совсем говорить, в районе нашем мой брат не самый ещё. В Коммунаре парень живёт, так он анаконду в бане держит. Настоящую анаконду, из Латинской Америки, а где взял, неизвестно. И баню ему приходится каждый день топить, чтобы змея не замёрзла, хорошо хоть, что он ещё в леспромхозе работает — с дровами нет проблем. Из-за этой анаконды у парня куча неприятностей, его даже из дома выгнали, но он анаконду так и не выпустил.
Такой вот серпентолог.
Так что мой брат — это далеко не номер один, всё-таки он змею не держит.
Зато мой брат помешан на похоронах. Многие считают, что это даже круче анаконды, но я не согласен — с анакондой в бане нельзя соревноваться.
Сенька — похоронный маньяк просто, хоронит всех. Это из-за книжки. Он её на переезде нашёл, на столбе. Лежала себе книжка, красивая, дорогая, с картинками. И в этой книжке всех хоронили. На каждой странице. Психи какие-то похоронные. Сенька прочитал, подумал и заразился. Хоронить — это круто, сказал он и стал настоящим хоронякой.
А книжка делась куда-то, я её потом и не видел.
У него велосипед, он на нём объезжает окрестности. Сейчас асфальт везде положили, так что объезжать легко, не то что раньше. Сенька едет и на дорогах подбирает разную дохлую мелочь. Машин стало больше и этой мелочи тоже стало больше — раз в неделю Сенька обязательно кого-нибудь притаскивает. То ежа расплющенного, то кролика, то иволгу, но чаще всего собак. Как в книжке той совершенно.
Собак много в последнее время стало, это из-за того, что кладбище разрослось. Народ приобрёл привычку оставлять на могилах всякую еду — конфеты, печенье, бутерброды, за это пропитание долгое время велась борьба между собаками и воронами, победили четвероногие. Они очень расплодились в районе кладбища, были наглы и правила дорожного движения игнорировали. Отчего частенько попадали в аварии с летальным исходом.
Попадут, а потом валяются, растопырив лапы. Валяются, привлекают мух, а тут как раз появляется Сенька на своём велосипеде. Грузит труп, везёт к себе в сарай, а там уже мумифицирует. Ну, не по- настоящему, конечно, кишков не вынимает и мозг через серебряную трубочку не высасывает, доступными средствами оперирует, просто обматывает плотно скотчем, так что получается кокон. После чего кладёт в гроб и со всеми церемониями хоронит, всё как полагается, музыка играет, барабаны бьют, сборную Канады на кладбище везут...
Нормальный человек откуда-нибудь из Костромы в такое и не поверит, а оно правда.
Раньше Сенька мастерил настоящие гробы из сосновых досок, но потом понял, что это очень накладно. Доски дорогие, а гвозди приходится из разных полезных строений тырить, например из крольчатника. За крольчатник Сенька, кстати, был порот. И после этого стал всех хоронить в картонных коробках или во фруктовых ящиках. По средам с утра он всегда идёт к Озерову и берёт ненужную тару, так что у нас за домом целый запас уже, настоящая гора.
Вообще сначала Сенька закапывал всех за моим домом, но мать воспротивилась, поскольку хотела на этом месте развести хрен с прицелом на то, чтобы потом из него делать аджику к «Вятке» или к «России»[1]. Так что пришлось братцу другое место подыскивать. Впрочем, это только радости Сеньке добавило, поскольку он сначала осуществил торжественную эксгумацию прахов (я чуть от вони не задохнулся), а потом уже осуществил обратное захоронение на новом месте. Но где, не говорит, хотя я подозреваю.
Да, нормальный человек откуда-нибудь из Костромы в такое и не поверит, а оно правда.
Поэтому его Черепом и зовут. И даже чуть побаиваются и сторонятся. Да и сам Сенька этому способствует, распускает слухи о том, что каждый, кто его обидит, ляжет в гроб не позже чем через год.
И в настоящих похоронах он тоже участвует, кстати. Он как наденет свои чёрные очки, как обрядится в чёрный костюм, как повяжет траурную повязку — ну просто такой маленький ангел смерти, как с картинки. Поэтому «Ритуал-М», единственное похоронное бюро в нашем городе, его часто привлекает. Если у усопшего какие награды при жизни были, то Сенька идёт перед процессией и несёт их с важным видом на красной подушечке...»
Это в голове у меня так сложилось, здорово, как в книжках, полторы недели придумывал. А в тетради по-другому всё получилось. Убого.
«Мой брат Сенька — урод».
Вот что я написал.
«Это всё из-за книжки».
Ещё добавил. И всё, как руки к столу прибили.
Мой брат хоронить мастер, а я даже в тетрадке писать не умею. Хорошо. А он ещё и боксёр, между прочим. Но в это даже человек из Костромы не поверит.
Я закрыл тетрадь, стал злиться. Я как-то кино посмотрел про одного человека, так он там так бесился, что весь дрожал и валил направо-налево предметы. Усилием злобы. Поглядит на стакан, а он об стену. А ближе к концу фильма он так научился злиться, что мог даже машины переворачивать.
Мне бы так хотелось.
Поэтому я ещё раньше стал тренироваться. Ставил на полку спичечный коробок и пытался его уронить. Пыхтел, напрягался до красноты, иногда даже в животе начинало болеть, иногда даже глаза чуть не выскакивали. Но коробок не падал. Не падал и не падал, даже и не сдвигался.
И в этот раз тоже. Ничего.
Вообще пока что все мои упражнения привели лишь к тому, что вместо двух минут в самом начале тренировок я могу злиться почти пять, но пользы в этом никакой.
Сегодня я думал рекорд повалить, но прозлился только три с половиной — в окно потянуло картошкой, такой как раз, как я люблю: если сначала её сварить в мундирах, а потом остудить и уже потом пожарить с луком. Хорошо бы ещё колбаса была тоже. Я бросил злиться, стал думать про колбасу, потом ещё одну книжку немного почитал. Но в колбасном аромате читалось тяжело, какая-то рассредоточенность наваливалась, думалось только про еду.
Читал ровно двадцать минут и отправился в большой дом.
Я живу в старом доме, а родители — в новом. Вообще раньше все жили в старом доме, он маленький совсем и чёрный, один угол в землю врос, а потом отец взял кредит и стал строить новый, тоже деревянный, но побольше и посветлее, со вторым этажом. Он его, правда, до конца пока ещё не достроил, но жить уже можно. Вот все и ушли туда, я тоже ушёл, хотя мне в старом доме больше нравилось, там тише. Отец хотел продать старый на дрова, но бабка развопилась, что из этого дома её отец на войну уходил, ну, как всегда, короче. Так и не продали. И оказалось у нас на участке целых два дома.
