— Тхань? — он распахнул дверь. — Ты здесь? У меня новости. Про птицу.
По-прежнему тихо. Парк вошел. У стены стояла узкая кровать, покрытая свисавшим до полу накрахмаленным белым покрывалом без единой складочки. Справа от кровати был маленький туалетный столик, слева — небольшой комод из кленового дерева. На комоде лежала связанная крючком белоснежная салфетка. В комнате царил почти идеальный порядок. И только коричневый плюшевый мишка на кровати намекал на то, что здесь живет ребенок. Мишка напомнил ему о чем-то грустном, но Парк не мог вспомнить, о чем именно. На столике у кровати стояла смешная детская лампа. Мальчик прошел вдоль кровати, чтобы рассмотреть ее поближе. Ночник в виде Шалтая-Болтая, а сверху лампочка для чтения. Забавная. За такую, наверно, дадут уйму денег в каком-нибудь магазине антикварных безделушек.
Тут он заметил то, что скрывалось за животом Шалтая-Болтая: маленькую фотографию в рамке. Это был не выцветший моментальный снимок, а карточка из дешевой фотостудии на фоне нарисованных гор и деревьев. В центре стояла улыбающаяся пара: молодая женщина с лицом Тхань, только полнее и счастливей, ее обнимал за плечи смеющийся темноволосый летчик, и его фуражка была щегольски сдвинута на затылок.
Дрожащими руками Парк взял фотографию. Как только она оказалась в руках мальчика, из-под кровати высунулась рука и схватила его за щиколотку. Он со всего размаху шлепнулся на пол. Очки удержались на носу, но фотография вылетела из рук и со зловещим треском упала стеклом вниз.
Из-под накрахмаленного покрывала высунулась голова Тхань.
— Ты что тут делать? — потребовала она ответа.
— Это ты что тут делаешь?
— Моя комната, — ответила девочка. Тут она увидела фотографию. Она выскользнула из-под кровати и схватила карточку. Большая трещина шла от леса в нижнем углу до гор прямо по счастливой паре, которая улыбалась, словно ничего не произошло.
— Карточка Тхань! — заплакала она. — Ты разбить. Ты убийца.
— Разбилось только стекло, — ответил Парк. — Я достану тебе новое.
Тхань раскачивалась взад и вперед на корточках, прижимая к груди фотографию.
— Убийца! — не унималась она. — Ты убить птицу. Теперь фотографию Тхань.
Надо быть осторожным. Он стоял слишком близко от нее, и если он ее напугает или разозлит…
— Тхань, — мягко начал Парк, хотя голос у него дрожал, — кто этот мужчина на картинке?
Она прижала фотографию к груди еще крепче.
— Не твое дело.
Если бы не его. Он заговорил снова, и слова с трудом пробивались сквозь ледяной холод, поднявшийся из груди в горло.
— Откуда у тебя эта фотография? Ну, пожалуйста!
— Я не воровать.
— Никто так и не думает. Твоя мама или Фрэнк….?
— Нет Фрэнк, — зло перебила Тахнь. — Фрэнк не любить. Он не говорить. Тхань знать, — она чуть улыбнулась, словно ей понравилась мысль рассердить Фрэнка.
— Пожалуйста, расскажи мне про фотографию, — попросил он, хотя знал, что с Тхань это плохая тактика. Но что еще оставалось делать?
— Нет, — отрезала она. — Ты убийца.
— Я не убил птицу, — покорно произнес Парк. — Я за этим и пришел, чтобы тебе рассказать. Она жива, и нам надо о ней позаботиться. Она ранена.
Девочка с подозрением на него посмотрела.
— Что ты говорить?
— Я спрятал ее в сарай. Устроил на футболке, — он посмотрел на свою голую грудь. Разве это не свидетельство, что он говорит правду? — И пошел искать тебя.
— Ты не врать?
Парк поднял правую руку:
— Клянусь.
Она вскочила, поставила фотографию на место, провела пальцем вдоль трещины, словно разглаживая ее, потом поправила, убедившись, что она стоит ровно на том же месте, где и раньше.
— Чего ты сидеть, как толстый истукан? Бежать!
И они побежали. Она была быстрее и перепрыгнула через первые ворота, как мартышка, но собственная неуклюжесть больше не волновала Парка. Когда они поравнялись с домиком у источника, мальчик задыхался от бега и был благодарен Тхань за то, что она туда свернула.
— Ждать, — скомандовала она.
Девочка зашла внутрь, а Парк остался снаружи, пытаясь отдышаться. Вскоре Тхань появилась со скорлупой кокоса в руках, наполовину полной воды.
— Для птицы, — сказала она.
Теперь она несла воду, и им пришлось идти до пастбища шагом.
Ворона подозрительно на них посмотрела, когда они залезли наверх по тюкам сена, как по ступенькам.
— Все хорошо, девочка, — ласково сказала Тхань, — все хорошо. Мы принести воды.
Вот, на.
Тхань сделала ямку в сене и поставила в углубление кокос, при этом ее маленькие руки исполняли странный танец, уворачиваясь от острого сердитого клюва.
— Пить. Пить, — уговаривала девочка. — Хорошо. Хорошо.
Птица прекратила яростные атаки, подняла голову и уставилась на Тхань. Дети замерли, затаив дыхание. Наконец ворона склонила блестящую черную шею над скорлупой, набрала в клюв воды и подняла голову, чтобы ее проглотить.
— Умница, — ворковала Тхань. — Хорошо. Хорошо.
Дети боялись пошевелиться, пока птица еще три или четыре раза опускала клюв в воду. Потом она подняла голову и спрятала клюв под крылом.
— Хорошо, — прошептала девочка. — Она теперь спать.
Напряжение в груди у Парка постепенно отпускало. Он протянул руку, чтобы погладить черные как смоль перья.
— Не трогать, — мягко предупредила Тхань, поймав руку Парка своей прохладной рукой. — Она делать больно.
Он кивнул, с трудом сглотнув.
Девочка отпустила его и быстро сунула руку, чтобы убрать скорлупу. Дети молча слезли вниз и вышли из сарая. Тхань улыбнулась Парку.
— Не убивать, — сказала она.
— Нет, — улыбнулся в ответ мальчик.
— Вечером мы принести еды и еще воды.
Парк кивнул. Они зашли в домик у источника вместе. Тхань набрала полную скорлупу воды и торжественно протянула ее Парку, потом, не вытерев край, напилась сама. Кажется, теперь можно.
— Тхань?
— Да?
— Твоя фотография. На ней — твой папа?
— Почему ты спрашивать мой папа?
— Потому что мне кажется, тот человек… тот человек на снимке — мой отец.
Она удивленно посмотрела на него поверх скорлупы.
— Как имя твой отец? — спросила девочка.
— Парк. Паркинтон Уадделл Броутон Четвертый.
Тхань села на край желоба.
— Твой отец так звать?
— Да, — ответил он, усаживаясь рядом. — Мой отец. Они не сказали тебе, как зовут? Как зовут твоего отца?
— Просто папа, — она тряхнула головой. — Мама всегда говорить «когда-нибудь, когда-нибудь. Когда-нибудь рассказать Тхань». И ничего не говорить. Говорить теперь Фрэнк папа. Но я всегда хранить фотографию. В Сайгоне. На лодке. Совсем нечего есть. Воды нет. Стрелять ружья. Два, три года лагерь. Всегда, всегда, еще когда маленькая, я храню фотографию. Когда-нибудь я найти, я думать.
Ее лицо погрустнело, но девочка не заплакала. Она была сильной, как ее мать.
«Два раза я прощалась с жизнью».
Мама знала. Парк содрогнулся. Она все это время знала. Маленькая смуглая девочка с прямыми потными волосами, выбивающимися из-под небрежно надетой красной бейсболки, — вот ответ на все вопросы, вот причина горькой неизлечимой тоски, которая терзала маму столько лет. Мальчик думал, что она не может смириться со смертью, оказалось — с жизнью.
— Он погиб, — мягко сказал Парк.
Девочка кивнула, не отрывая взгляда от заплаток на коленках.
— Я думать это. Может быть. Я сказать: хорошо, Тхань. Новый страна, новый папа. Но… — ее голос начал дрожать. — У Фрэнка быть ребенок. Может быть, мальчик. Не хотеть глупой девчонки — глупой девчонки, чужой девчонки, — тут она тяжело вздохнула.
Дети тихо сидели в прохладной темноте домика, чуть касаясь друг друга. Парку хотелось, чтобы Рэнди встретилась с Тхань. Может, тогда… вдруг девочка обернулась и посмотрела на него.
— Что ты сказать, папа? На фотографии Тхань — твой папа?
— Да, думаю, это он, — прямо перед ним было ее маленькое смуглое лицо, веселые и озорные глаза, дурацкая бейсболка, также лихо сдвинутая на затылок.
— Уверен, это он, — произнес Парк. — Спроси Фрэнка, но я уверен, что у нас с тобой один отец.
Она встала, рука на бедре, в другой — по-прежнему кокос.
— Тогда я уже иметь брат. Пусть ребенок. Я иметь большой, толстый, глупый брат всю жизнь.
— Это я и пытаюсь тебе сказать.
— Мы братья. Ты, я? — она посмотрела на него сверху вниз. — Чепуха несусветная! — и она тряхнула головой.
— Клянусь, — ответил Парк, — я тоже не могу поверить. Но я знаю, я уверен.
— И у нас один дедушка?
— И одна ворона.
— Псих, — и она вылила ему на голову остатки воды из скорлупы. Холодные струйки побежали по разгоряченной шее мальчика. — Ёлки-палки, — воскликнула Тхань, — я забыть доить. Лучше идти. Фрэнк нас убить.
