– Иди сюда! – крикнул девочке самый главный гвардеец.
Суок сползла с бочонка.
Гвардеец грубо схватил её поперёк пояса и поднял.
– Три Толстяка ожидают в Зале Суда, – сказал канцлер, опуская очки. – Несите девчонку за мной.
С этими словами канцлер вышел из кордегардии. Гвардеец шагнул за ним, держа Суок одной рукой на весу.
О, золотые розы! О, розовый шёлк! Всё это погибло под безжалостной рукой.
Суок, которой было больно и неловко висеть поперёк страшной руки гвардейца, ущипнула его повыше локтя. Она собрала силы, и щипок получился основательный, несмотря на плотный рукав мундира.
– Черт! – выругался гвардеец и уронил девочку.
– Что? – обернулся канцлер.
И тут канцлер почувствовал совершенно неожиданный удар по уху. Канцлер упал.
И за ним немедленно упал гвардеец, который только что расправлялся с Суок.
Его тоже ударили по уху. Но как! Можете себе представить, какой силы должен быть удар, чтобы свалить без чувств такого огромного и злого гвардейца.
Прежде чем Суок успела оглянуться, чьи-то руки снова подхватили её и потащили.
Это тоже были грубые и сильные руки, но они казались добрее, и в них Суок чувствовала себя ловчей, чем в руках гвардейца, который валялся теперь на блестящем полу.
– Не бойся! – шепнул ей чей-то голос.
Толстяки нетерпеливо дожидались в Зале Суда. Они сами хотели судить хитрую куклу. Вокруг сидели чиновники, советники, судьи и секретари. Разноцветные парики – малиновые, сиреневые, ярко-зелёные, рыжие, белые и золотые – пылали в солнечных лучах. Но даже весёлый солнечный свет не мог украсить надутые физиономии под этими париками.
Три Толстяка по-прежнему страдали от жары. Пот сыпался с них, как горох, и портил лежащие перед ними бумажные листы. Секретари ежеминутно меняли бумагу.
– Наш канцлер заставляет себя долго ждать, – сказал Первый Толстяк, шевеля пальцами, как удавленник.
Наконец долгожданные появились.
Три гвардейца вошли в зал. Один держал на руках девочку. О, как печально она выглядела!
Розовое платье, поражавшее вчера своим сиянием и дорогой искусной отделкой, превратилось теперь в жалкие лохмотья. Увяли золотые розы, осыпались блёстки, измялся и истрепался шёлк. Голова девочки уныло свисала к плечу гвардейца. Девочка была смертельно бледна, и её лукавые серые глаза погасли.
Пёстрое собрание подняло головы.
Три Толстяка потирали руки.
Секретари вынули длинные перья из-за своих не менее длинных ушей.
– Так, – сказал Первый Толстяк. – А где же государственный канцлер?
Гвардеец, державший девочку, стал перед собранием и доложил. Голубые глаза его весело блестели:
– У господина государственного канцлера по дороге случилось расстройство желудка.
Объяснение это всех удовлетворило.
Суд начался.
Гвардеец усадил бедную девочку на грубую скамью перед столом судей. Она сидела, поникнув головой.
Первый Толстяк начал допрос.
Но тут встретилось весьма важное препятствие: Суок не хотела отвечать ни на один вопрос.
– Прекрасно! – рассердился Толстяк. – Прекрасно! Тем хуже для неё. Она не удостаивает нас ответом – хорошо... Тем страшней мы выдумаем для неё кару!
Суок не шелохнулась.
Три гвардейца, точно окаменев, стояли по сторонам.
– Позвать свидетелей! – распорядился Толстяк.
Свидетель был только один. Его привели. Это был уважаемый зоолог, смотритель зверинца. Всю ночь он провисел на суку. Его только теперь сняли. Он так и вошёл: в цветном халате, в полосатом белье и в ночном колпаке. Кисть колпака волочилась за ним по земле, как кишка.
Увидев Суок, которая сидела на скамье, зоолог зашатался от страха. Его поддержали.
– Расскажите, как было дело.
Зоолог принялся обстоятельно рассказывать. Он сообщил о том, как, влезши на дерево, он увидел между ветвями куклу наследника Тутти. Так как он никогда не видел живых кукол и не предполагал, что куклы по ночам лазят на деревья, то он очень испугался и лишился чувств.
– Каким образом она освободила оружейника Просперо?
– Не знаю. Я не видел и не слышал. Мой обморок был очень глубок.
– Ответишь ли ты нам, гадкая девчонка, как оружейник Просперо очутился на свободе?
Суок молчала.
– Потрясите её.
– Хорошенько! – приказали Толстяки.
Голубоглазый гвардеец встряхнул девочку за плечи. Кроме того, он пребольно щёлкнул её в лоб.
Суок молчала.
Толстяки зашипели от злости. Разноцветные головы укоризненно закачались.
– Очевидно, – сказал Первый Толстяк, – никаких подробностей нам не удастся узнать.
При этих словах зоолог ударил себя ладонью по лбу:
– Я знаю, что нужно сделать!
Собрание насторожилось.
– В зверинце есть клетка с попугаями. Там собраны попугаи самых редких пород. Вам, конечно, известно, что попугай умеет запоминать и повторять человеческую речь. У многих попугаев чудный слух и великолепная память... Я думаю, что они запомнили всё, что говорилось ночью в зверинце этой девчонкой и оружейником Просперо... Поэтому я предлагаю вызвать в Зал Суда в качестве свидетеля какого-нибудь из моих удивительных попугаев.
Гул одобрения прошёл по собранию.
Зоолог отправился в зверинец и вскоре вернулся. На его указательном пальце сидел большой, старый попугай с длинной красной бородой.
Вспомните: когда Суок бродила ночью по зверинцу, – вспомните! – ей показался подозрительным один из попугаев. Помните, она видела, как он смотрел на неё и как, притворившись спящим, улыбнулся в свою длинную красную бороду.
И теперь на пальце зоолога, так же удобно, как и на своей серебряной жёрдочке, сидел этот самый краснобородый попугай.
Теперь он улыбался весьма недвусмысленно, радуясь, что выдаст бедную Суок.
Зоолог заговорил с ним по-немецки. Попугаю показали девочку.
Тогда он хлопнул крыльями и закричал:
– Суок! Суок!
Голос его походил на треск старой калитки, которую ветер рвёт с её ржавых петель.
Собрание молчало.
Зоолог торжествовал.
А попугай продолжал делать свой донос. Он передавал действительно то, что слышал ночью. Так что если вас интересует история освобождения оружейника Просперо, то слушайте всё, что будет кричать попугай.
О! Это была действительно редкая порода попугая. Не говоря уже о красивой красной бороде, которая могла сделать честь любому генералу, попугай искуснейшим образом передавал человеческую речь.
– Кто ты? – трещал он мужским голосом.
И тут же отвечал очень тоненько, подражая голосу девочки:
– Я Суок.
– Суок!
– Меня послал Тибул. Я не кукла. Я живая девочка. Я пришла тебя освободить. Ты не видел меня, как я вошла в зверинец?
– Нет. Я, кажется, спал. Сегодня я заснул впервые.
– Я тебя ищу в зверинце. Я увидела здесь чудовище, которое говорило человеческим голосом. Я думала, что это ты. Чудовище умерло.
– Это Туб. Значит, он умер?
– Умер. Я испугалась и закричала. Пришли гвардейцы, и я спряталась на дерево. Я так довольна, что ты жив! Я пришла тебя освободить.
– Моя клетка крепко заперта.
– У меня ключ от твоей клетки.
Когда попугай пропищал последнюю фразу, негодование охватило всех.
– Ах, подлая девчонка! – заорали Толстяки. – Теперь понятно всё. Она украла ключ у наследника Тутти и выпустила оружейника. Оружейник разбил свою цепь, сломал клетку пантеры и схватил зверя, чтобы пройти свободно по двору.
– Да!
– Да!
– Да!
А Суок молчала.
Попугай утвердительно замотал головой и трижды хлопнул крыльями.
Суд окончился. Приговор был таков:
«Мнимая кукла обманула наследника Тутти. Она выпустила самого главного мятежника и врага Трёх Толстяков – оружейника Просперо. Из-за неё погиб лучший экземпляр пантеры. Поэтому обманщица приговаривается к смерти. Её растерзают звери».
И представьте себе: даже когда был прочитан приговор, Суок не шевельнулась!
Всё собрание двинулось в зверинец. Вой, писк и свист зверей приветствовали шествие. Больше всех волновался зоолог: ведь он был смотритель зверинца!
Три Толстяка, советники, чиновники и прочие придворные расположились на трибуне. Она была защищена решёткой.
Ах, как нежно светило солнце! Ах, как синело небо! Как сверкали плащи попугаев, как вертелись обезьяны, как приплясывал зеленоватый слон!
Бедная Суок! Она не любовалась этим. Должно быть, глазами, полными ужаса, она смотрела на грязную клетку, где, приседая, бегали тигры. Они походили на ос – во всяком случае, имели ту же окраску: жёлтую с коричневыми полосами.
Они исподлобья смотрели на людей. Иногда они бесшумно разевали алые пасти, из которых воняло сырым мясом.
Бедная Суок!
Прощай цирк, площади. Август, лисичка в клетке, милый, большой, смелый Тибул!
Голубоглазый гвардеец вынес девочку на середину зверинца и положил на горячий блестящий графит.
– Позвольте... – сказал вдруг один из советников. – А как же наследник Тутти? Ведь если он узнает, что его кукла погибла в лапах тигров, он умрёт от слез.
