— Вот ты где, Минна!
Брат его Бен глядел на нее молча.
— Узнаете ли вы ее? — спросил мистер Хэвишем.
— Узнаю, — отвечал Бен, — и она меня узнает.
Он повернулся и пошел к окну, словно вид ее был ему противен. Так оно на самом деле и было.
Поняв, что она разоблачена, женщина пришла в ярость, осыпала обоих братьев такими ругательствами, каких они от нее не слыхивали. Дик только скалил зубы, Бен стоял к ней спиной.
— Могу идти к присяге, — сказал он поверенному, — и привести дюжину свидетелей. Ее отец — честный человек, хотя очень беден; мать была точно такая же, как она. Мать умерла, но отец жив — он скажет, кто она и была ли моей женой.
Он внезапно сжал кулаки и повернулся к ней.
— Где ребенок? — спросил он. — Я забираю его, а тебя больше знать не хочу!
В эту минуту дверь в соседнюю комнату немного приоткрылась, и оттуда выглянул мальчик, привлеченный, вероятно, громкими голосами присутствующих. Он не был особенно красив, но лицо было доброе, как у Бена; на подбородке виднелся треугольный шрам.
Бен подошел к нему и взял его за руку дрожащей рукой.
— Да, — сказал он, — клянусь, это мой Том! Я твой отец, — прибавил он, обращаясь к ребенку, — Я беру тебя <J собой. Где твоя шляпа?
Мальчик показал на шляпу, лежащую на стуле, и, казалось, очень рад был уйти. Он пережил столько неожиданностей, что не удивился, когда незнакомый человек назвался его отцом. Он не любил матери, которая, приехав с ним в Лондон, когда ему был год, отдала его на воспитание чужим людям и вдруг через шесть лет явилась, объявила, что она его мать, и увезла с собой.
Бен взял шляпу и пошел к дверям.
— Если я вам еще понадоблюсь, — сказал он мистеру Хэвишему, — вы знаете, где меня найти.
Он вышел, держа ребенка за руку и не взглянув на жену. Она была бледна, как смерть, и страшно озлоблена. Граф спокойно смотрел на нее.
— Ну-ну, успокойтесь, — сказал мистер Хэвишем. — Вы этим ничего не добьетесь. Если будете так себя вести, я просто велю вас запереть.
Она метнула на него яростный взгляд, бросилась в другую комнату и со всех сил хлопнула, дверью.
— Она нам больше надоедать не будет, — сказал мистер Хэвишем.
Он был прав. Через несколько часов она уехала из гостиницы, села в поезд, идущий в Лондон, и была такова.
Граф сейчас же сел в экипаж.
— В Корт-Лодж!
— В Корт-Лодж! — повторил Томас кучеру, садясь около него на козлы. — Ну, брат, поверь мне, — тихо прибавил он, — дело принимает неожиданный оборот.
Когда карета остановилась в Корт-Лодже, Седрик был у матери. Граф вошел без доклада. Он казался еще выше и как будто моложе, глаза его горели.
— Где лорд Фаунтлерой? — громко спросил он.
Миссис Эррол вспыхнула.
— Лорд Фаунтлерой? — спросила она. — Это правда?
Граф схватил ее руку и пожал.
— Правда! — ответил он, положив другую руку на плечо Седрику. — Фаунтлерой, — сказал он своим властным голосом, — спроси мать, когда она переедет к нам в замок?
Мальчик бросился на шею матери и крепко обнял ее.
— Жить с нами! Всегда жить с нами! — воскликнул он.
Миссис Эррол посмотрела на графа: он был вполне искренен. Он решил не терять времени и сразу обо всем договориться. Пора было уже подружиться с матерью своего наследника.
— Вы уверены, что этого хотите? — спросила она с улыбкой.
— Совершенно уверен, — твердо отвечал граф, — Ваше присутствие всегда было необходимо, но я не вполне это осознавал. Надеюсь, что вы переедете к нам…
Бен забрал сына и воротился в Калифорнию. Граф не отпустил его с пустыми руками; он взял на себя все расходы по воспитанию Тома и, кроме того, дал Бену денег, чтобы он мог приобрести собственное ранчо. Том вырос честным человеком и вознаградил отца за все прежнее горе.
Дик и мистер Гоббс, который приехал вместе с ним, чтобы лично следить за развитием событий, остались еще в Англии. Граф дал возможность Дику получить достаточное образование, а мистер Гоббс задержался, чтобы отпраздновать день рождения Седрика, которому должно было исполниться восемь лет. Все окрестные жители были приглашены на праздник в парк, где днем намечался пир, игры и танцы, а вечером предполагалась иллюминация и фейерверк.
— Как Четвертое июля! — ликовал Седрик. — Как жаль, мистер Гоббс, что я не родился в день празднования независимости Америки! Мы могли бы тогда отметить оба эти праздника вместе.
Надо признаться, что граф и мистер Гоббс не очень сошлись. Для гордого графа было немыслимо сблизиться с лавочником, а мистер Гоббс сроду не бывал в аристократическом обществе, и при редких свиданиях разговор у них не клеился.
Мистер Гоббс был поражен великолепием замка, львами у ворот, длинной въездной аллеей, цветниками, оранжерея ми, террасами, ливрейными лакеями, гербами на башнях, но больше всего картинной галереей.
— Это что-то вроде музея? — сказал он маленькому лорду, который водил его по замку,
— Н — нет, — отвечал с некоторым сомнением Седрик. — Не думаю, чтобы это был музей. Дедушка говорит, что это мои предки.
— Неужели у него такая громадная семья! — воскликнул Гоббс.
Седрик с трудом растолковал ему, что не все картины были портретами предков. Он даже позвал на помощь миссис Меллон, которая знала, кто нарисовал их, когда. Она рассказала им романтические истории о тех, кто был изображен на картинах. Когда мистер Гоббс понял, в чем дело, и услышал эти истории, он был совершенно очарован и часто приходил из гостиницы и с полчаса бродил по картинной галерее, где со стен глядели на него красивые леди и важные джентльмены. Мистер Гоббс качал головой и говорил:
— Как подумаешь, что они все были графами и что Седрик наш тоже будет графом, что все это будет ему принадлежать!
Втайне он больше не презирал графов и их образ жизни. Во всяком случае, он однажды сказал:
— Я бы не отказался быть графом!
С его стороны это было большой уступкой.
Наступил день рождения маленького лорда, и как весело он провел его! Парк, который заполнили толпы нарядных фермеров, представлял собой великолепное зрелище. На расставленных палатках и на вершине замка развевались флаги. Пришли все, кто мог ходить: всем хотелось посмотреть на маленького лорда, будущего владельца Доринкорта, и его добрую мать, которая сумела приобрести столько друзей. Даже к графу все стали относиться лучше, зная, что внук его любит и что суровый старик переменил отношение к матери своего наследника. Рассказывали даже, что он искренне начинал привязываться к ней, и надеялись, что старик все больше и больше будет смягчаться под их влиянием.
Толпа растеклась по парку. Тут были и фермеры с женами в праздничных платьях, девушки и парни, дети, старухи. В замке — знатные гости, приехавшие поздравить графа и познакомиться с миссис Эррол. Приехала леди Лорридэйл с мужем, сэр Томас с дочерьми, прелестная мисс Вивиан в окружении молодых людей и, конечно, мистер Хэвишем. Мисс Вивиан была в нарядном белом платье с кружевами. Увидев ее, маленький лорд побежал к ней навстречу. Мисс Вивиан поцеловала его, поздравила и пошла гулять с ним по парку. Он повел ее к мистеру Гоббсу и Дику и представил их как своих самых старинных друзей. Она подала, им руку и стала расспрашивать про Америку, про их путешествие, так что они оба остались в восторге от нее.
Всех счастливее был старый граф. Несмотря на свое богатство и знатность, он никогда не был по-настоящему счастлив. Конечно, он не мог вдруг измениться и сделаться таким хорошим, каким его считал внук, но он познал наконец чувство любви и стал даже находить некоторое удовольствие делать добро по просьбе внука, — и это было уже хорошее начало.
В знаменательный день рождения Седрика дед наблюдал, как мальчик кланялся тем, кто его приветствовал, как разговаривал с Диком и Гоббсом, как, стоя около мисс Вивиан, слушал их разговоры, — и дед остался, всем этим очень доволен. Он пошел с внуком и гостями в палатку, где ужинали фермеры. Они пили за здоровье графа с гораздо большим одушевлением, чем бывало прежде; но когда после первого тоста провозгласили тост за здоровье маленького лорда Фаунтлероя, загремело единогласное «ура», повторенное несколько раз. Две или три старые женщины, нежно посмотрев на мальчика, который стоял между дедом, и матерью, заплакали и сказали: «Да благословит Господь милого ребенка!»
Маленький лорд был очень доволен. Он улыбался и краснел от удовольствия до корней волос.
— Это потому, что они любят меня? — шепнул он матери. — Я так рад!
Граф положил руку на плечо мальчика.
— Скажи им несколько слов, Фаунтлерой, поблагодари их.
Седрик взглянул на деда, потом на мать и застенчиво спросил:
— Надо?
