„Ну, длинный, погоди! — отходя от мальчишек, скрипел зубами Валерка. — Ты еще меня попомнишь!..“
Во дворе школы появился Сазон. Несмотря на жару, на нем была бордовая поролоновая куртка со змейками на карманах. Голубые штаны вверху узкие, а внизу, украшенные блестящими пуговицами, расширялись, закрывали туфли и мели тротуар. Ворот белой нейлоновой рубашки стянут галстуком, где на нестерпимо-зеленой пальме головой вниз висела голубая обезьяна. На руке — часы с прямоугольным корпусом, излучающим золотое сияние.
У волейбольной площадки он, не таясь, закурил сигарету. И тотчас его окружили любопытные пятиклассники.
Здоров, Сазон! Тебя не узнать!.. Гля! А обезьяна какая!.. Он, покуривая, наслаждался произведенным впечатлением.
— Тебе что, дядя из Америки наследство оставил?!
— Зачем из Америки. Если с головой, так и у нас заработать можно. В совхозе вкалывал!.. Вот и прибарахлился малость…
Он расхваливал совхоз, заработки, своего дядю. Говорил, что скоро купит мотоцикл. Мальчишки, разинув рты, слушали.
Сазон позировал, говорил громко и косил глазом: слышат ли его девчонки, стоящие невдалеке. Но девчонки смеялись, говорили о чем-то своем и на него внимания не обращали. Обижало Сазона и другое: где же ребята из шестого „б“?
— Ладно, пацаны. Вы тут учитесь, а я пройдусь, — и медленно, вразвалочку пошел по двору, выискивая, чем бы отличиться.
Зиновий рассказывал, как ловить рыбу спиннингом. И вдруг увидел идущего Сазона. Еще издали по его лицу Зиновий понял, что тот затеял какую-то каверзу, и весь внутренне сжался. Радость исчезла.
— Ля! Кого я вижу! Наше вам с кисточкой! — дурашливо кланяясь, во все горло закричал Сазон. — Ребятки! Родненькие! Так это же учитель мой стоит!.. Профессор кислых щей!
Ребята засмеялись. Зиновий криво улыбнулся и попросил:
— Ну чего ты, Сазон? Я же тебя не трогаю.
Сазону только это и нужно было. Он тотчас придрался.
— Ля. А я боялся. А вдруг тронет?!. Вырос, оглобля, и задаешься? — угрожающе придвинулся — Да я тебя. Шкилет Ученый!..
Он бы ударил. Но мальчишки захохотали. Пятиклассники, пришедшие за ним почетной свитой, завизжали от восторга:
— Глянь! Шкилет!.. Ученый Шкилет!.. Ну и Сазон. Польщенный всеобщим вниманием, Сазон тоже захохотал. Зазвенел звонок, и все бросились к дверям школы.
Обидное прозвище Ученый Шкилет пошло по школе. Услышав его, Зиновий бледнел и готов был отлупить дразнильщика. Валерку это только подзадоривало. Каждый раз, входя в класс, Зиновий видел на доске ненавистную надпись: „Углов — Ученый Шкилет“. Он стирал, но на следующем уроке надписи появлялись снова: на доске, на парте, даже на обложках тетрадей. Валерка же, видя, как выходит из себя Углов, в любом разговоре, а особенно с девочками, называл его не иначе как Ученый Шкилет.
Пробовал он применить против Зиновия и силу. Однажды Валерка, растолкав четвероклассников у окна буфета, хотел взять завтрак без очереди. Зиновий сказал:
— Сундук, совесть иметь надо. Они же маленькие.
— А ты чего выступаешь, Шкилет Ученый? Я и тебя выдерну! — схватил за руку, рванул из очереди. — Ну что? Дождался, Уче…
Он так и не закончил фразы. Углов, как клещами, вцепился в его руку. Валерка пробкой вылетел из очереди, потеряв равновесие, пробежал несколько шагов и ткнулся головой в живот дежурному старшекласснику, входившему в двери.
— А-а, старый знакомый! Опять хулиганишь? — схватив за шиворот, сказал дежурный. Отвесил ему звонкий шлепок по мягкому месту и предупредил: — Чтоб я тебя тут больше не видел!
— Ну, Шкилет Ученый! Я тебе покажу! — крикнул Валерка.
— Так ты еще дразниться?! — повернулся к нему дежурный. Валерка крутнулся и стремглав бросился прочь.
„НИСПРОВЕРГАТЕЛЬ ОСНОВ“
Первые недели школа работала по временному расписанию. У доски объявлений толпились ученики. Едва завуч успевала приколоть развернутый лист из тетради в клеточку, все подавались вперед, жадно всматривались в расписание.
Мальчишки из шестого „б“ радовались:
— Красота! Опять русского нет! — Но тотчас радость сменялась разочарованием: —А физику опять не написали!..
Им не терпелось. Хотелось скорее познакомиться с новым предметом, а еще больше — с единственным в школе, кроме преподавателей труда, учителем-мужчиной Владимиром Демидовичем.
Шла вторая неделя, а шестой „б“ еще не видал классного руководителя. Одни говорили, что Елизавета Серафимовна больна, другие — что она совсем не хочет у них работать.
Услышав, что девочки собирают деньги на цветы, а Сильва и Зойка пойдут ее проведать, Женя Карпенко возмутился:
— Почему одни девчонки? А мы что, хуже?
— Она классная не только девчонок! — поддержал Зиновии. Выслушав Углова и Карпенко, Сильва усмехнулась: —Доведут человека, а потом… крокодиловы слезы.
— Ты не имеешь права так! — бледнея, сказал Женя.
— Имею! — бросила Сильва и отвернулась.
— Дурак длинный!.. Пожалел, да?.. Лучше бы поменьше фискалить бегал! — накинулась Зойка на Зиновия.
— Зойка, замолчи! — крикнула Сильва и утащила ее в коридор
— Вы говорили кому? — спросил Зиновий у Саши с Женей. Но по их лицам понял: нет. Они сами удивлены не меньше. „Откуда же девчонки узнали, что я был у директора? — подумал он. — И разве это называется „фискалить“? Я же правду сказал…“
В день, когда по расписанию не было ни русского, ни литературы, вдруг вошла Елизавета Серафимовна. Класс вскочил.
— Здравствуйте, Елизавета Серафимовна!.. Выздоровели?.. А у нас зоология!.. А говорили, что вы у нас не будете…
— Прежде всего приведите себя в порядок!.. Вот так. Садитесь. Да, сейчас будет урок русского языка. Да. Я остаюсь в вашем классе… хоть некоторым это и не нравится…
— Почему вы на меня смотрите? — смущенно пробормотал Углов.
— Сядь, Углов. И запомни: в классе спрашиваю я!.. Вот так, она походила по классу: — Я хочу, чтобы вы поняли. Я не требую вашей любви. Как говорится: насильно мил не будешь. — Она так горько усмехнулась, что у многих на душе стало нехорошо.
Зашептались девочки. Зойка срывающимся голосом сказала:
— Елизавета Серафимовна! Мы вас очень любим…
— Сядь, Липкина… Спасибо. Я верю, что ты говоришь от души Но повторяю. Как бы некоторым не хотелось, я не снижу своих требований… Несмотря ни на какие закулисные разговоры! Когда вырастете, еще скажете мне спасибо… А теперь приступим к повторению пройденного…
— Ура! Завтра урок физики! — обрадовались мальчишки.
— Владимир Демидович — мужик во! — сказал Зиновию у расписания семиклассник.
— Ас чего начинается физика? — заинтересовался Зиновий
— Хочешь, я тебе слово в слово скажу?! — предложил веселый семиклассник. — Он скажет: „Здравствуйте, будущие Ломоносовы и Жуковские, Фарадеи, Паскали и Складовские-Кюри…“ А потом он еще очень любит говорить о могуществе техники. „Смотрите. Я поворачиваю выключатель. Раз. И чудо! Загорелся огонь. Тьма расступилась. Я поворачиваю кран — новое чудо…“ В Зиновии вдруг проснулось озорство. Родился дерзкий план. Он поделился с Сашей и Женей. Саша расхохоталась. А осторожный Женя предупредил:
— Смотри, Зинка. Как бы не влетело тебе, если узнают. Углов и сам понимал, что затевает не то. Но какой-то бесенок шептал в ухо: „Сделай! Сделай!“ Зиновий отгонял его, но он стыдил: „Трус! Трус! Испугался?! И Зиновий сделал. А подбежав к кабинету, уже ничего изменить не мог. Из-за угла коридора показалась приземистая фигура физика…
Класс с готовностью поднялся навстречу. Несколько секунд разглядывали друг друга. Владимир Демидович пришел на урок, на праздник. На черном, тщательно отутюженном костюме — ни пылинки. Ворот рубашки и манжеты, чуть видные из рукавов, безукоризненно белы. На чисто выбритом лице — легкий румянец. На губах затаенная до поры улыбка. А в глазах — доброжелательность и тепло.
Мальчишки невольно подтянулись, спешно заправляли выбившиеся из штанов рубашки.
Оглядев лица и оставшись чем-то довольным, учитель поздоровался.
— Здрав-ствуй-те! — старательно гаркнули ребята.
Он улыбнулся. Сделав вид, будто оглох от крика, помотал голов с седым ежиком коротко остриженных волос и сказал:
— Здравствуйте, будущие Михаилы Ломоносовы и Жуковские, Фарадеи, Паскали и Складовские-Кюри!..
Саша уткнула голову в руки. Женя отвернулся. Зиновий сидел напряженный. Испуганно ждал: что же будет?
А было почти так, как предсказал семиклассник. Владимир Демидович заговорил о технике:
— Наш пращур, человек каменного века, окажись он сейчас тут, умер бы от страха, в священном ужасе распростерся бы ниц перед вами, сочтя вас великими, всемогущими богами. А разве мы не всемогущи?!. Смотрите. Я поворачиваю выключатель. И вспыхивает огонь. Пращур падает ниц. Чудо! Тьма расступилась! Ни один лютый зверь… — Сухо щелкнул выключатель. Свет не загорелся. Владимир Демидович удивленно посмотрел на стенку. Щелкнул еще. Света и было.
