Стефанек спокойно пояснил:
— Вы по-прежнему останетесь той же «Сиренкой», только «Полония» возьмет над вами шефство. Вы получите костюмы, мячи, бутсы. Тренироваться будете на Конвикторской. Тот, кто хорошо проявит себя на тренировках и оправдает доверие, впоследствии будет играть в юношеской команде.
— Ур-р-ра! — выкрикнул Паук, подпрыгивая на своих тонких ногах. — Я, пан тренер, уже делаю двадцать четыре «головки».
Жемчужинка горестно вздохнул:
— Эх, жаль, что нету Чека! Вот он порадовался бы!.. Тренер поднял мяч и несколько раз ударил им о землю.
— А теперь за дело, ребята. Тренироваться вы должны как следует, ведь в воскресенье первый матч.
2Никто не знал, что произошло с Чеком. Когда после тренировки вся команда во главе со Стефанеком отправилась на Голубятню и взобралась на пятый этаж, дверь Чека оказалась на замке. Ребята долго стучались в надежде, что кто-нибудь откроет, но им отвечало только эхо, глухо расходившееся по всему дому.
— Говорил же я, что его с утра нет дома, — объяснял Жемчужинка.
На лице тренера отразилось разочарование. Он надеялся, что все удастся быстро выяснить и подозрения рассеются.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул он, — придется отложить до завтра. Пускай кто-нибудь из вас дождется его и скажет, чтобы он пришел ко мне, — обратился он к мальчуганам. — Мне хотелось бы с ним потолковать.
— Я подожду, — вызвался Жемчужинка, — это же мой лучший друг.
Итак, порешили, что Жемчужинка постарается поймать Манюся и передаст ему все поручения. Однако напрасно маленький вратарь допоздна дожидался своего дружка — Манюсь в этот день так и не появился на Голубятне. До позднего вечера Жемчужинка и Паук сидели на ступеньках, вскакивая при каждом звуке шагов, раздававшихся на лестнице. Время тянулось медленно, и они коротали его за беседой о приближающемся турнире, изучали результаты жеребьевки шестнадцати команд, подавших заявление в «Жице Варшавы».
Турнир должен был разыгрываться по кубковой системе: сначала тянули номера, а потом по этим номерам расставлялись команды. Проигравшая выбывала из турнира. Выигравшая переходила в следующий тур. Паук с нескрываемым беспокойством всматривался в таблицу розыгрыша.
— Ничего, братец, я в этом не пойму, — бормотал он, потирая щеку.
— Да смотри же, — втолковывал ему Жемчужинка, — нам достался четырнадцатый номер, значит, мы будем играть с тринадцатым, то есть с «Антилопой». Если выиграем этот матч, выйдем в четверть финала…
— Ну и что?— спросил Паук, уставясь в таблицу.
— Ну и, значит, сыграем тогда с победителями матча. «Погоня» — «Рух». Если победит «Погоня», значит, с «Погоней».
— А если мы выиграем у «Погони»?
— Тогда выйдем уже в полуфинал и можем встретиться с «Ураганом», если они выиграют свои два матча, понимаешь?
— Ах, вот оно что! — улыбнулся Паук. Его вытянутая вверх голова склонилась над таблицей. — А какая команда будет всех сильнее?
— В том-то и дело, братец, что этого никто пока не знает. Это только первый турнир. Каждая команда надеется, что выйдет в финал. Представляешь себе, какая будет борьба?
— Это здорово! — пробормотал Паук.
— Для нас не так-то уж и здорово, ведь мы выступаем в ослабленном составе — без Чека и без Пухалы. В нападении была вся наша сила. А теперь что получается? На месте Пухалы играет Фелек Рингер, а на левом краю вместо Чека — запасной вратарь Олесь Колпик. А что будет, если они меня подшибут? В ворота придется стать левому краю.
Паук вытаращил водянистые голубые глаза.
— Да, не очень-то… А что будет, если мы проиграем?
— Может, еще не проиграем. Но, в общем, хорошего мало.
— Ой, мало! — вздохнул Паук.
Жемчужинка глянул через перила на лестницу.
— Эх, братец, если бы только этот Чек явился?
Прямо тебе скажу: как вспомню о нем, так хоть плачь. Отколол номер, скажи на милость!
Паук заморгал своими голыми веками.
— Думаешь, они его на самом деле переманили?
— Не хотелось бы этого думать, но так получается… Игнась клянется, что видел его заявление.
— Но сегодня у них на тренировке его не было.
— В том-то и дело… — Жемчужинка на минуту задумался. — Здесь какая-то тайна, — сказал он шепотом.
В тот же момент оба сорвались с места: внизу послышались чьи-то шаги.
— Он! — шепнул Паук с надеждой.
— Может быть.
Стояли молча, прислушиваясь и всматриваясь в темную пропасть лифта, из-за которого виднелся зигзаг идущих вверх ступенек. Неожиданно Жемчужинки толкнул товарища:
— Видишь, кто идет?
— Королевич! — прошептал пораженный Паук.
Через некоторое время на площадке четвертого этажа из полумрака вынырнули фигуры Королевича и его старшего брата. Увидев обоих «голубятников», они остановились.
— Ты к Манюсю? — спросил Жемчужинка, глядя на Королевича сузившимися от ненависти глазами.
— На прогулку вышел, не видишь? — насмешливо бросил младший Вавжусяк и двинулся дальше, оттолкнув маленького вратаря.
Тот судорожно вцепился в перила.
— В неудачное время вышел, — сказал он прерывающимся от злости голосом. — Его нет дома. Еще не вернулся.
Королевич насмешливо улыбнулся;
— Увидим. — Он кивнул старшему брату, и они медленно, с достоинством проследовали дальше по лестнице.
Мальчики смотрели им вслед со все возрастающим удивлением.
— Видишь, — прошептал Паук, — здесь что-то есть. Они пришли к нему.
— Может, они только сейчас собираются его перетянуть?
— Может быть, — пробормотал Паук с проблеском надежды в голосе.
Тем временем наверху скрипнули ветхие доски площадки и раздался громкий стук. Минуту спустя стук повторился, еще более громкий и настойчивый. Наконец донесся голос Ромека Вавжусяка:
— Нет этого щенка! Не стоит ждать!
Когда они спускались, оба мальчика расступились, давая им дорогу. Старший Вавжусяк остановился, схватил Жемчужинку за шиворот и притянул к себе.
— Передай ему, — процедил он, — что мы были у него и в другой раз не придем! И что, — здесь голос его перешел в свистящий шепот, — что я ему советую как можно скорее явиться к нам, потому что — он знает — мы шутить не любим!
Жемчужинка весь съежился под этим злобным взглядом. Он понял, что Манюсю грозит большая опасность.
Вавжусяки уже спустились вниз. Отзвуки их шагов утонули в глубокой тишине, но ребята долго еще сидели молча. Наконец Жемчужинка очнулся.
— Вот так положение! — сказал он серьезно.
Паук, обняв руками худые, костлявые колени, оперся на них подбородком и произнес, как бы обращаясь к самому себе:
— Дело серьезное. Надо дождаться Чека.
Но ждали они напрасно.
3Манюсь спал неспокойно. Метался, выкрикивал что-то бессвязное, тихо всхлипывал. Снились ему недобрые, тревожные сны. Они то обрывались и исчезали, то снова возникали из какой-то глубокой, бескрайной пропасти. Сначала ему чудилось, что он на футбольной площадке «Сиренки». Играют ребята из Голубятни. Он стоит и с завистью смотрит на них. Но, как только он пытается подбежать и ударить по мячу, кто-нибудь из друзей преграждает ему путь и с презрением бросает: «Предатель!»
Потом приходит другой сон. Вместо друзей появляется Стефанек. На нем спортивный костюм, точно он только что с тренировки. Манюсь хочет к нему подойти, но, когда расстояние между ними сокращается до нескольких шагов, фигура Стефанека вдруг исчезает и появляется уже в другом месте, а Манюсь кричит плачущим голосом: «Пан тренер! Пан тренер!»
— Пан Вацек! Пан Вацек! — всхлипнул он и вскочил.
С минуту он водил вокруг бессмысленным взглядом, не соображая, где находится. И, только когда рассеялись остатки кошмарного сна, он припомнил, что вчера зарылся в этот стог на поле между Сасской Кемпой и Грохувом. Почему он именно здесь искал пристанища, Манюсь не мог сказать. Он помнил только, что вчера, пробродив целый день, страшно устал и еле дотащился до стога.
Постепенно до него дошел весь ужас положения, в котором он очутился.
Накануне Манюсь проснулся один в своей комнате, пустой и неприбранной. Вчера он так и заснул одетый. Вспомнив, что тетя Франя в больнице, Манюсь не заплакал, но долго стоял у запыленного окна, уставившись в глухую стену разрушенного дома. И только когда он припомнил, что вчера подписал заявление в «Ураган», слезы невольно покатились по его грязным щекам. Теперь нельзя показаться товарищам из «Сиренки», Разве можно вынести презрительный взгляд Манджаро, укор в глазах честного Жемчужинки, удивление Паука?
Что же делать? Играть в «Урагане»? Но одна мысль об этом казалась ему отвратительной. Нет, этого он никогда не сделает. Тадек Пухальский мог на это согласиться, потому что он барахольщик, у которого нет ни капли самолюбия, но он, Чек, левый крайний «Сиренки» и гордость всей команды, предпочел бы смерть такому позору.
