Опять мэр поднял руку, чтобы успокоить публику.
– Пока мы не разошлись, – сказал он, – может, кто-нибудь хочет что-либо сказать?
– Да, – ответил городской казначей, – я хочу. Я хочу сказать, что в результате всей этой заварухи у нас в городской кассе .почти не осталось финансов. Нужно срочно подумать, как восполнить недостачу, как увеличить городской бюджет. 1 – Чего тут думать? – сказал Далей. – Увеличивайте налоги, и все тут... Нам разве привыкать?
– В самом деле, – обрадовался мэр. – Немножко на продажу мороженого, немножко на билеты в кино...
– Ой! – вскрикнули в один голос Гомер и Фредди.
– Немножко на это, немножко на то, – продолжал мэр, – глядишь...
– Если вы это правда сделаете, – с угрозой сказал Далей, – то имейте в виду, что и я в долгу не останусь. Не забывайте, что и у меня есть вклад в банке. Только не деньги, а семена... И на будущий год я посею их... да не тринадцать штук, как сейчас, а в сто раз больше!
– Гомер, – прошептал Фредди, – сколько будет? Тысяча триста тринадцать целых и тринадцать сотых умножить на сто.
И в наступившей тишине этот шепот был слышен на весь зал.
– Похоже на то, что наши беды никогда не кончатся, – печально сказал парикмахер.
И тут Далей Дунера осенила мысль, за которую бедняге пришлось вскоре жестоко поплатиться.
– Если на что-то и можно повысить налог, – сказал Далси, – так это, пожалуй, на пончики... Ну, скажем, из расчета двадцать пять центов на дюжину.
– Нет! – закричал дядюшка Одиссей, – Это дело не пройдет! Не воображай, что любители пончиков будут расплачиваться за твои сорняки! Не на таких напал!
– Не надо злиться, Одиссей, – сказал Далей, – жизнь толь ко что показала нам, что все можно решить самым правильным путем: при помощи голосования.
– Верно! – крикнул дядюшка Одиссей. – Вношу предложение!.. Господин мэр, предлагаю с этой минуты ввести налог на семена амброзии из расчета двадцать пять центов за дюжину!
– Поддерживаю! – закричал издатель газеты, заглушая своим голосом бурные возражения Далси, – Давайте проголосуем!
Сразу же предложение поставили на голосование, и за него было подано значительное большинство голосов. Против же оказалось совсем немного, вернее, совсем мало, а точнее, всего один голос – Далей Дунера.
– Господин мэр, – сказал заведующий банком, – я вношу еще предложение:
произвести сбор налога немедленно! На месте. Звонкой монетой.
– Поддерживаю! – закричал зубной врач.
Снова проголосовали, и снова было собрано подавляющее большинство голосов: все, кроме одного, который громче всех прокричал: «Нет, я против!»
– Мистер Дунер, – сказал мэр, – вы же сами не так давно восхищались системой прямого голосования, не так ли? Чем же вы сейчас недовольны? Будьте сознательным гражданином.
– Вы издеваетесь над меньшинством, – сказал Далей, когда немного успокоился. – Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы...
Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей.
На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками.
В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: «Осторожно! Расступись!..» Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю – это падал очередной подрубленный гигант.
Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи.
Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным – пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные...
Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством.
– Смотри! – крикнул Фредди. – Вон падает последнее дерево. Тринадцатое!
– Опять ты со своими числами, Фредди, – сказал Гомер. – Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена.
Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?..
Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было – никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать большие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого – общий налог достиг такой-то суммы.
Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят.
– Пять тысяч двести пятьдесят, – сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... – безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей.
– Пять тысяч двести пятьдесят одна, – сказал ювелир и снова поставил палочку. – Пять тысяч двести пятьдесят две...
– Минуточку! – воскликнул заведующий банком. – Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов!
– А сколько еще зерен остается! – сказал дядюшка Одиссей. – Куда больше, чем сосчитано!
– Да, – произнес ювелир. – Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога.
– Шиш с маслом! – закричал Далей Дунер. – Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите!
Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол.
– Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью.
– Постой! – закричал ему дядюшка Одиссей. – А что нам делать с твоими семенами?
– Можете подавиться ими! – раздалось в ответ с улицы.
Лучи послеполуденного солнца добрались до витрины кафе дядюшки Одиссея и через нее проникли в небольшой зал, где сразу засверкали на металлической облицовке знаменитого пончикового автомата.
Солнечные зайчики скакнули прямо в глаза самого хозяина, который удобно пристроился у себя за прилавком и вел неторопливую беседу с шерифом и судьей.
Дядюшка Одиссей поморгал глазами, прогнал солнечных зайчиков и подумал:
«Надо бы встать, выйти да опустить навес над витриной». Но он не двинулся с места и подумал еще:
«А лучше всего приладить бы моторчик: нажал кнопку под прилавком, и пожалуйста, не надо никуда ходить и дергать за верёвку».
Потом он смачно зевнул и.. немного подвинулся на стуле, чтобы окончательно отогнать солнечных зайчиков.
– Нажал кнопку, и все, – повторил он вслух свою мысль и сделал это так громко и неожиданно, что перепугал и судью и шерифа.
– Что нажать? – спросил Гомер. Он вытирал-в– это время прилавок.
– А? Чего? – встрепенулся дядюшка Одиссей. – Послушай, Гомер, будь хорошим мальчиком, опусти, пожалуйста, тент.
– Хорошо, дядюшка Одиссей, – ответил Гомер, смахнул кусочки хлеба с прилавка в передник, вышел за дверь и вытряхнул их на мостовую.
Он поглядел, как на хлеб набросились голуби с городской ратуши, а потом шагнул на тротуар и опустил тент над витриной и входом в кафе.
– Спасибо, Гомер, – сказал дядюшка Одиссей, когда племянник снова появился у прилавка.
– На полице урядок? – строго спросил его шериф. – То есть я хочу сказать – на улице порядок? Никто не нарушает закона?
– Сюда направляется Дунер-Плюнер, – сказал Гомер.
– Ох, – вздохнул судья, – опять этот самый невыносимый из горожан!
И все они уставились в окошко на самого невыносимого из горожан и увидели, что тот – в который уже раз! – остановился у городского монумента. Шериф гневно задышал и ощетинился, когда Далей – в который уже раз! – чиркнул спичкой о постамент, тщательно раскурил трубку, сплюнул и после этого швырнул горящую спичку в сторону самой фигуры на постаменте. Затем он направился к кафе, но по пути не поленился сделать небольшой крюк, чтобы наподдать ногой куски хлеба и распугать голубей.
