«Что она, совсем нас за дурочек считает?» — с досадой подумала Алена.
Мимо прошла пожилая женщина. Алена поздоровалась с ней. Тамара смолкла на миг и недовольно глянула на Алену.
За ворота вышел старик. Борода большущая и вся седая.
— Здравствуйте! — поклонилась ему Алена.
— Здравствуй, маленькая! Здравствуй! — приветливо отозвался старик, кланяясь в ответ.
Едва отошли на несколько шагов, Тамара сердито спросила:
— Что ты с ними здороваешься? Ты же их совсем не знаешь!
— Ну и что? — удивилась Алена. — В поселке у нас со всеми; здороваются. Папа говорит: «Сказать человеку «здравствуйте» — значит пожелать ему здоровья». Разве это плохо?
Тамара смутилась, но стояла на своем:
— В городе тысячи. Всем кланяться — голова оторвется!
— Ничего, не оторвется! — засмеялась Алена. — Зато, видела, как: дедушка обрадовался! Аж заулыбался.
— Все равно! Ты какая-то странная! Гордости в тебе нет!.. Не буду я больше рассказывать. Поняли? — И, сердито хлопнув калиткой, Тамара исчезла во дворе.
* * *
«Почему Алеша не вышел?» — с обидой думала Тамара, наблюдая в щель калитки, как удаляются Алена с Аней.
С четырех лет Тамара привыкла всегда видеть рядом Алешу… В детский сад их водили то Тамарин, то Алешин папа по очереди. Как хорошо там было! Каждое лето ездили на Черное море. Играли и дома, и в саду. И читать научились, когда еще никто в группе не умел, — все вместе… А когда пошли в школу, что-то случилось. Алеша все больше с мальчишками. А ее будто и не замечает. Обидно…
— Томочка! Ты в музыкальную школу опоздаешь! — прервал ее, мысли голос мамы.
Тамара взяла папку с нотами и выскочила на улицу.
* * *
Расставшись с Аленой, Аня вошла во двор. И тотчас из будки с лаем выскочил большой хозяйский пес Джек.
— Не узнал, Джеканька? На тебе слоечку. Ешь. Она вкусная.
Аня посмотрела, как Джек разделывается с половинкой слойки, побрела по дорожке сада мимо голых мокрых деревьев в глубину двора, где у самого забора прилепился маленький деревянный флигель, в котором они теперь живут с мамой.
Не раздеваясь, Аня присела на стул. В обеих комнатах прохладно, потому что печка уже прогорела, а разжигать ее самой: мама не разрешала. Много мама ей не разрешает. А больше всего боится выпускать одну на улицу: ведь там машины! И эту квартиру на Барочной мама сняла потому, что улица тихая и путь в школу не пересекает ни одна автомагистраль.
Утром мама собирает Аню в школу, будто провожает за три-девять земель. А вечером не придет, а прибежит с работы. Лицо бледное, испуганное. Увидит Аню и без сил опустится на стул:
— Доченька моя дорогая! Ты здорова? У тебя все в порядке?… Нет, правда, все хорошо?… И ничего не случилось?… Ну, иди сюда. — Прижмет к себе и затихнет надолго.
Аня слышит, как часто и гулко бьется сердце мамы у ее виска. На голову упадет тяжелая горячая капля. И Аня, не выдержит, тоже заплачет…
Нет, не помогла им перемена квартиры. И горе, которое обрушилось на них, не осталось там, на другом конце города, а пришло вместе с ними и сюда, на Барочную…
Аня обязательно станет доктором. Как папа. Он был очень хорошим доктором. Когда Аня с мамой приходили к папе в больницу, она видела, как его любят больные. Так и светятся. А потом, когда выздоровеют, все шлют и шлют ему письма и открытки. Папины друзья говорили, что он станет большим ученым. Он и учился. По ночам. Весь день в больнице, а ночью сидит и все пишет свою ученую работу — диссертацию.
Пойдут они в воскресенье в парк гулять. Катаются на лодочках, на колесе обозрения. А папа вдруг задумается и скажет:
— Девочки, догуляйте без меня, а? Мне тут такая интересная мыслишка в голову стукнула! Побегу проверю. Ладно? — и умчится опять к своей диссертации.
Когда папа закончил работу, они устроили настоящий праздник. И решили: как только он защитит диссертацию — ну, вроде как сдаст экзамен, — они втроем поедут на море и целый месяц будут лазить по горам, греться на солнышке и купаться.
В конце мая, в день, когда первоклассников отпустили на летние каникулы, из Москвы пришла долгожданная телеграмма: «Дорогие мои девочки. У меня все в порядке. Защитился. Приеду двадцать восьмого. Спешу. Люблю. Целую. Ваш папа».
— Это же завтра! А у меня ничего не готово! — всплеснула руками мама. Засуетилась. Погладила себе и Ане любимые платья, принялась готовить праздничный обед.
Аня обе́гала подружек с радостной вестью и уснула счастливая, положив под подушку свой табель успеваемости за первый класс, где красовались одни пятерки. Вот папа обрадуется!..
А на следующий день пришло самое большое горе в ее жизни. Весь день и ночь напролет около маминой кровати хлопотали врачи, папины сослуживцы. Мама то приходила в себя и кричала, та опять теряла сознание…
Так и не дождалась Аня своего папы. Когда он ехал из аэропорта домой, в его машину врезался громадный самосвал.
Из-за, книг в шкафу Аня достала папин портрет в траурной рамке, который прятала от нее мама. Папа сфотографировался, когда только что закончил свою диссертацию, и лицо у него было такое счастливое, веселое. Аня посмотрела и заплакала. Но тотчас спохватилась. Спрятала портрет, сняла пальто, умылась и села за уроки. Скоро мама придет с работы. Нужно, чтобы она не заметила ее слез.
Алеша Жуков очень завидовал своим родителям. В студенческие годы папа был чемпионом института по боксу, а мама — гимнасткой-перворазрядницей. Алеша часто рассматривал их фотографии, призы и грамоты, полученные на разных соревнованиях. Вот бы ему таким стать! А как стать?!
Папа и мама в один голос твердят, что нужно заниматься физкультурой. Так разве ж он не пробовал? Сколько раз! Зарядку сделает, побегает вокруг дома, выжмет несколько раз маленькие гантели, которые специально для него купил папа. Запыхается. Подбежит к зеркалу: может, уже прибавилась мускулатура? Глянет и едва не разревется с досады — хоть бы чуть прибавилась!.. Конечно, разве его с такими мускулами станет кто-нибудь бояться! Потому и норовит каждый толкнуть, а то и щелкнуть. Знают, что сдачи не даст.
Доставалось ему весь год в первом классе. И хотя в их семье ненавидели лесть и подхалимство, Алешка потихоньку приноровился угождать большим мальчишкам. То жевательной резинки даст, то детали от «конструктора». А они стали за Алешку заступаться. И еще он подружился с Ивасом.
Летом самой модной у мальчишек была игра в пробки от пузырьков. И Алешка играл. Только все время проигрывал. А как проиграет, бежит к Ивасу пробки покупать. По копейке за штуку. У Иваса глаз точный, в проигрыше он никогда не оставался. И пробок этих у него целый мешок от сменной обуви.
Алеша стал приглашать его к себе домой поиграть, пострелять в мишень из лучевого пистолета. Давал то свой автомат, то заводную автомашину. А когда подарил ему папин офицерский ремень, Ивас так обрадовался, что предложил:
— Хочешь всегда быть моим помощником?
Еще бы он не хотел! Ведь рядом с Ивасом Алешку и пальцем никто не тронет.
— Только надо тебе кличку придумать, — сказал Ивас и передразнил: — «Лешенька, Алешенька»… Не звучит!
Алешка подумал несколько минут и предложил:
— Тогда я буду… Алекс.
Ивас даже рот раскрыл:
— Ну, ты го-ло-ва! Сразу взял и придумал! Вот это звучит! Алекс… Правильно, что я назначил тебя своим помощником. Я буду командовать, а ты придумывать разные штуки.
На улице Алекс во всем подражал Ивасу. Так же хмурил лоб, сплевывал сквозь зубы, ходил вразвалочку, не вынимая рук из карманов. В трамвае или автобусе старался проехать без билета.
В летние вечера он вместе с Ивасом приходил к пятому подъезду, где собирались большие мальчишки. Они рассказывали страшные истории про шпионов, жуликов и мертвецов.
Сердце Алешки замирало от страха, но он сидел и слушал. А потом дома, когда мама, поцеловав его и пожелав спокойной ночи, тушила свет и, плотно прикрыв дверь, выходила, ему становилось зябко даже под толстым одеялом из верблюжьей шерсти. Из углов слышались шорохи. Перед глазами начинали мелькать страшные лица убийц и бандитов. Алешка вскакивал и включал свет. И сколько бы раз за ночь мама ни гасила, Алешка тотчас просыпался и включал свет вновь.
Утром Алешка вставал поздно, невыспавшийся и раздраженный. Есть ему не хотелось. Он капризничал и грубил. А, попав на улицу, злость за свои ночные страхи старался выместить на тех, кто послабее.
* * *
Едва в сентябре начались занятия, как на Алешку посыпались жалобы: одного толкнул, другого ударил. А свою соседку по парте Зину Лагунову он так допек, что родители потребовали пересадить ее от Жукова.
Учительница вызвала маму. Дома Алешка получил хороший нагоняй. Притих на неделю. А потом опять взялся за свое. Чуть не каждый день кого-нибудь да обидит.
