Сделав главное, он присел на камень и обратил лицо к морю, однако продолжал внимательно следить за окружающей обстановкой, и словно затылком видел, что делалось на склоне и выше каменного навеса. Мимолетный шорох... Вспорхнула вспугнутая кем-то птичка, и делец мгновенно обернулся, отложил в сторону фотоаппарат. Отодвинувшись от него, принялся небрежно, с подавленным видом листать страницы довольно заурядной газетной статьи о переработке рассолов, добыче сульфата из отложений мирабилита, с помощью несложной, но в условиях Бекдуза новой аппаратуры. Как и ожидал торгагент, технической секретности эта проблема не содержала, но были заманчивы споры, которые велись вокруг самой проблемы и которые при желании и умении можно было бы истолковать самым неожиданным образом. В этом опытный делец убедился при первом взгляде на рукопись. А если к запальчивой статье в "свободной прессе" прибавить эрудированные комментарии, то взрывная публикация вполне окупит все хлопоты и треволнения на этом змеином острове. Негоциант знал, как желанны и как щедро оплачиваются его хозяевами скандальные поделки подобного рода. Правда, куда больший фурор производили литературные опусы, добытые из-за "железного занавеса", но недурно поиметь и такой гешефт. Главное не в секретности текста, а в самой скандалезности публикации и сделке с податливым искателем славы. Достаточно было затравить Завидного...
Шум за спиной больше не повторялся, но спугнутая птичка и скатившийся голыш предупреждали о близком присутствии кого-то... Но все уже сделано и можно не суетиться, наоборот, было выгоднее показать безразличие и может быть даже сожаление о пустой трате времени, хотя, впрочем, и тут полезнее будет классическая мера - "чуть-чуть"
Придавив бумаги камешком, чтобы не сдуло ветром, экскурсант вымыл руки, окатил водой лицо и не спеша стал подниматься наверх, рассчитывая упредить чье-либо появление. Поднявшись на первый карниз, он никого не обнаружил. Осмелев, прошел по гладкой, отполированной временем и ветром площадке. На ней опасаться было нечего - малейшую соринку видно. Поднял круглую гальку, чтобы запустить ее на верхний карниз скалы, и тут же почувствовал, что за ним кто-то следит... Ничего другого не оставалось, как ждать на месте. Некуда да и незачем было скрываться. Показное безразличие подходило сейчас больше. Надо подождать: время, как и море, - все равно .выбросит спрятанное на берег. Ему хотелось повернуться и пойти навстречу устремленному на него взгляду и тем доказать, что бояться ему нечего. И он пошел, влекомый необъяснимым магнитом. Направление было выбрано правильное; внутренний указатель, обостренный инстинкт самосохранения сработал безошибочно. Не по какой-либо зримой тропке, а по раскладу камней он понял, что из рас-щелка, вылизанного добела волнами, есть близкий выход. Свернув влево, он увидел в зеленоватом полумраке распадок, вырубленные водой ступени и выход к солнцу. Тут и встретил его Фалалей.
- Не заплутался? - спросил он, словно расставаясь они условились встретиться именно в этой сказочной, дикой русалочьей келье.
- В тишине лучше видится, - с пониманием вопроса ответил торгаш. - Я давно заметил: если очень думать о ком-нибудь, то можно непременно повстречаться, не сговариваясь...
- Бывает такое, - туманно пробормотал Фалалей Кийко, обтирая потный кадык клетчатым платком. - Бумагу-то опасно бросать на берегу; ветер, волна-воровка или паскуда чайка... Все прочитали? Можно прибрать? - Фалалей достал из-за пазухи бумаги и, повертев их в руках перед самым лицом торгагента, сунул за пазуху.
- Скрепочку зря потеряли. Этот предмет не для острова...
- О, бумага уже у вас? - удивился торгаш. При всей своей телепатической одаренности он не мог предвидеть такой сверхловкости от криволапого бакенщика, у которого на ногах были не крылатые сандалии Меркурия, а кирзовые бахилы. - Вы уже спускались к воде?
- Проведать вас шел, и разминулись. А бумаженции прихватил на всякий случай, чтоб ветром не унесло, но скрепульку не нашел.
Бакенщик твердил о какой-то безделице - скрепке, но ни разу не заикнулся про фотоаппарат, оставленный вместе с бумагами у моря. Впрочем, скрепка могла быть хорошим предлогом, чтобы спуститься под скалистый грибок к воде и взять свой безотказный "Кодак". Бакенщик мог его и не заметить со стороны валуна, и все же агент не мог скрыть своего беспокойства. Не верилось ему, что бакенщик сумел так быстро обернуться с бумагами. Впрочем, это нечаянное недоразумение, ловкий финт лодочника могли обернуться на пользу торгагенту: разве его небрежность не была свидетельством отсутствия у него злых умыслов?.. Только пожелай, примени он приемы элементарной конспирации, и все выглядело бы иначе. Конечно, агент понимал, что в этой тонкой, филигранной игре не следует преувеличивать ни своей мнимой небрежности, ни легковерья посапывающего себе под нос бакенщика. Не надо и вида подавать, что он слишком заинтересован бумагой, содержание которой не было шедевром и могло быть достоянием любой провинциальной газеты. Важнее была сама принадлежность рукописи и побуждения падкого до рекламы автора дать писанине ход там, где она могла прозвучать совершенно в ином ключе. Прием ловли "славоискателей" довольно примитивный, но почему от него отказываться, если капкан, кажется, уже сработал?.. Вряд ли подобные тонкости были бакенщику по его разумению.
- Теперь поплывем? - прервал его размышления Кийко.
- Не оставить бы чего! - озабоченно проговорил торг-агент. - В другой раз трудно будет попасть на этот гостеприимный остров.
- Почему же! Говорят, только лев не возвращается по следу!
Пока Фалалей Кийко спускался в расщелок, гость уже скрылся за уступом скалы. В отличие от осторожного льва, он вернулся к морю по своему следу, и поспешность его не была излишней. Бросившись к валуну, он до прихода бакенщика успел забрать свой фотоаппарат, оказавшийся на том же самом месте, где был оставлен, в луночке. Видно, не много любопытных в этом гадючьем царстве и не всякому охота появляться здесь без крайней нужды.
Подошедший Кийко даже не взглянул на гостя, а принялся шарить между осколками камней. Согнувшись, словно лягавая, он стал перебирать разноцветные бусы из гальки и маленьких ракушек. Гость чувствовал себя виноватым и тоже пустился на поиски злосчастной скрепки, без которой вполне можно было бы и обойтись. На этот раз зрение более обостренным оказалось у агента.
- Алло! - послышался его торжествующий возглас.- Мой предок был искателем жемчуга. Осанна! Всегда так помогай мне, всевышний! - На шутку этот возглас не походил.
Довольный собой агент держал в руках крупную, .похожую на дамскую шпильку с волнистыми ножками, стальную скрепку. Был доволен и Фалалей Кийко. Можно было возвращаться в поселок.
Шли не кружным путем через возвышенности острова, а берегом, прямо по воде. Гость сбросил сандалеты с витыми ремешками и нес их в руках, увертываясь от волн. Локтем он придерживал висящий на боку фотоаппарат и старался попадать ногой в следы бакенщика, но это ему не удавалось. Сапоги Фалалея, как у каменного гостя, оставляли на песке глубокий след великаньих шагов. Он шел, кланяясь на каждом шагу, словно брел навстречу буре с бурлацкой ношей на плечах. Семеня сзади, агент поминутно оглядывался, побаиваясь собачьей охраны острова. Его опасения не были напрасными. Стоило ему чуть приотстать, как за каменистым стояком, облепленным птичьим пометом, вспыхнули собачьи глаза. Таясь в скальных надолбах, Найда с Тарзаном провожали гостей до самой лодки.
- Не устали? - заговорил бакенщик около лодки, вынимая из песка небольшой якорек с пиковыми тузами на лапах. - Не хотите искупаться?
Предложение было заманчивым. Жар валил не только с неба, но и от потрескивающих, как на каменке, голышей. Солнечные лучи обстреливали даже с воды; отражаясь, они были особенно колючими и бередящими.
- Раздевайтесь... не таитесь. Ведь я и банщиком был, в войну на вошебойке служил.
- О, педикулез! - зацепился неохотно за ниточку разговора агент. - У вас много квалификаций.. О, вы несравненный гид!
- Особенно одним ремеслом горжусь: поросят холостить умею за мое почтение. Пятачок в зажим, и хвать!...
- О, это хирург, который есть кастрирует. Фалалей засмеялся. От его утробного, перекатного хохота повеселел и гость.
Внезапный, вспугнувший птиц хохот Кийко не обошелся без последствий. И бакенщику, и агенту одновременно послышался с моря чей-то голос: крик не крик, и стон не стон... Купанье само собой отпало. Усадив экскурсанта, Кийко быстро оттолкнул лодку, да так далеко, что пришлось догонять ее по колено в воде. С залитыми сапогами, вскарабкавшись через корму, он прислушался к ровному шуму волн у бортов лодки и у каменистого, изрезанного берега. Но кроме плеска воды ничего не слышалось. Нет, ошибиться они не могли: это был человеческий голос. Кийко включил было мотор, чтобы побороздить в волнах, но дымный стукач глушил все звуки и его пришлось пригасить.
