— Ну и жаргончик! — Дим Димыч бросил трубку.
Я вернулся к столу, машинально взял в руки книгу и прочитал жирное слово «майонез».
От хохота я плюхнулся на диван и выбулькивал лишь одно:
— Майонез… майонез…
Насмеяться досыта я не успел, потому что опять раздался звонок.
«Сейчас скажет насчет газа и водопроводных кранов», — подумал я.
— Алло!
— Здравствуй, Эдька!
— Таня!
— Эдька, встречаемся через час у большого театра. У первой левой колонны, если стоять лицом к театру. Как проехать, тебе каждый расскажет. Значит, в одиннадцать часов. Не опаздывай. — Таня тараторила без умолку, а потом сказала: — Ну ладно. Я из автомата, здесь очередь. Приходи вовремя. Понял, у какой колонны?
— У левой.
— У первой левой, если стоять лицом к театру. Ну пока.
В трубке послышались частые гудки.
Я отошел от телефона, а они еще стояли в ушах: ук-ук-ук-ук… Я был огорошен и подавлен. Так, наверное, чувствует себя борец, которого неожиданно бросили на обе лопатки.
Вот это, называется, поговорили. «В одиннадцать!.. У Большого…»
— Майонез! — промолвил я и с силой захлопнул «вкусную» книгу.
Получалось, что мне нужно идти на эту встречу. Ведь я не успел сказать, что не приду. А Танька и Виталька будут в одиннадцать у левой колонны. Будут ждать.
Дел у нас в Москве предполагалось немало. Мы хотели и по музеям походить, и в цирке побывать, и в Лужниках, и в Третьяковской галерее. Дядя Вася перед отъездом так и сказал: «В Третьяковку загляните. — И, взглянув на меня, добавил: — Левитану мой поклон передай».
Как же теперь быть? Не появляться у Большого — значит, все пойдет кувырком.
Я подошел к телефону, вынул из кармана листок с номером Нины. Пожалуй, спрошу, как туда ехать.
Трубку сняла Нина.
— Приветик! — сказал я. — Как делишки? Мне хотелось казаться бодрым и беззаботным, но Нина сухо спросила:
— Кто это?
— Эдик.
— А, братец, здравствуй! Я тебя не узнала. — Голос у нее повеселел.
— Как гранит?
— Грызу понемногу.
— Приятного аппетита.
Она засмеялась:
— Спасибо. А твои как делишки?
— Как всегда: на пять с плюсом! — И я небрежно спросил: — Между прочим, ты не знаешь, как мне до Большого театра добраться?
— От Кривоколенного?
— Ага.
— Между прочим, знаю. Лучше всего пешочком, через пятнадцать минут будешь у Большого. — И она стала рассказывать, как мне идти. Потом спросила: — А у тебя что, билеты на дневной спектакль?
— Нет, деловая встреча, — проговорил я не спеша. — У первой колонны.
— Хорошо, что не у девятой. Ну, желаю успеха… в делах. Звони.
— Приветик, — сказал я.
…Лишь у Большого театра я понял смысл «девятой» колонны. Я насчитал восемь колонн. Девятая — несуществующая. Встреча у девятой колонны — значит, липовая встреча. Всего-навсего обман.
Но Таня и Виталька ждали меня у первой левой колонны. Я увидел их еще издалека. Они тоже меня увидели и пошли навстречу.
Что им сказать? «Значит, вот вы какие!» — скажу. Нет! Лучше пока ничего не говорить. Интересно, что они сами скажут?
Таня сказала:
— Ну как, легко нас нашел?
— Легче легкого.
А Виталька посмотрел на часы и сказал:
— Задерживаетесь, сэр. Пять минут вас ждем.
— Твои часы врут. Положи их под трамвай.
Таня немного посмеялась, но я подумал, что она смеется неискренне, притворяется.
— Что будем делать? — сказал я, внимательно рассматривая колонну.
— Есть предложение, — проговорил Виталька. — Сесть в метро — и до Лужников.
— Метро рядом. — Таня показала куда-то рукой.
Но я не стал даже смотреть в ту сторону. Ясное дело: они уже обо всем договорились. А мне не хотелось идти у них на поводу, и я сказал:
— Чего туда ехать! Тучи вон собираются. Намокнем только.
Таня посмотрела на небо:
— Ой, верно.
Но Виталька проговорил:
— Ерунда. Не растаем.
— Нет, я мокнуть не хочу, — сказала Таня. Виталька тоже взглянул на облака:
— Дождя не будет. Поехали. — Он мотнул головой.
— Институт прогнозов, — сказал я.
— Точно не будет, — упорствовал Виталька.
— А по радио обещали, — соврал я. — Кратковременные… местами.
— Вот видишь, — сказала Таня Витальке. — Не нужно в Лужники.
— А куда же? — спросил он.
— Поехали в Третьяковку, — предложил я.
— Успеем еще, — отозвался Виталька.
— Нужно подумать, — заметила Таня. — Ладно, чего тут стоять на одном месте? — сказал я. — Идемте пока, по дороге решим.
Мы обогнули станцию метро и пошли по проспекту Маркса. Я уже знал, что громадное здание слева — гостиница «Москва», а впереди на площади будет бывший Манеж, а по правой стороне — университет.
Пока я раздумывал, как бы при удобном случае выложить Витальке и Тане все эти мои знания, мы подошли к углу улицы Горького. Виталька снял с плеча фотоаппарат и принялся щелкать.
— Хочешь, — сказал я ему, — вся площадь будет у тебя как на ладони?
— Хочу. Где твой ковер-самолет?
— Кроме смеха.
— Понимаю. — Виталька перекручивал кадр. — Ковер-самолет сейчас заправляется бензином, а через минуту опустится у наших ног.
— Не веришь — не надо. Мое дело предложить, твое — отказаться.
— А на чем бы мы поднялись? — поспешила вмешаться Таня.
— На лифте… Заодно мороженого поедим. Хочешь?
Таня поняла, что я не шучу.
— Идем, — сказала она и посмотрела на Витальку.
Он пожал плечами.
Я почувствовал, что взял верх, и скомандовал:
— Айда!
И опять, как вчера, огромный лифт потащил нас на пятнадцатый этаж. А когда я привел Таню и Витальку на веранду, с которой открывается вид на Москву, они ахнули в один голос. Да и я взглянул и тоже не мог оторваться, словно видел это впервые.
Таня все приговаривала: «Какая прелесть!», «Как чудесно!».
Виталька молчал и сосредоточенно щелкал своим аппаратом.
Меня охватило торжество: ведь это я привел их сюда, и теперь они довольны, что пришли, а привел я их, сломив, видимо, тот уговор, который был между ними. Я захотел окончательно подчинить их своей воле и сказал:
— Между прочим, здесь отличное мороженое.
— Ты откуда знаешь? — удивилась Таня.
— Знаю вот. Идемте.
— Все столики заняты, — проговорил Виталька, отрываясь от фотоаппарата.
— Подождем. — Я, конечно, понял, что Виталька сказал это так, с досады: ему хотелось бы первому сказать насчет мороженого, а он опоздал.
Теперь мы поглядывали не только за перила, но и на столики: не освободится ли какой-нибудь?
И тут у меня возникла еще одна удачная мысль. Я шагнул к первой проходившей мимо официантке и попросил ее позвать тетю Настю. (Назвать ее просто Настей я как-то не мог.)
— У тебя в Москве несколько тетушек? — спросила Таня.
— Ты говорил, что ее зовут Гекта? — присоединился к ней Виталька.
— Та родная, — сказал я, — то есть почти родная… в общем, родственница, — запутался я. — А это знакомая.
Тем временем откуда-то появилась Настя.
— Эдик! Здравствуй! Молодец, что пришел.
— Здравствуйте… — произнес я, а в гол оно вертелось: «Как же сказать?… Настя? Или тетя Настя?» Так ничего и не придумав, я бухнул: — А я не один. Мы втроем пришли… съесть мороженого, а места все заняты.
— А сестричка где? — спросила Настя.
— К экзамену готовится. — Я покосился на Таню и Витальку.
— Идемте, — решительно сказала Настя и пошла по веранде быстрыми шагами.
Мы двинулись за ней.
Возле простенка стоял стол без стульев. Его голубая пластиковая поверхность тускло блестела.
— Беритесь, — кивнула нам Настя и сама взялась за край стола.
Мы с Виталькой приподняли стол с другого края, и через минуту он уже стоял у перил веранды, накрытый скатертью и украшенный вазочкой с цветами, как и все столы.
— Вот это тетя! — сказал Виталька.
Я не понял: то ли он сказал это обрадованно, то ли с насмешкой. Он умеет так говорить, что не поймешь.
— А про какую сестричку она спрашивала? — поинтересовалась Таня.
— Не про сестричку, про знакомую. Это она ее называет сестричкой.
— Загадочно, — сказал Виталька. — Тетя вовсе не тетя, сестричка тоже не сестричка.
Он засмеялся, повертел вазочку с цветами.
— А какие она экзамены сдает? — спросила Таня. — Она в каком классе?
Я видел, что наступление на меня повелось со всех сторон. Нужно было давать отпор. Самый решительный.
— Она на историческом факультете, — сказал я небрежно. — Вон видите — университет… — я махнул рукой, — она там учится.
Таня и Виталька удивленно посмотрели в ту сторону, куда я махнул.
— Не туда смотрите. Это гостиница — поддел я. — Университет левее. Вон желтое здание, И вот там, через улицу, — тоже университет.