— Здорово, Ким, — говорит он.
Я иду мимо стеллажей, сворачиваю направо к холодильнику с молочными продуктами, подхожу к полкам со сладостями. Долго стою там. Наконец понимаю, что Али скоро захочет узнать, что я там делаю, иду к кассе, беру красную зажигалку и кладу ее на ленту.
— Больше ничего? — удивленно спрашивает Али.
— Нет, — отвечаю я. — Сегодня все.
Мы уходим, но я так сильно пьяна, что кажется, схожу с ума. Земля уплывает из-под ног. Лес словно сгибается надо мной. Деревья, камни, муравьи — все крутится и мелькает, как в калейдоскопе или при сильном недомогании. Я, как мармеладная лягушка, пытаюсь устоять на своих слабых ногах.
Ситуация развивается стремительно, мы торопимся. В спешке собираем вещи. Утрамбовываем то, что уже влезло в рюкзаки. Манни и Пия-Мария постоянно кричат, что нам нужно поторапливаться. Затем мы бросаемся вниз по склону.
Почти сразу я падаю и лечу в бездну, еще не понимая, жива пи я или расшиблась. Земля просто распахивается подо мной, и я шагаю прямо в пустоту. Я лечу вниз как в кошмарном сне, но внезапно полет обрывается, я падаю на что-то спиной, ударяюсь плечом обо что-то и лежу. Вокруг тишина. Я понимаю, что жива. Когда на тебе столько вещей, падать гораздо мягче.
Я лежу головой в сухих ветках и слушаю, как из темноты до меня долетают голоса. Гулкое эхо разносит слова, словно мы находимся в пустом пространстве. Словно вся эта чернота была не ночью, а бесконечным пустым пространством, где нет возможности найти опору, нет мерцающих звезд, нет надежды.
Кажется, я различаю голос Пии, доносящийся откуда-то сверху. Она что-то кричит.
Остальные кричат ей в ответ. Я слышу Филипа и Манни. Они уже далеко внизу. Манни смеется. Сначала я ничего не понимаю. Затем я слышу, как Филип кричит на Пию-Марию. Его голос груб и слегка дрожит, потом срывается, словно он запыхался или чем-то напуган.
Рядом слышится шорох. В зарослях что-то быстро передвигается и приближается ко мне. Шуршание уже совсем близко.
— Туве, ты там?
Кажется, это голос Криз. Он полон тревоги. Я пытаюсь ответить, но издаю лишь стон. Сейчас это единственный звук, который я способна произнести. Криз что-то говорит, но я ее не понимаю.
— Подожди, я иду.
Она хватает меня за куртку и поднимает. Хвост Рони бьет меня по ногам.
— Ну, ты как?
Я пытаюсь сказать что-нибудь, но вместо слов меня тошнит. Сильный рвотный спазм дрожью проходит по всему телу, животу, плечам, ногам, голове.
— Теперь тебе станет легче, вот увидишь.
Криз поддерживает меня за спину, помогая устоять на ногах. У нее получается. Я стою. Ноги дрожат, все тело трясется, и, кажется, Криз сразу понимает, как плохи мои дет. Я стою прямо несколько секунд и падаю спиной на ветки.
Криз зовет Филипа. Кричит, что нас надо подождать. А еще лучше — вернуться и помочь нам.
Откуда-то поблизости ей отвечает голос Пии.
Хотя моя голова ничего не соображает, но все же я слышу, что она почти так же пьяна, как и я. Похоже, мы с ней говорим на одном языке.
Она окликает нас несколько раз, чтобы определить, где мы находимся, и вскоре валится рядом и словно сдувается, как надувной лебедь, напоровшийся на что-то острое.
— Черт, ты же могла погибнуть.
Подходит Филип. Он светит на меня фонариком. Резкий свет бьет прямо в глаза, и я пытаюсь заслониться от него руками. Свет пробивается и причиняет боль. Я чувствую, как крепкая рука подхватывает меня. Я поднимаюсь с земли, стою, покачиваясь, пока рука примеривается, как бы покрепче меня схватить. Филип что-то говорит, но я не понимаю ни слова. Филип повторяет фразу, и до меня доходит, что он хочет, чтобы я шла, я пытаюсь сделать шаг, но ноги не держат меня.
Я снова падаю. Филип чертыхается. Его рука еще крепче хватает меня за спину. Я двигаюсь. Не понимаю, как это происходит, но я словно лечу вниз по склону.
Не знаю, как я оттуда ухожу. У меня нет даже туманного намека на объяснение. Непонятно. Пусто. Воспоминание не стерлось из памяти, его никогда не было. Я не могла отметить, что происходило вокруг. Последнее, что я помню, — это мой шаг в пустоту и падение в черную бездну. Затем голоса Пии, Криз, Филипа и Манни, кружащие надо мной в темноте.
Как я ни пытаюсь, больше ничего не могу вспомнить. Два дня я ничего не ела, кроме лекарства от мигрени. После того, как я несколько раз затянулась самокруткой Манни, мой мозг словно вылетел прочь. С этого момента все становится туманным и нереальным. Я словно нахожусь не на горе, а где-то еще. Наверняка мы все пережили нечто похожее. Иная реальность, как в фильме.
Я помню, как мы шутили над Кимме. Притворялись, что он наш раб. Затем что-то случилось и настроение изменилось. Кто-то поссорился, кажется, Манни и Кимме. Такое и раньше бывало. Но мои воспоминания смутные. Странно, но, лежа у навеса, я видела себя со стороны. Слышала, как я хохотала по любому поводу. Глубоко внутри было слабое ощущение, что что-то идет не так, но я не придавала этому значения. Просто что-то происходило в этом чертовом тумане, но, когда наступит рассвет и мы протрезвеем, все снова будет хорошо.
* * *
Я резко просыпаюсь от того, что кто-то хлопает меня по щекам. Когда хлопки повторяются, я медленно открываю глаза. Чувствую, что сижу, прислонившись к дереву, передо мной небольшой торфяник. Ребята стоят вокруг меня. Филип держит в руке ковш с водой. Он кивает мне. Затем выливает всю воду мне на голову. Ледяная вода тенет по спине. Я долго сижу, не двигаясь. Слышу, как остальные что-то бормочут друг другу. Черная пустота исчезла. Светает. Я оглядываюсь вокруг. Перед глазами все плывет. Я шевелю рукой. Подношу ее к лицу. Провожу кончиками пальцев по векам и по виску.
— Ну, как ты?
Это голос Криз. Кажется, это первые слова, которые я действительно слышу и узнаю. Три слова. Голос Криз и ее холодная рука, она гладит меня по лбу. Три слова. Рука Криз задевает что-то болезненное и шероховатое.
Я издаю тихий стон. Чувствую, как подкатывает тошнота. Я шарю рукой по карманам, ищу, там ли очки, но не могу их найти. Скорее всего, я их потеряла. Филип просто стоит у дерева. Вид у него усталый и потрепанный. Манни вытянулся на зеленом мху. Кажется, он дремлет. Пия, съежившись, в одиночестве сидит спиной ко мне. Ее крупная фигура вздрагивает, словно она плачет.
— Ну, как ты?
Три простых слова. Я медленно поворачиваю лицо и встречаюсь взглядом с Криз. Она смотрит на меня встревоженными, покрасневшими от недосыпа или слез глазами. В ту же секунду я понимаю, что проблема не в ссадине и не в потерянных очках — случилось что-то плохое. Что-то действительно плохое. Я снова оглядываюсь, смотрю на усталое лицо Филипа, на спящего Манни и на Пию. Она все еще сидит на камне, погрузившись в себя, и всхлипывает. Я собираюсь с силами и спрашиваю бесцветным голосом:
— Где Кимме?
* * *
Мои слова будто продавливают дыру в чем-то вязком.
— Что произошло? — говорю я. — Что вы сделали с Кимме?
Все смотрят на меня. Кажется, до них только сейчас дошло, что я ничего не понимаю, кто-то должен мне обо всем рассказать и все объяснить.
— Произошла ссора, — тихо отвечает Криз. — Кимме получил по полной. Он потерял сознание.
— Он ранен?
— Думаю, ничего страшного.
— Он остался на горе?
Криз кивает.
— Он отключился.
Я поворачиваюсь к Манни:
— Что вы с ним сделали?
— Просто немного побили. Черт, тут не о чем ныть. Мы просто повздорили. Он тоже. Сам первый начал.
— Он так странно себя вел, — говорит Пия-Мария. — Был таким занудой.
— Он постоянно нас провоцировал.
— Манни, кто дрался: ты и Кимме?
— Я ведь уже сказал.
— Что еще вы сделали?
— Больше ничего. Он получил, что хотел. Но больше я ничего не делал.
Манни замолкает. Его глаза темны от гнева, я вижу, как он пытается поймать взгляд Пии-Марии, словно та должна еще о чем-то рассказать.
— Что еще вы сделали?
— Я — ничего, — говорит Манни.
— Черт, прекратите же, нам нужно держаться вместе. Филип тихо сидит все это время. Я не узнаю его. Его сила ушла. Та уверенность и надежность, которые он обычно излучал, — все исчезло.
— Филип, что еще произошло? — спрашиваю я и слышу, как взволнован мой голос.
— Пия-Мария права. Нам нужно держаться вместе, — говорит он усталым и изможденным тоном.
— Почему же?
— Потому что мы — друзья. Если кто-то сделал что-нибудь случайно не так, то стучать на него не по-товарищески.
— А как же Кимме? Вам плевать на него? Вы же бросили его на горе одного!
— С Кимме ничего страшного не случилось, — говорит Филип. — Он скоро очухается и догонит нас.
Я слышу по его голосу, что он сам не верит в то, что говорит.
— Что вы сделали, Филип?
Филип отворачивается. Воцаряется тишина. Я щурясь смотрю на Пию-Марию. Она чувствует мой взгляд и тоже отворачивается. Внезапно она поднимается со своего камня, подходит ко мне и кричит:
