Развесив всё, енот ещё раз тяжело вздохнул и направился к баку. При его приближении крышка сама поднялась, и он стал мешать кипящее бельё чисто обструганной палочкой.
Потом он отошёл от бака и стал тыкать той же палочкой в тазы и ушаты, в которых что-то мокло.
– Ну как можно, как можно так неаккуратно обращаться со словами, – бормотал он. – Ведь грязи-то, грязи-то – не оберёшься! Хоть бы кто-нибудь помнил, кто-нибудь бы жалел старого Нотю!
– Простите… – начала было Луша.
Но енот не обернулся. Он продолжал ворчать себе под нос:
– Уж полощешь-полощешь, отбеливаешь-отбеливаешь…
– Скажите, пожалуйста… – решился обратить на себя его внимание Ивушкин.
Нет, не обратил. Енот продолжал заниматься своим делом, как будто их вовсе рядом с ним и не было.
– Вот овсяный жмых! – выругалась Луша.
Енот отложил палку и медленно к ним повернулся.
– Как?! Кто-то бранится? И где же? Прямо возле моего дома? Ну и дожил я, ну и дожил!..
Видно было, что енот расстроился необычайно. Личико его сморщилось в тоскующую, обиженную гримаску, на глубоко спрятанные глаза навернулись слёзы.
– Извините, – забормотали Ивушкин и Луша.
– Да что уж… – вздохнул енот.
– Мы не хотели вас расстраивать.
– Да ладно уж. Давайте знакомиться. Нотя. И можно на «ты», по-дружески.
– Отчего ты расстроился? – спросила его Луша после того, как они с Ивушкиным представились. – Я же ничего ужасного не сказала.
Старый Нотя опять вздохнул. Потом стал прислушиваться.
– Почему вы так странно тикаете? Тик-так, – сказал он задумчиво. – Что это?
– Это не мы тикаем, – пояснила Луша. – Это тиканье просто к нам прицепилось, как запах. У нас дома так тикает время.
– Ах, время! – воскликнул енот. – Так вы нездешние! Не то бы вы поняли, отчего я расстроился!
– Мы и правда нездешние. И мы действительно не поняли, – согласилась с ним Луша.
– Вот ведь какое дело, новые мои друзья, – начал рассказывать енот. – На всём свете так неаккуратно обращаются со словами! А ведь сказанное слово никуда не девается. Сказано – значит, оно уже есть.
– Ну и что? – подивился Ивушкин.
– А то, что слова бывают разные. Хорошие слова, немножко подержавшись возле земли, улетают на звёзды и там превращаются в прекрасные цветы. Звёзды радуются и начинают светить ещё ярче. Это они так возвращают радость на землю. И тогда всем делается хорошо. Вы не думайте, что звёзды просто так светят, от нечего делать. Чем больше чистого звездного света, тем лучше живётся всему живому: людям, зверям, птицам, деревьям, кустам. Поэтому чем больше хороших, красивых слов говорится, тем радостнее всем.
– Вот это да! – подивился Ивушкин такому неожиданному обороту.
– Молчи, Ивушкин, не перебивай, – одёрнула его Луша.
– Да только беда, что плохих слов говорят почти столько же!
– Как это? – опять не удержался Ивушкин.
– Да так… – вздохнул Нотя. – У одних плохое слово вылетает, потому что человек брякнул не подумавши, у других – потому что человек ночью во сне с бабушкой поссорился, у третьих – душа невоспитанная. Да мало ли ещё почему!
– Да ты-то что так расстраиваешься? Ведь не тебе же все плохие слова достаются!
– Да как же не мне, когда мне! Плохие слова куда деваются?
– Куда? – полюбопытствовала Луша.
– Как только на земле кого-нибудь обидят или расстроят, так после этого слова сразу же летят на облака. И расплываются на них уродливыми грязными кляксами. Если не успеешь выстирать, такой безобразный грязный дождь на землю польётся – ужас!
– Так это ты облака стираешь, да?! – изумился Ивушкин.
– Облака, – сокрушённо покачал головой Нотя. – Ловлю сачком – и стираю, и стираю. И развешиваю. И высушиваю. И отпускаю обратно на небо. Без передышки. Хоть бы люди поняли наконец, что плохое слово не просто так – брякнул, и до свидания. Это каждый раз – грязное пятно на чистом облаке, а бедному Ноте – работа, работа, работа…
Вода из бака стала убегать в костёр. Поленья зашипели. Нотя пошёл мешать облака палочкой.
– Нотя! – обратилась к еноту Луша. – Послушай, Нотя, как нам выйти к старой дуплистой иве?
– К иве? Да ведь отсюда к ней никакой дороги нет. А зачем она вам? – спросил Нотя.
– Ива подскажет нам, как искать сестру Летницу. Нам очень-очень нужен совет, как нам быть дальше, – сказал Ивушкин.
– Да, – сказал Нотя, – сестра Летница всё знает и может дать самый мудрый совет.
– Куда же нам идти отсюда, Нотя?
– Иву вам не найти. Вы и вправду заблудились.
– Как же нам быть? – с испугом спросил Ивушкин.
– Ничего, можно и другой дорогой пойти. Идите по той дороге, которая начинается прямо за моим домом. Идите себе и идите. На развилке увидите куст жимолости. Это очень воспитанный куст, который никогда не говорит плохих слов. Он мой друг. Скажите, мол, Нотя велел кланяться и просил показать вам, как дальше идти к сестре Летнице.
Ивушкин и Луша поблагодарили доброго Нотю и двинулись в путь.
– Только не верьте Развигору! – крикнул енот им вдогонку.
Но они его уже не услышали. И очень жаль.
Потому что дальше было так.
Глава пятая.Чужая беда
Сухая песчаная дорога начиналась действительно сразу за домиком енота. Дорога была широкая, с зелёными островками посредине. На островках росли маленькие деревца-дети. Они ничего не рассказывали, не повторяли для памяти, а только мурлыкали какие-то детские припевочки. Одно напевало:
Ходит-бродит солнце,
Ходит-бродит месяц.
Кто на чистом небе
Звёздочки развесит?
А другое отвечало:
И не я,
И не ты,
Не деревья, не кусты.
Цвет калины, расцветай!
Зяблик, зяблик, вылетай!
Видно, это была какая-то песенка-игра – считалочка, что ли? Ивушкин и Луша слышали такую впервые.
Впрочем, они стали уже привыкать к тому, что деревья всё время что-то говорят своё, поэтому шли, не останавливаясь и не особенно прислушиваясь, а стараясь, главное, не пропустить развилку дороги, где им должен был встретиться на пути вежливый и воспитанный куст цветущей жимолости и рассказать, куда двигаться дальше.
– Ивушкин, ты не устал? – спросила Луша заботливо. – Может, я тебя немножко прокачу, а?
Ивушкин мотнул головой.
– Да не хмурься ты! Сейчас дойдём до куста, и он нам скажет, как нам дальше идти к сестре Летнице.
Луша не успела договорить. Справа от дороги кто-то, пока невидимый, звал на помощь. Они остановились.
– Луш, по-моему, кто-то стонет. Слушай! Они оба примолкли. Теперь им показалось, что справа, в кустах, кто-то, тихонько всхлипывая, плачет.
– Может, это так шелестят деревья, а, Луш? – неуверенно сказал Ивушкин.
– Нет, не похоже, – откликнулась Луша. – Ивушкин, – сказала она решительно, – там в лесу, за кустами, кто-то плачет и этот кто-то зовёт на помощь. Нет, вовсе это не деревья шумят! С кем-то стряслась беда!
То ли им почудилось, то ли было на самом деле: кусты сами раздвигались, расступались, давая им пройти.
Луша шла первой, глядя под ноги, предупреждая Ивушкина, когда попадалась ямка или рытвинка, чтобы он не упал и не ушибся. Голос того, кто плакал, становился ближе, значит, они двигались в правильном направлении.
Кусты кончились, начался ельник. Ели были огромные, и лапы их с тёмной длинной хвоей доходили до самой земли.
Возле большой ели кто-то лежал.
Это была лосиха. Она лежала и не двигалась. Заметив Лушу и Ивушкина, подняла голову. Они увидели, как из её глаз медленно, одна за другой, катятся слёзы.
– Что с тобой? Почему ты лежишь и плачешь? – спросил Ивушкин.
А Луша подошла и подышала на неё – тепло, ласково, успокаивающе.
– У меня горе. Очень большое горе, – начала говорить лосиха и вдруг замолчала, прислушиваясь. – Что это такое странное?
Они тоже прислушались, но ничего странного не услышали.
– Тик-так, тик-так? – с недоумением произнесла лосиха.
Ах вот оно что! Они-то уже попривыкли и не обращали внимания на то тиканье, которое сопровождало их в стране «Нигде и никогда».
– Ничего, – сказала Луша. – Не пугайся. Это время тикает. Это наше время, к тебе оно не относится.
– Время? – переспросила лосиха. – Тикает? Как это страшно!
– Да нет, ничего страшного, успокойся, – сказала Луша. – Так расскажи, в чём твоё горе? Может, мы сумеем тебе помочь.
И вот что оказалось.
Лосиху звали Светлина. Она жила вместе со своим лосёнком в домике на еловой опушке. Он никуда от неё не отходил и любил слушать сказки. Да, между прочим, звали лосёнка Люсик.
Луша, с её обстоятельностью, хотела было спросить, сколько ему лет, большой он или маленький, но не спросила. Каких же лет, если тут нет времени? Должно быть, лосёнок так и оставался лосёнком всегда и никогда не делался большим лосем… Она в этих рассуждениях запуталась и не сказала вслух вообще ничего.
Лосиха тем временем продолжала рассказывать, как ни с того ни с сего пришло в голову Люсику, что он не маленький, а взрослый и сильный лось. И стал он убегать от своей мамы Светлины.
