Наконец хозяева скомандовали собакам сесть, а сами отошли на несколько метров.
— Хорошо получается, — признал Жолт.
Дог скучал. Черная, как дьявол, немецкая овчарка следила за каждым шагом своего хозяина с зоркостью дикого зверя. Фокстерьер истерически лаял. Желтоглазая легавая с кроткой мордой ждала новой команды, и на ее складчатом лбу отчетливо читалось повиновение. Только крупный боксер с белой грудью покинул место и, снисходительно скалясь, крался за своей хозяйкой, восьмилетней девочкой с косичками и пунцовым, как мак, лицом.
— Билл! Место! — раздался ее тоненький голосок.
Но Билл усмехался и терся черномазой мордой о ноги девчушки.
— Понаблюдай за легавой! — крикнула Жолту Ольга.
Легавая усердно выполняла тихие команды хозяина. Это была самая старательная собака в группе, но Жолту она не понравилась. Лишь позднее он почувствовал к ней некоторое уважение: оставшись на площадке одна, легавая аккуратно сложила длинный поводок, взяла в зубы связку ремней, гордо вышла из круга и направилась в тень под кустом.
— Какое у тебя впечатление? — спросила Ольга у Жолта.
— Самое лучшее, — сказал он.
— Подожди. Ты еще хлопнешься без сознания, когда увидишь все, что умеет эта легавая.
Жолт не успел ответить. В тот же миг между собаками вспыхнула грызня. Когда она кончилась, в кругу радиусом метра в два со смущенной, виноватой улыбкой на лице оставалась девчушка с косичками и коренастый боксер, удовлетворенно развалившийся у ее ног. В воздухе висел душераздирающий собачий плач и визг; на земле барахталась кудрявая маленькая овчарка, по склону горы, хромая, удирал серый шнаутцер, а немецкие овчарки, хрипя и рыча, вставали на дыбки и рвались с поводков.
Какой-то мускулистый молодой человек взял Билла за поводок и повел за собой. Боксер покорно трусил, поминутно поглядывая вверх. За ними спешила девчушка с косичками, и Жолт слышал, как молодой человек негромко ее отчитывал:
— Где твой брат? Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты одна собаку не выводила!
— Начала та овчарка… — защищалась девочка.
— Не спорь! И чтоб с боксером я тебя здесь больше не видел. Бери намордник и марш домой!
Жолт вдруг ощутил какой-то восторг и сразу выложил свои чувства Ольге:
— Знаешь, Ольга, это было великолепно!
— Боксер собака очень трудная, — серьезно сказала Ольга.
— Но ведь он раскидал их всех! Всех до единой! Он бы и с догом расправился!
— Тебе это нравится? — резко спросила Ольга.
— А почему бы и нет?
Взглянув в огорченное лицо Ольги, Жолт неожиданно для себя проглотил слова, которые так и просились ему на язык: «Это же был наглядный урок истинной дружбы!»
— А нам не нравится! — с прежней резкостью заявила Ольга. — Ци?ли еще не умеет заставить свою собаку повиноваться. Со временем она, конечно, научится.
Жолту не верилось, что могучий боксер станет слушать когда-нибудь малышку с косичками, но спорить он не хотел.
— А что с той овчаркой? — спросил он с любопытством.
— Ничего особенного, — ответила Ольга. — Немного разорвана кожа. Цили поводка ведь не выпустила. Пошли! Посмотрим, как работает Сулиман… Такие драки случаются редко, — добавила она.
Но Ольге явно не везло с предсказаниями. По дороге они стали свидетелями еще одной собачьей схватки, когда сцепились вдруг желтый боксер и черная, как уголь, немецкая овчарка. В их сражение вмешались хозяева, так что бой был нешуточный — словно бой гладиаторов. Жолт смотрел во все глаза.
Два громадных зверя, лязгая зубами, кинулись друг на друга. Хрип, визг, рычание, неуловимое мелькание черно-желтого, из мускулов и шерсти клубка, грудь, прижатая к груди, обращенные к небу головы-торпеды, клочья шерсти на траве, скрежет и блеск острых белых, как жемчуг, зубов, налитые кровью, полные бешенства волчьи глаза, тела весом в пятьдесят килограммов, падающие быстро, как подрубленные деревья, — и вдруг в этом вихре сцепившихся тел на какую-то долю мгновения пауза: от страшного, чудовищного толчка боксер со всего размаха опрокидывается навзничь, а за ним, вытянув тело, как берущая барьер лошадь, летит черный волк и вот-вот застынет в позе грозного победителя. Но тут боксер вскакивает, снизу впивается в горло противника, слышится клацанье сомкнувшихся челюстей, горстями летят клочья шерсти…
Вокруг дерущихся собак кружили двое парней: один — с плетеным ременным поводком, другой — с огромной поноской. Время от времени им удавалось нанести удар какой-нибудь из собак, но грызущиеся животные не обращали на это внимания и продолжали яростно рвать друг друга.
— Багира, пусти! Пусти, Багира! — кричал блондин в синей рубашке.
— Томми, ко мне! Томми! — надрывался приземистый парень с красным лицом.
Все другие собаки заливались яростным лаем, и голоса дрессировщиков тонули в этом адском неистовстве. Но тут выбежал Чаба.
— Погодите, — сказал он и бросил Ольге поводок добермана. — Так ничего не выйдет!
Изготовившись для прыжка, он, как вратарь, метнулся вперед, стараясь схватить за заднюю ногу черного волкодава. Удачной оказалась только вторая попытка. Чаба резко рванул собаку на себя. На помощь ему бросился блондин, сгреб овчарку за ошейник, и она, оскалившись, взвилась в воздух.
— Спасибо, Чаба!
Жаждавший мщения боксер снова хотел броситься на Багиру, но поводок уже был в руках хозяина.
— Какая муха их укусила? — спросил Чаба.
Парни, тяжело дыша, лишь пожали плечами. Они осматривали собак. Великолепную черную шубу Багиры портили серые проплешины, на задней лапе боксера кровоточила резаная длинная рана.
— Надо будет скрепить зажимами, — спокойно сказал парень с красным лицом.
Боксер не хромал. Он угрюмо брел у ноги хозяина.
Жолт не спускал с них глаз. Он ждал, что черноволосый подойдет к блондину и врежет ему за то, что тот спустил собаку. И будет прав, думал Жолт, потому что Томми был на поводке и вырвался только во время схватки. Теперь боксера надо вести к ветеринару. Кому-то придется платить.
Черноволосый действительно подошел к блондину. Жолт не спускал с них глаз. Но ничего не произошло. Ребята тихо перекинулись словами, нагнулись, ощупали ногу Томми, потом попрощались, и коренастый увел боксера.
Жолт разинул от изумления рот.
Он бросился к Ольге, уговаривавшей Кристи прыгнуть через какое-то невысокое препятствие.
— Ты видела? — взволнованно спросил Жолт.
— Собаки сегодня как будто взбесились, — пояснила Ольга. — Наверное, от жары.
— А кто будет платить ветеринару? Ведь боксера потрепали всерьез.
— Платить будет Иштван. Хозяин Томми. Томми самая драчливая собака на горе Шаш.
— Но это несправедливо. Он держал собаку на поводке, она сама вырвалась…
— Иштван умышленно ее отпустил.
— Неправда! — сказал Жолт запальчиво. — Я сам видел…
На лице Ольги блестели капельки пота, губы были ярко-пунцовые. Она улыбнулась с долей высокомерия:
— Вот что, Жолт. Когда собака на поводке, а на нее набрасывается другая, ту, что на поводке, полагается отпустить.
— Зачем?
— Чтобы она могла защищаться. Это же совсем просто. Ну, пошли, посмотришь, как работает Жюльетта!
Жолт скривил губы. Жюльетта! Конечно, легавая. А кого интересуют легавые! Багира — вот это собака!
— Здесь все любят своих собак, — тихо сказала Ольга, словно прочитав мысли Жолта.
Жолт промолчал. И стал смотреть дрессировку служебной собаки. Работала она изумительно. Отважно бросалась на «жулика», решительно хватала его за руку и по команде вмиг отпускала. Успех у нее был огромный. Однако Жолт от этого веселее не стал. Низкорослая, но грациозная Жюльетта ничем не походила на его «семейную» собаку. Ольга говорила, что Зебулон пока робок, но потом от его робости не останется и следа, потом он привыкнет к городу и характер его изменится. Жолт горько смеялся в душе. Для чего ему это потом, когда вот здесь, рядом, — Сулиман и Багира, а в сравнении с ними, свирепыми и красивыми, Зебулон всего лишь жалкое неуклюжее существо. А все папа с его несуразным юмором. Купил бы уж лучше козу!
Глава V
«ТЫ ПРОСТО ГАДЕНЬКИЙ ХУЛИГАН!»
Вырвавшись из сонных кошмаров и все еще вздрагивая от внезапно накативших рыданий, Жолт проснулся весь в холодном поту. «Кажется, я реву», — отметил он с удивлением и сел на тахте. Солнце сияло, а у него перед глазами носились красные сверкающие круги. Одурело горланил приемник — женский голос был нестерпимо знаком. Почему он так вопит?
Упрячу в мешок свою печаль —
Уроню его с моста в Дунай.
— Роняй, черт с тобой, роняй, но зачем так зверски орать!
