4
В конце концов у Робинзона не осталось сил смотреть на пустой горизонт и ждать. Он решил заняться постройкой корабля, достаточно прочного для того, чтобы достичь берегов Чили. Для этого нужны были инструменты. Он собрался, несмотря на то что ему это было отвратительно, пойти к обломкам «Виргинии» и принести оттуда все необходимое. Робинзон сделал плот, связав лианами дюжину бревен. Получилась шаткая конструкция, вполне, впрочем, пригодная для плавания в штиль. Он отталкивался от дна толстым шестом — из-за отлива было мелко, и он мог спокойно доплыть до ближайшего рифа, где уже легко было найти опору. Робинзон дважды обогнул корабль. На первый взгляд корпус судна был почти цел. Скорее всего, оно наткнулось на подводный риф. Если бы экипаж укрылся от волн на нижней палубе, возможно, никто бы не погиб. Палуба была так завалена обломками мачт, реями и спутанными снастями, что Робинзону стоило большого труда проложить себе путь среди этого хаоса. Такой же беспорядок царил и в трюме, но вода туда не попала, и Робинзону удалось найти в ящиках с провизией галеты и сушеное мясо. Конечно, там были и бочонки с вином, но Робинзон не пил и никогда даже не прикасался к спиртному. Он решил воздерживаться и впредь. Самое удивительное, что удалось Робинзону обнаружить в тот день, были спрятанные в дальней части трюма сорок бочек с порохом — товар, о котором капитан не обмолвился ему ни единым словом, верно, чтобы не напугать.
Из-за того что во время прилива Робинзон не мог управлять плотом, ему понадобилось несколько дней, чтобы перевезти всю взрывчатку на берег. Перерывы между плаваниями он использовал для того, чтобы укрыть бочки от солнца и дождя под покрывалом из пальмовых листьев, прижатых камнями. Еще он перевез ящики галет, подзорную трубу, два кремневых мушкета, двуствольный пистолет, два топора, заступ, мотыгу, молоток, мешок льна и большой кусок дешевого красного полотна, предназначенного, видимо, для обмена с индейцами. В капитанской каюте Робинзон нашел плотно закупоренный бочонок табака с большой фарфоровой трубкой внутри, все еще целой, несмотря на свою хрупкость. Кроме того, он нагрузил плот большим количеством досок, выдранных из палубы и переборок корабля. И наконец, из каюты первого помощника он забрал Библию, для сохранности завернув ее в парусину.
На следующий день он приступил к постройке судна, заранее приготовив для него имя «Избавление».
На одной поляне, совершенно ровной, Робинзон нашел в траве прекрасный сухой миртовый ствол, из которого решил сделать киль своего будущего корабля. Он тут же принялся за работу, время от времени поглядывая на море в надежде увидеть какое-нибудь проходящее судно. Робинзон очистил ствол от сучьев и стал обтесывать его топором, стараясь придать ему прямоугольную форму. На борту «Виргинии» ему не удалось найти ни гвоздей, ни винтов, ни даже пилы. Он работал медленно, аккуратно, соединяя части корабля, как детали головоломки. Робинзон рассчитывал на то, что в воде дерево разбухнет и это придаст конструкции дополнительную прочность. Еще он решил обжечь края деталей, а потом, после сборки, полить их водой, чтобы лучше закрепить в пазах. Сотни раз дерево раскалывалось то от воды, то от огня, но Робинзон терпеливо и неутомимо проделывал всю работу вновь.
Больше всего он страдал от отсутствия пилы. Этот инструмент, который невозможно изготовить подручными средствами, избавил бы его от многих месяцев работы топором и ножом. Однажды утром он проснулся и подумал, что все еще спит: он явственно слышал звук, который мог быть только скрежетом пилы. Иногда звук прерывался, словно пильщик переходил к следующему бревну, но потом возобновлялся с прежней монотонностью. Робинзон тихонько выбрался из расщелины под скалой, где обычно ночевал, и крадучись направился к источнику шума. Сначала он ничего не увидел, но потом заметил гигантского краба, который клешнями пилил зажатый между конечностями кокосовый орех. Наверху, на высоте шести метров, второй краб подрезал черенки орехов, чтобы те упали. Крабов ничуть не потревожило появление Робинзона, и они продолжали шумно трудиться.
Робинзону нечем было просмолить днище лодки и ему пришлось самому изготовлять что-то вроде смолы. Он почти полностью вырубил заросли остролиста, которые приметил уже давно. Полтора месяца он очищал ветки от верхнего слоя коры, а нижний разрезал на полосы. Потом варил эти полосы в котелке, и они постепенно превращались в густую и вязкую жидкость. Этой жидкостью, еще горячей, Робинзон обмазал корпус корабля.
Работа над «Избавлением» была закончена. Робинзон начал понемногу запасать необходимый провиант. Но он вскоре бросил это занятие, вспомнив, что сперва нужно спустить лодку на воду и посмотреть, как она себя поведет. По правде говоря, он очень боялся испытания, от которого, возможно, зависело его будущее. Хорошо ли «Избавление» будет держаться на воде? Не перевернется ли оно от первой же волны? Робинзона мучили кошмары: ему снилось, как лодка камнем идет ко дну, едва успев коснуться воды, как она погружается в зеленую пучину.
Наконец он решился спустить «Избавление» на воду. И тут же понял, что не в состоянии тащить по траве и песку огромный корабль, весящий более полутонны. Признаться, Робинзон совершенно не задумывался над тем, как переправить лодку к морю. Наверное, это случилось из-за того, что он слишком часто читал Библию, особенно страницы про Ноев ковчег. Тот был построен вдали от моря, и Ною оставалось лишь ждать, когда вода дождей и горных потоков поднимет его. Робинзон совершил роковую ошибку, не догадавшись построить «Избавление» прямо на берегу.
Он попытался подсунуть под днище бревна, чтобы перекатить по ним лодку. Но все, чего он добился, стараясь бревном, как рычагом, приподнять «Избавление», была пробоина в корпусе. Через три дня бесплодных усилий его одолели злость и усталость. Тогда он решил прорыть канаву от моря до самого корабля. По этой канаве «Избавление» могло бы скользить к берегу. Робинзон приступил к работе. Потом он подсчитал и понял, что ему понадобится по меньшей мере десять лет, чтобы осуществить задуманное. И отступился.
В самые жаркие летние дни кабаны и их южноамериканские родственники пекари обычно зарываются в лесных болотах. Они топчутся в болотной воде, пока та не превращается в жидкую грязь. Потом они погружаются в нее, оставляя снаружи лишь голову, и так укрываются от жары и насекомых.
Однажды Робинзон, разочарованный неудачей с «Избавлением», случайно увидел, как стадо пекари направлялось к своей лежке. Он был так расстроен и до того устал, что ему захотелось последовать примеру животных. Он разделся и погрузился в свежую грязь, оставив на поверхности только глаза, нос и рот. Так, среди ряски, кувшинок и лягушачьей икры, он проводил дни напролет. Испарения, которые поднимались от гниющей воды, затуманивали его разум. Порой Робинзону казалось, что он по-прежнему со своей семьей в Йорке, ему слышались голоса жены и детей. Или же он представлял себя младенцем в колыбели, а деревья, гнувшиеся от порывов ветра, принимал за склоняющихся к нему взрослых.
Когда вечером он вставал из теплой жижи, у него кружилась голова. Теперь он передвигался на четвереньках и ел что попало с земли, как свинья. Он не мылся, все его тело с ног до головы покрывала корка засохшей грязи.
Как-то раз, когда он объедал куст болотной жерухи, ему послышалась музыка. Это было похоже на небесную симфонию, на голоса ангелов, поющих под звуки арфы. Робинзон подумал, что он уже умер и слышит райскую музыку. Но тут он поднял глаза и увидел на востоке белый парус. Он кинулся к месту постройки «Избавления», где валялись инструменты, и схватил свой кремень. Оттуда побежал к сухому эвкалипту, поджег охапку веток и через дупло запихнул их в ствол у самого основания. Оттуда моментально вырвался столб едкого дыма, но пламя все не показывалось.
Да и зачем? Корабль и так плыл прямо к острову. Скоро он бросит якорь вблизи от берега, и от него отойдет шлюпка. С безумным смехом Робинзон бегал по острову в поисках рубашки и штанов, которые вскоре нашел под лодкой. Потом побежал к берегу, яростно раздирая волосы и бороду, слипшиеся на его лице в маску дикого зверя. Корабль был совсем близко. Робинзон уже видел, как он, слегка накренясь, изящно скользит по пенящимся волнам. Это был один из тех испанских галеонов, которые некогда везли из Мексики через океан золото, серебро и драгоценные камни. По мере того как корабль приближался, Робинзон различал на палубе нарядных людей. Казалось, на борту какой-то праздник. На полуюте играл маленький оркестр и пел хор детей в белых платьицах — эту музыку он и слышал на берегу. Пары грациозно танцевали вокруг стола, уставленного золотом и хрусталем. Похоже, никто не замечал ни человека на острове, ни самого острова, мимо которого теперь плыл корабль, повернув на другой галс. Робинзон бежал за ним вдоль берега. Он кричал, размахивал руками, останавливался, чтобы подобрать камни, и бросал их в сторону судна. Он падал, поднимался, снова падал. Теперь галеон подходил к тому краю побережья, где начинались песчаные дюны. Робинзон бросился в воду и изо всех сил поплыл к кораблю. Он мог видеть лишь кормовую надстройку, занавешенную парчой. В одном из окон сидела, облокотясь на подоконник, девушка и грустно ему улыбалась. Робинзон совершенно точно знал ее, он был в этом уверен. Но кто же, кто она? Он открыл рот, чтобы позвать ее. Соленая вода тут же хлынула ему в горло. Теперь у него перед глазами была только зеленая вода, а в ней — уплывающий задом наперед маленький скат.
