Все шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула – чуть не из-под руки порскнула эта птичка.
– Тут, значит, гнездышко есть, – сказала Аниска, – отойди.
– Почему же – отойди? – возразила Светлана. – Я хочу посмотреть!
– Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые…
– А я хочу!
– Ну ведь она может совсем гнездышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнездышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.
– А я посмотрю!
Аниска встала между кустом и Светланой.
– А! Не даешь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!
– И я пойду…
– Нет! Я одна пойду!
У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным – для чего здесь родилось столько малины, если ее и собирать некому?…
Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздернув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж – значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза ее блестели от удержанных слез. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Все равно Аниска больше не знает, что еще для нее сделать.
Обратный путь показался еще длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пенышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.
Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:
– Давай, я твою малину понесу?
Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.
Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник… Сквозь деревья замелькало светло-желтое поле.
– А хочешь, я тебе свою малину отдам? – сказала Аниска. – Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!
Светлана потрясла косичками:
– Нет, спасибо.
Хоть и скупо она разговаривала, но все же Аниска заметила, что голос ее стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.
У околицы Светлана повернулась к ней:
– Ну, теперь давай. Сама донесу.
Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдет ее капризная подружка, как тогда с ней помириться?
– А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?
Светлана с усмешкой покосилась на нее:
– Утащишь?
– Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмешь?
– Не возьму. Это нищие выпрашивают.
Несколько шагов прошли молча.
– А если я ронжу поймаю, – вдруг сказала Аниска, – возьмешь?
Светлана фыркнула:
– Так и поймала!
– А если поймаю?
– Ну поймай.
– А возьмешь?
– Возьму.
– Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!
В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце – волчье лыко – украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду, на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше, то замучаешься и умрешь. Среди вершин еще порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит…
Но где же эта краснокрылая ронжа вьет свое гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, – вот где она вьет гнездо и выводит деток.
Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле – подтаскивала снопы, подгребала солому… А когда кончали работу и девочки бежали на речку, Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.
Как-то раз Танюшка пристала к ней:
– Чего ты все ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты все одна ходишь?
Аниска уперлась взглядом в землю:
– Хожу – значит, надо.
– Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?
Аниска повторила упрямо:
– Надо мне. Надо. И не лезь.
– Ну ищи, ищи, – засмеялась Танюшка, может, найдешь сундук с золотом!
– Она мне ронжу ловит! – объяснила Светлана девочкам.
Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
– Ну, что же? Все еще не поймала ронжу? А я жду!
И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.
Аниска становилась все угрюмее. Она обошла лес и рощу, заглянула во все овраги, и ближние и дальние, лазила в чащобу молодого ельника, вязла в болоте… Каждый вечер она, не дождавшись ужина, засыпала от усталости. Лиза жаловалась на нее, сонную. Мать грозилась по утрам, что если Аниска опять после работы убежит в лес, то она не даст ей обеда… Аниска все терпела, и все напрасно. Ронжи не было.
В сырой пасмурный день, когда можно было поспать подольше, Аниску разбудила одна острая мысль: «А Лощины! Дальние Лощины – что же я туда-то не сходила?! Там глухо и сыро и от людей далеко!»
Аниска бесшумно соскользнула с кровати.
Лиза, уверенная, что уж сегодня-то ей ни в коем случае не придется сидеть с Николькой, сладко спала, приоткрыв рот.
Улучив минутку, когда мать вышла в сени, Аниска вылезла в окно и скрылась.
Ольховые кусты под росой сверкали, будто отделанные серебром. Острые горьковатые запахи стояли в прохладной чаще. Иногда на пути попадалась осинка, тронутая красной краской. И тогда Аниске хотелось остановиться и смотреть на нее неизвестно сколько времени…
Аниска долго шла по лесной дороге. Потом дорога пропала в сырых овражках, в густом папоротнике. Вот и Лощины – глухое место. Высокие старые елки верхушками глядели в небо. А внизу под елками было тихо и сумрачно.
Аниска вышла на полянку, заросшую жестким голубым цикорием, похожую на голубой прудок, затаившийся в лесу. Она присела на сухую валежину и уперлась лбом в свои шершавые ладони. Где-то высоко над головой лепетала осина, пинькали синицы… Аниска вдруг почувствовала, что она очень устала.
«Не буду больше искать ронжу, – решила она. – Ну что ж, пусть не дружится. Не буду».
Она встала и медленно пошла через полянку. Лесная трава стояла по пояс.
Вдруг шевельнулась, закачалась еловая ветка. Аниска подняла глаза: на большом старом дереве, покрытом волокнистыми голубыми лишаями, сидела необыкновенная птица. Она, словно большой яркий цветок, как-то боком висела на суку и поглядывала на Аниску. Черная, как бархат, шапочка, светло-зеленоватая грудка, красное перо в крыле…
Аниска перестала дышать.
«Ронжа?»
Птица, легко вспорхнув, развернула крылья, и Аниске показалось, что она сейчас ослепнет от этой красоты. Красные, как огонь, были у этой птицы крылья, красный, как огонь, был у нее хвост! Она тихо, бесшумно скользнула над полянкой и скрылась в густой древесной листве.
«Ронжа!»
Аниске хотелось кричать от радости. Но она затаила дух и крадучись подошла к дереву, покрытому лишаями. Прижавшись к стволу, она долго глядела вверх, разглядывая старые сучья. Не здесь ли спрятала ронжа свое гнездо?
И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху, среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки – лето на исходе!
Аниска подобрала подол, заткнула за пояс и полезла на корявую смолистую елку. Обдираясь о сучья, морщась от сухой хвои, которая набивалась ей в волосы и сыпалась в глаза, Аниска упрямо лезла все выше и выше. Она карабкалась трудно, долго. А когда уселась на большом суку передохнуть и подняла глаза, то увидела, что гнездо уже совсем близко, над самой ее головой. Она перебралась повыше и заглянула в гнездо.
Аниска не ошиблась – в гнезде сидели птенцы. Они уже оперились. Но что такое?
Тускло-серые, чуть рыжеватые к хвосту, они вовсе не были красивы. У них не было красных перьев на крыльях, а хвостов и совсем еще не было видно. Куцые глупые птенцы доверчиво и беспомощно глядели из гнезда на Аниску.
– Бедненькие! Ну как же я возьму вас от матери? – сказала Аниска. – Ой, как же мне быть?!
У нее не поднималась рука взять птенца из гнезда. Вот сколько она искала эту ронжу, сколько мучилась! А когда нашла – не может взять! Аниске хотелось плакать.
«А зачем их ловить? Ронжа не может жить в неволе. Умрет от тоски по лесу…»
Это отец сказал Аниске. Но что же ей теперь делать, если она обещала Светлане?
Аниска стиснула зубы и запустила руку в гнездо. Птенцы тревожно затрепетали крыльями, один вырвался из гнезда и взлетел. Аниска схватила его.
Вдруг закачались ветки, и красная птица с пронзительным криком кинулась к Аниске. Она кричала, словно звала на помощь. Она чуть не касалась крыльями Анискиных волос…
Теплое маленькое тельце птенца дрожало в руках, и в нем изо всех сил билось сердце. Аниска нежно коснулась губами бархатной головки.
– Не бойся. Я тебя не обижу…
Бережно завернув птенца в фартук, Аниска спустилась с дерева и пошла через высокие травы. А красная птица еще долго кричала у своего гнезда. И от этого крика у Аниски всю дорогу острой болью болела душа.
