Игорь взвизгнул, а рот его, как и требовалось, растянулся до ушей.
И в то же мгновение я словно бы увидел чеканку в комнате Александра Александровича – лохматый босоногий мальчишка, улыбка – рот до ушей, из-за плеча вылетает птица. А потом передо мной предстал и сам Александр Александрович – белые зубы обнажены в улыбке, чёрная борода, как у пирата.
– Похож, – с облегчением перевёл я дух. – Вылитый папочка.
– Ты что, по шее захотел?
Игорь уже не улыбался, а глядел на меня свирепо.
– Не сердись, – я хотел похлопать Игоря по плечу, но он отпрянул от меня. – Пошли, но дороге всё объясню…
Я повёл Игоря к дому Александра Александровича. Игорь был добродушным человеком, и через минуту он уже не злился на меня, а без умолку рассказывал:
– Вот бы выиграть соревнования! Да шансов мало. Тех, кто победит, возьмут в школу-интернат, специальную, для юных пловцов. Будут готовить на Олимпийские игры… Слушай, а что ты хотел мне объяснить?
Пока я шёл и слушал Игоря, я не переставал думать, как ему рассказать обо всём.
Набравшись духу, я заговорил. Вот живёт в городе человек. У него золотые руки. Ничего не стоит ему решить любую задачку. Но нет в доме у человека радости. А всё потому, что забыл дорогу к этому человеку его сын. Сын, вообще, думает, что отец живёт где-то очень далеко, чуть ли не на Дальнем Востоке…
Я замер на полуслове и покосился на Игоря. Догадывается ли он, что я говорю о нём? Игорь напряжённо морщил лоб, но по его глазам было видно, что не догадывается. Наверное, сообразить, что я хочу сказать, было нелегко.
У дома Александра Александровича мы остановились, и сомнения напали на меня со всех сторон. А что, если я всё это придумал? Мало ли людей с одинаковыми фамилиями, а они вовсе не отец и сын, и даже не родственники и не знакомые. Просто однофамильцы. Но Игорь к тому же похож на чеканку, которая висит в комнате Александра Александровича. Вообще-то, честно говоря, сходство весьма отдалённое, очень приблизительное.
Но попытка, говорят, не пытка. Я отбросил все колебания и повернулся к Игорю:
– Подымись на четвёртый этаж, найди там квартиру 37 и позвони.
– А кто там живёт? – спросил Игорь.
– Позвони, я тебя очень прошу, – повторил я. – Только не говори, что я с тобой пришёл…
Так ни о чём не догадавшись, Игорь вошёл в подъезд. Я представил, как он взлетает, перепрыгивая через ступеньку, на четвёртый этаж и нажимает кнопку звонка. А вдруг Александр Александрович вышел из дому?
Нет, Александр Александрович дома. Вот он выскочил на балкон и кого-то высматривает. Не меня ли? Как же он догадался? Или Игорь рассказал?
Я едва успел присесть и спрятаться за «Жигули», которые стояли у подъезда.
Значит, всё-таки Игорь – сын Александра Александровича. Что и требовалось доказать, как говорил, заканчивая объяснение задачи, сам Александр Александрович.
Вечером меня позвали к телефону.
– А-квадрат говорит, – послышался знакомый голос. – Так вы меня, кажется, называете?
– Я не знаю, – пролепетал я в трубку.
– А я знаю, – сказал Александр Александрович и, помолчав, спросил: – Твоя работа?
– Вы о чём? – я прикинулся непонимающим.
– О том, – ответил Александр Александрович. – Спасибо тебе.
– Пожалуйста, – сказал я, потому как понял, что притворяться больше нет смысла.
– Приходи, научу чеканить. Приходите вдвоём с Игорёшкой.
– Ты готов? – спросил я у Гриши.
Мой друг стоял посреди комнаты. Он закрыл глаза и мысленно, про себя повторил ещё раз всё, что ему предстояло совершить. В поте лица мы тренировались целую неделю. Должно получится, как задумали.
Гриша открыл глаза и кивнул мне:
– Я готов.
Волнуясь, я набрал номер телефона и услышал высокий петушиный голос Льва Семёновича.
– Я вас слушаю.
– Лев Семёнович, здравствуйте, дорогой, – крикнул я по-английски в трубку и махнул рукой Грише – мол, начинай.
Взмахивая руками, Гриша закружил по комнате. Он надул щёки и загудел, как самый настоящий самолёт.
– Простите, я не расслышал, – откликнулся Лев Семёнович. – С кем имею честь?
Мне пришлось кричать, потому что Гриша совершенно меня заглушал. Само собой, что кричал я на чистом английском языке.
– Это я, ваш ученик Роберт Полозов. Я в аэропорту. Вынужденная посадка. Как ваше здоровье?
– Это вы, Роберт? – Лев Семёнович был очень удивлён и спросил по-русски.
– Да-да, Роберт, – я не сдавался и шпарил по-английски. – Я лечу в Индию, на трассе – сильная облачность. Вынужденная посадка. Слышите, как гудят самолёты?
Последние слова я говорю по-русски. Это сигнал для моего друга. Гриша начинает гудеть, словно самолёт, идущий на посадку.
Чтобы гудеть по-настоящему, Гриша махал крыльями, то есть руками, и всё ниже и ниже наклонялся, пока, наконец, не распластался на ковре посреди комнаты и не затих.
– Слышу, слышу, мой дорогой, – радостно закричал старик. – У вас отличное произношение.
– Это ваша заслуга, Лев Семёнович, – воскликнул я. – Когда я говорю, все меня слушают. А когда я замолкаю, все спрашивают, кто меня так замечательно научил говорить по-английски. И я отвечаю – мой любимый учитель Лев Семёнович…
– Вы очень добры ко мне, мой мальчик…
Я слышу, как Лев Семёнович едва сдерживает слезы, – так взволновало учителя, что ему позвонил любимый ученик.
Я подал знак Грише. Мой друг вскочил на ноги, зажал двумя пальцами нос и занудливым, простуженным голосом, как диктор в аэропорту, объявил:
– Внимание, внимание! Объявляется посадка на рейс номер 1979…
– …Лев Семёнович, – поспешно прокричал я в трубку. – Мой рейс… Объявили посадку…
– Слышу, слышу, – ответил Лев Семёнович. – Как жаль, что нам не удалось побольше поговорить с вами, Роберт.
– Мне тоже, но я рад был услышать ваш голос. Обнимаю, будьте здоровы…
– Спасибо, мой дорогой. Гуд лак, май бой! (Удачи, мой мальчик!)
– Сенкью. Гуд лак, Лев Семёнович (Спасибо. Удачи, Лев Семёнович).
Гриша, объявив посадку, вновь превратился в самолёт и гудит так, что щёки у него побагровели. Когда я положил трубку на рычаг, Гриша сразу замолк.
– Как думаешь, поверил? – шёпотом, словно Лев Семёнович мог нас услышать, спросил я.
– Конечно, поверил, – у Гриши, как всегда, не было никаких сомнений. – Тут любой поверит. Я гудел, как настоящий самолёт. Да что там! Я гудел лучше настоящего самолёта.
Мне тоже показалось, что Лев Семёнович поверил. Как он обрадовался, услышав мой голос. Нет, не мой голос, а голос Роберта, своего любимого ученика.
– Интересное кино получается, – хмыкнул Гриша. – Сперва ты обманул старика, уверив его, что ни бум-бум не разбираешься в английском. А теперь второй раз обманул и шпарил по-английски, как взаправдашний англичанин. Честное слово, я ни словечка не понял.
– А ты что думаешь, что тот Роберт не шпарит по-английски лучше любого англичанина? – спросил я. – Ещё как шпарит. А сейчас я не обманывал Льва Семёновича. Роберт мог вполне ему позвонить. И вот я позвонил вместо Роберта и перекинулся парой словечек со старым учителем.
Меня всё время грызло сомнение. Разгадал Лев Семёнович мою хитрость или нет? Я решил так. Если сегодня вечером он позвонит, значит, разгадал.
Вечером я ждал, волнуясь, звонка. Лев Семёнович не позвонил. Значит, поверил, что с ним и вправду говорил любимый ученик.
Тогда я решил, что если и завтра он не позвонит, то можно быть абсолютно спокойным – мой план удался.
Лев Семёнович позвонил на третий день, когда у меня уже не было сомнений, что наша с Гришей операция увенчалась успехом.
Расспросив, как обычно, о здоровье моём и моих родственников и получив самые исчерпывающие ответы, Лев Семёнович попросил:
– Не могли бы вы меня навестить, молодой человек? Мы с вами в тот раз простились так скоропалительно, я не успел вам всего сказать.
Я замычал что-то в трубку. Я сейчас очень боялся встречаться со Львом Семёновичем. Но старый дипломат по-своему расценил мои колебания.
– Всего на пять минут, молодой человек. Я человек слова.
Я сказал, что приду с удовольствием и не на пять минут, а на сколько он хочет. Мы договорились встретиться завтра.
Точно в назначенное время я нажимал на кнопку звонка. Лев Семёнович в чёрном костюме и белой рубашке встретил меня со всем радушием и провёл в комнату.
Учитель сам не садился и мне не предлагал. Я понял, что наша встреча будет происходить стоя, как дипломатический приём.
Лев Семёнович вынул из кармашка круглые часы-луковичку на цепочке. Щёлкнул кнопкой, крышка открылась.
– Сейчас ровно два часа дня, – торжественно произнёс учитель и поднёс мне часы под самые глаза, чтобы я мог убедиться, что он говорит правду.
Я переминался с ноги на ногу и от неловкости сунулся носом прямо в циферблат. А потом кивнул: верно, два часа.
Луковичка исчезла в кармашке учителя.
Лев Семёнович взял с полки томик Шекспира с золотыми буквами на обложке.
