— Ну и шагай в свою парикмахерскую. А я из этой трубки телескоп сделаю и буду смотреть на звёзды. Ага! Или сделаю отличную дудку! И буду дудеть! Вот так!
Он оглушительно завыл в свою трубку, но Женя не слышала — она уже вошла в парикмахерскую.
…Вчера мама пришла с работы и с порога закричала:
— Что за помойка у тебя на столе? Взрослая девчонка! Надоело!
Мама шагнула к столу и как смахнёт на пол всё, что там было! Полетели по комнате тетрадки, открытки с яркими цветами и золотыми буквами, краски и цветные лоскуты. И обёртка от шоколадки. Всё разлетелось по комнате, покатились шашки под диван. Мама сверкала глазами:
— Без вас хватает!
Это было несправедливо — можно просто сказать, зачем же швырять вещи на пол? Но Женя ничего не ответила: молча стала всё подбирать. Лицо у Жени было равнодушным. Бывает такая обида, которую надо спрятать получше и держать при себе.
Поджала губы и складывает тетрадки ровненько, стопочкой, в углу ящика. А мама в ванной Аньку умывает. Аньке четыре года, но сегодня её не слышно — тоже соображает, когда пищать, а когда молчать.
И вот сидят на диване рядышком две сестры, Женя и Аня, на маму смотрят светло-карие глаза в длинных ресницах, четыре одинаковых глаза. А мама на них не смотрит. Может быть, ей стыдно? Даже если так, мама не станет об этом говорить. Мама умеет извиняться, не извиняясь.
— Женя, завтра на продлёнку можешь не ходить. Если хочешь, приходи ко мне в парикмахерскую.
Конечно, Женя хочет в парикмахерскую. Продлёнка каждый день, а в парикмахерскую мама пускает редко. Мама очень организованная, всё у неё по минутам рассчитано. Она любит, чтобы каждый занимался своими делами. Женя пусть готовит уроки на продлёнке и убирает квартиру. Анька пусть качает в детском саду своих кукол. А сама мама стрижёт и причёсывает женщин.
И вот Женя в парикмахерской.
Яркий свет, большие зеркала — праздничное место, что говорить. В зеркалах отражаются разноцветные флаконы. А вон мамина лучшая подруга, тётя Зоя, как всегда хмурая. Увидела Женю:
— Вера, твой портрет пришёл.
Все засмеялись, и Женя засмеялась.
Она правда похожа на маму, только светлая, а мама чёрненькая. Обе глазастые, тонкие шеи, а губы пухлые, как будто обиженные.
Нестриженые женщины называются здесь клиентками, они сидят в очереди у двери. Женя сразу проходит в зал — ей нечего сидеть под дверью, пусть там сидят те, у кого мама не работает в парикмахерской.
Женя садится в сторонке и смотрит, как мама накручивает на железные трубочки пряди волос; румяная женщина, укутанная в простыню, внимательно разглядывает себя в зеркале. Женя знает: в парикмахерской зеркала как будто особенные, никогда нигде себя так хорошо не увидишь. А железные трубочки называются бигуди — Женя знает. Мама считает, что Женя приглядистая и ухватистая.
А ей, Жене, просто всё интересно. Интересно смотреть, как ловко мама накручивает волосы на бигуди, чтобы стали пышными и кудрявыми. Интересно, как тётя Зоя поливает из розового кувшина голову красивой старухи. Её и старухой не назовёшь — яркая седина и густой голос, она говорит:
— Горячо, нельзя разбавить?
— Нормальная вода, — строго отвечает тётя Зоя. Ей кажется, что люди капризные.
— Верочка! Неужели это ваша дочь? — удивляется румяная. С железными трубочками голова у неё стала большая, она теперь похожа на космонавта в скафандре, — Такая взрослая девочка! Вы же совсем молоденькая, Верочка. Вы с ней как сёстры и похожи очень.
— Какая молоденькая, мне тридцать два скоро.
Женя видит, что маме нравится быть молодой. Нравится, что Женя на неё похожа. На кого же ещё должны быть похожи её дети?
И Жене нравится быть похожей на маму. Мама красивая, даже очень. Мама стройная, у неё длинные ноги, длинная шея. В юности, когда ни Жени, ни Аньки не было на свете, мама занималась лёгкой атлетикой. Наверное, поэтому она такая гибкая, складная и сильная. Мама самая заметная в женском зале.
Однажды Женя слышала, как тётя Зоя сказала:
— Ты, Вера, потому не устаёшь, что спортсменка. Ты не усталая никогда, а я всегда усталая. Ноги гудят, руки ноют — на весу всё время. И плечи болят.
Тётя Зоя самая невесёлая во всей парикмахерской. Многие даже удивляются, как мама с ней, такой унылой, дружит. Но мама дружит, ничего. И недавно отдала тёте Зое их проигрыватель, потому что там сына Семёна женили, он из армии пришёл.
— Я всегда усталая, — говорила тётя Зоя, — проснусь утром — и как будто не отдыхала. Возраст, что ли, такой утомлённый?
— Ну сядь, Зоя, отдохни. Чего жаловаться? Я лично никогда не жалуюсь.
— Жизнь несладкая, вот и жалуюсь, — ответила тётя Зоя с вызовом. Как будто все виноваты.
— А у меня прямо печенье с вареньем. — Мама сама себе смело кивнула в зеркало. Ничего, мол, Вера, не страдай, выживем.
Жене показалось, что в эти минуты мама о ней забыла. Или считала, что дочь не слышит. Почему-то взрослые иногда начинают считать детей глухими. Наверное, взрослым так удобнее. Всегда слышал ребёнок нормально, а вдруг взял и оглох на полчаса. По специальному заказу. А потом опять слышит, оба уха у ребёнка в порядке. Но они, уши-то, у Жени всё время в порядке, и всё Женя слышит. Правда, иногда делает вид, что никто ничего при ней не сказал. Раз маме так нужно — что ж, пожалуйста. Про печенье с вареньем Женя в тот раз не слыхала, маминой улыбки, победной и печальной, не видела. И вообще она ничего не знает о том, что происходит в их семье. Пусть она считается дурочкой, недоумком, несмышлёным козлёночком-ребёночком вроде Аньки. Пускай.
Вообще-то мама была права. Чего жаловаться? Чего ныть и скулить? От этого не становится легче, и Женя не жалуется. Даже Анька у них такая, а ей-то всего четыре года. Не плачут Соловьёвы — и всё.
В этот раз Женя сидит в уголке, никаких таких интересных разговоров не слышно, но всё равно хорошо в парикмахерской. От всего хорошо — от запаха, который кажется Жене изумительным. От ярких ламп, отражённых в больших зеркалах. От того, что отсюда все выходят красивыми.
Парикмахер Лариса, в больших заграничных очках, похожая на журналистку или иностранную переводчицу, кричит:
— Следующая!
С её кресла поднимается коротко остриженная пожилая женщина в зелёном костюме. Женя думает: «Напрасно такую короткую стрижку носит, ей не идёт, неженственно».
— Следующая! — опять зовёт Лариса, но у двери никто не встаёт со стула.
Худая молодая женщина с оранжевыми волосами, которую Женя про себя назвала Морковкой, говорит виновато:
— Я Верочку жду, я её постоянная клиентка.
— И я к Верочке, — отзывается невысокая полная женщина, у неё большие щёки, похожие на булки, кругленькая.
Двое к маме. А больше у дверей никого нет.
— Как хотите. — Скрывая недовольство, Лариса садится сама в кресло, снимает свои роскошные очки и красит ресницы.
Смотреть на это Жене очень интересно. Как удаётся Ларисе подносить маленькую щёточку, намазанную чёрной тушью, к самым глазам и при этом не моргать? Сила воли, вот что это такое.
Потом Лариса уходит в подсобку пить чай.
— Вы тоже к Верочке, оказывается, — говорит Круглая Морковке, — все любят Верочку. Знаете что? Может, вы меня пропустите вперёд? Я в перерыв забежала.
— Я вас отлично знаю, — отвечает Морковка. — Вы же в нашей «Кулинарии» работаете, я у вас недавно торт «Штефания» купила за пять с чем-то. Очень вкусный торт, моему зятю понравился.
Морковка симпатичная, она, наверное, пропустит Круглую. Женя тоже вспомнила эту продавщицу — сколько раз покупала у неё кекс для себя, эклер для Аньки. Женя с Анькой любят есть тут же, в «Кулинарии». Жёлтенький круглый кексик, изредка попадаются изюминки.
Хорошо, наверное, работать в таком отделе, вокруг столько вкусного. Можно на обед есть торт, на ужин кекс или венгерскую ватрушку.
— Сладкого не люблю, — вдруг говорит круглая, как будто отвечает Жене, — мучного в рот не беру, всё ем без хлеба, даже селёдку. Сахар в чай не кладу, а почему-то полнею.
— Конституция такая, — мирно отвечает Морковка, — всё зависит от конституции.
Женя понимает, что Морковка уступит очередь Кругленькой.
— Спортом надо заниматься, — высказывает своё мнение Верочка, — и никакой полноты не будет. Я вот ем и мучное и сладкое, а не полнею.
Женя отворачивается, мама сказала это в расчёте не только на Круглую, но и на свою дочь Женю, которая вчера пропустила гимнастику. Мама не любит терять времени впустую: раз Женя пришла к ней на работу, надо и тут Женю воспитывать.
Вдруг в парикмахерскую вбегает девочка, Женя широко раскрывает глаза — ух ты! Короткие, до колен, бархатные брючки. Майка с попугайчиками. Модная сумка слегка покачивается на длинном ремешке. Женя заворожённо смотрит на девочку. Такие брюки называются «бермуды», такая майка называется «олимпийка», сумка тоже как-то называется — Женя забыла, надо будет спросить у Нины Грохотовой, Нина знает, она самая модная на продлёнке. У Нины австрийские туфли и «дипломат» из Англии. Но эта девочка была потрясающей, она шла, как танцевала. Повертелась посреди зала, чтобы все успели её разглядеть. Потом спросила:
