- Гомер, - прошептал Фредди, - сколько будет? Тысяча триста тринадцать целых и тринадцать сотых умножить на сто.
И в наступившей тишине этот шепот был слышен на весь зал.
- Похоже на то, что наши беды никогда не кончатся, - печально сказал парикмахер.
И тут Далей Дунера осенила мысль, за которую бедняге пришлось вскоре жестоко поплатиться.
- Если на что-то и можно повысить налог, - сказал Далси, - так это, пожалуй, на пончики... Ну, скажем, из расчета двадцать пять центов на дюжину.
- Нет! - закричал дядюшка Одиссей, - Это дело не пройдет! Не воображай, что любители пончиков будут расплачиваться за твои сорняки! Не на таких напал!
- Не надо злиться, Одиссей, - сказал Далей, - жизнь толь ко что показала нам, что все можно решить самым правильным путем: при помощи голосования.
- Верно! - крикнул дядюшка Одиссей. - Вношу предложение!.. Господин мэр, предлагаю с этой минуты ввести налог на семена амброзии из расчета двадцать пять центов за дюжину!
- Поддерживаю! - закричал издатель газеты, заглушая своим голосом бурные возражения Далси, - Давайте проголосуем!
Сразу же предложение поставили на голосование, и за него было подано значительное большинство голосов. Против же оказалось совсем немного, вернее, совсем мало, а точнее, всего один голос - Далей Дунера.
- Господин мэр, - сказал заведующий банком, - я вношу еще предложение:
произвести сбор налога немедленно! На месте. Звонкой монетой.
- Поддерживаю! - закричал зубной врач.
Снова проголосовали, и снова было собрано подавляющее большинство голосов: все, кроме одного, который громче всех прокричал: "Нет, я против!"
- Мистер Дунер, - сказал мэр, - вы же сами не так давно восхищались системой прямого голосования, не так ли? Чем же вы сейчас недовольны? Будьте сознательным гражданином.
- Вы издеваетесь над меньшинством, - сказал Далей, когда немного успокоился. - Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы...
Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей.
На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками.
В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: "Осторожно! Расступись!.." Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю - это падал очередной подрубленный гигант.
Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи.
Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным - пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные...
Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством.
- Смотри! - крикнул Фредди. - Вон падает последнее дерево. Тринадцатое!
- Опять ты со своими числами, Фредди, - сказал Гомер. - Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена.
Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?..
Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было - никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать сюльшие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого - общий налог достиг такой-то суммы.
Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят.
- Пять тысяч двести пятьдесят, - сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин.
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... - безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей.
- Пять тысяч двести пятьдесят одна, - сказал ювелир и снова поставил палочку. - Пять тысяч двести пятьдесят две...
- Минуточку! - воскликнул заведующий банком. - Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов!
- А сколько еще зерен остается! - сказал дядюшка Одиссей. - Куда больше, чем сосчитано!
- Да, - произнес ювелир. - Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога.
- Шиш с маслом! - закричал Далей Дунер. - Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите!
Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол.
- Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью.
- Постой! - закричал ему дядюшка Одиссей. - А что нам делать с твоими семенами?
- Можете подавиться ими! - раздалось в ответ с улицы.
Лучи послеполуденного солнца добрались до витрины кафе дядюшки Одиссея и через нее проникли в небольшой зал, где сразу засверкали на металлической облицовке знаменитого пон-чикового автомата.
Солнечные зайчики скакнули прямо в глаза самого хозяина, который удобно пристроился у себя за прилавком и вел неторопливую беседу с шерифом и судьей.
Дядюшка Одиссей поморгал глазами, прогнал солнечных зайчиков и подумал:
"Надо бы встать, выйти да опустить навес над витриной". Но он не двинулся с места и подумал еще:
"А лучше всего приладить бы моторчик: нажал кнопку под прилавком, и пожалуйста, не надо никуда ходить и дергать за верёвку".
Потом он смачно зевнул и.. немного подвинулся на стуле, чтобы окончательно отогнать солнечных зайчиков.
- Нажал кнопку, и все, - повторил он вслух свою мысль и сделал это так громко и неожиданно, что перепугал и судью и шерифа.
- Что нажать? - спросил Гомер. Он вытирал-в- это время прилавок.
- А? Чего? - встрепенулся дядюшка Одиссей. - Послушай, Гомер, будь хорошим мальчиком, опусти, пожалуйста, тент.
- Хорошо, дядюшка Одиссей, - ответил Гомер, смахнул кусочки хлеба с прилавка в передник, вышел за дверь и вытряхнул их на мостовую.
Он поглядел, как на хлеб набросились голуби с городской ратуши, а потом шагнул на тротуар и опустил тент над витриной и входом в кафе.
- Спасибо, Гомер, - сказал дядюшка Одиссей, когда пле-:нник снова появился у прилавка.
- На полице урядок? - строго спросил его шериф. - То есть я хочу сказать - на улице порядок? Никто не нарушает закона?
- Сюда направляется Дунер-Плюнер, - сказал Гомер.
- Ох, - вздохнул судья, - опять этот самый невыносимый из горожан!
И все они уставились в окошко на самого невыносимого из горожан и увидели, что тот - в который уже раз! - остановился у городского монумента. Шериф гневно задышал и ощетинился, когда Далей - в который уже раз! - чиркнул спичкой о постамент, тщательно раскурил трубку, сплюнул и после этого швырнул горящую спичку в сторону самой фигуры на постаменте. Затем он направился к кафе, но по пути не поленился сделать небольшой крюк, чтобы наподдать ногой куски хлеба и распугать голубей.
- Бам! - грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дуне-ра. Но ни шериф, ни судья, ни дядюшка Одиссей - никто не вздрогнул.
Они уже хорошо знали, как Далей Дунер умеет хлопать дверьми.
- Ну, как живешь-можешь, Дадси? - спросил шериф, подозрительно оглядывая его с ног до головы, словно ожидая в любую минуту любого подвоха.
- Все подозреваете меня в чем-то, да, шериф? - спросил Далей. - Вы самый подозрительный тип в штате Огайо!.
Возможно, последняя фраза и не совсем точно выражала то, что он хотел сказать, но, как бы то ни было, слово не воробей: вылетит - не поймаешь.
- В свете нескольких неприятных инцидентов, имевших в своей основе действия некоего Далей Дунера, - заявил судья в обычной своей торжественной манере, - я нахожу, что подозрения нашего шерифа имеют веские основания и что...
