Наверное, умнее иногда уступать, раз уж понимаешь, что ты слабее. Это и проще и безболезненнее.
А вообще даже хорошо, что рука так болит. Этому все верят: ни в чьих глазах не читалось и тени сомнения. Каждый стон был оправдан, и сестра почти всегда подходила к постели. Ее волновала не только рука. Кажется, хоть она действительно что-то понимала.
Ее ждала работа, но она всегда находила для него время. Даже на разговоры, которые в интернате были редкостью. Как правило, разговоры с участием взрослых состояли из предостережений, выволочек, угроз. Да еще из вопросов, которые спрашивающий тут же сопровождал ответами.
Сестра тоже задавала вопросы, но она вслушивалась в ответ и даже понимала, когда ответ находился не сразу или когда не очень-то тянуло на откровенность, так как хотелось пожалеть — мать, Акселя, самого себя.
— Значит, торговля тебя не увлекает?
— По идее, можно, только не у господина Мёллера.
— Твоя мама и отчим хотели, чтобы ты обучался здесь, в городе?
— Да, но жить при этом надо у знакомых или в общежитии. А я не хочу к этим знакомым. Они же у себя дома каждую мелочь знают. Не обязательно я там чего-нибудь выкину, но ведь всякое бывает, разве все предусмотришь!
— Не поговорить ли мне с моим братом? У него есть магазин. И тоже продуктовый. Я у брата в доме живу. А вдруг ему как раз ученик нужен? Ты бы и жить у него тогда смог.
— Вот было бы здорово…
Сестра Мария не думала шутить. Надо иногда делать для этих ребят немного больше, чем только обрабатывать ссадины на коленках, смазывать горло, вскрывать гнойнички, мерить температуру. А Йоген этого наверняка заслуживал. Кому бы еще пришла в голову мысль явиться на перевязку с букетом полевых цветов?
Она поговорила с братом, и тот сразу согласился. Больше того: он был рад, что у него появится ученик. И жить парень сможет у них в доме, и присматривать за ним постараются как следует, и выучат на совесть, да и сестра, на худой конец, рядом — поможет, если что. Одним словом, он «за»!..
— Но согласится ли мама? — Йоген все еще не решался в это поверить.
— Я могла бы ей написать.
На следующий день сам будущий наставник, брат Марии, заглянул на пару минут, присел на краешек кровати и сказал:
— Слушай, что я скажу, парень, попробуем с тобой вместе кашу сварить. Я в таких вещах полностью на сестру полагаюсь. Раз она говорит, что ты в полном порядке, мне других рекомендаций не требуется. — У него было доброе лицо, он мог и не приносить конфеты, чтобы понравиться. — Кое-кто из моих коллег скажет: из таких домов учеников не берут. Плевать я на это хотел. Ты, похоже, набедокурил, иначе не оказался бы тут. Меня это не интересует. Знаю одно: если бы наружу вышло все, что я в свое время вытворял, особенно когда был в твоем возрасте, мне бы тоже не поздоровилось. Собственно, это я и хотел тебе сказать, и больше мы к этой теме возвращаться не будем. Постарайся получить хорошие отметки в году. Если тебя сразу же после этого освободят, можешь приступать. Я жду.
Мама написала, что не возражает.
Все складывалось изумительно! Хотя до сих пор Йоген еще не задумывался всерьез, хотелось ли ему торговать в магазине розничных товаров, — теперь всякие сомнения отпадали. Мог ли он желать чего-нибудь лучшего? Он не станет плясать под дудку господина Мёллера, будущий шеф ему нравился, а жить он сможет с ним и сестрой Марией в одном доме!
— Господин Катц, — сказал он директору, когда тот в очередной раз заглянул в медчасть. — Теперь точно ничего не случится! Голову даю на отсечение!
Даже если и удавалось ребятам выйти группой в город, то расходиться все равно разрешали редко. Обычно в качестве сопровождающего выделялся кто-то из практикантов, и все дальнейшее зависело от него. Большинство практикантов считало, что довольно глупо бродить по улицам с ватагой вышагивающих сомкнутым строем здоровых лбов. Поэтому они сразу же устремлялись к ближайшему кинотеатру. Были среди них и сторонники прогулок на свежем воздухе. Тогда подыскивалась какая-нибудь игровая площадка, а уж если приходилось идти по оживленным улицам, то иные практиканты, будь их воля, велели бы ходить только парами и взявшись за руки.
Вылазки на свободу были большой редкостью, и когда ребятам сказали, что их отпускают, они восприняли это как неожиданный подарок: в последние дни Шмель сильно придирался и ничто не сулило такого поощрения.
Как только Свен и Йоген очутились за воротами, они сразу же постарались оторваться от остальных. Никакого конкретного плана у них не было. Они немного погуляли по городу, съели мороженое, прошлись по магазину, но Йогену не захотелось там долго оставаться. Затем они набрели на обсаженную деревьями небольшую площадку прямо посреди транспортных артерий, где компания молодых ребят распевала песенки под гитару и так была поглощена своим пением, что, казалось, вовсе не замечала неодобрительных взглядов, которые прохожие бросали на их длинные гривы и излишне пеструю одежду.
Послеобеденные часы пролетели незаметно. Возможно, другим ребятам они показались бы скучными. Но Свен и Йоген так наслаждались свободой, что забыли про время.
— Мы не опоздаем? — заволновался Йоген.
— У нас еще двадцать минут, — бросил Свен.
— Но мы и за полчаса с трудом успеем, даже если бежать сломя голову. Или, может, у тебя деньги на трамвай остались?
— Ни единого пфеннига.
— Говорю тебе, опоздаем, Шмель нам тогда выдаст. — Йоген остановился в нерешительности, будто соображая, каким образом нагнать растраченное время. — Самое малое на пятнадцать минут опоздаем!
— А хоть бы и так, — сплюнул Свен. — Лично я Шмеля видал.
— А если он донесет Коту?
— Кота я тоже видал!
Йоген сделал несколько вялых шагов, а потом почти перешел на бег. «Свену действительно наплевать, — думал он. — У него толстая шкура. Вообще-то он даже прав. Что тут особенного? Каждый может разок задержаться. Только вот если Шмель Коту стукнет… Я ж ему пообещал… Чушь! Не ему, а себе пообещал!»
— Уф, — отдувался Свен. — Если ты так торопишься, то чеши один. Я не намерен костьми ложиться из-за пяти минут…
Йоген снова перешел на шаг. Свен с любопытством посмотрел на друга.
— Для тебя это так важно?
— Что важно?
— Чтобы Шмель про тебя не настучал?
— Честно говоря, да… Пойми, я ведь Коту слово дал,
— Тогда надо что-то сочинить.
— Что именно? Попробуй-ка отбрехаться за пятнадцать минут!
— Когда ты так много говоришь, у меня голова плохо работает!
Они молча зашагали дальше. Свен глядел себе под ноги, как будто надеялся найти решение прямо на дороге. Йоген посматривал на него со смешанным чувством надежды и сомнения. Ничего существенного сделать все равно не удастся. Пятнадцать минут — это пятнадцать минут, а точность была коньком господина Шаумеля. С другой стороны, Свен был неистощимый выдумщик. Он хватал с потолка правдоподобные отговорки, словно фокусник горящие сигареты. Жаль, времени оставалось мало. Они уже проходили мимо больших садовых участков на окраине города.
Из беседки доносились пронзительные звуки транзистора.
— Вот оно! — внезапно сказал Свен. — Вот решение наших проблем! Шмель и не пикнет! Наоборот! С сегодняшнего дня мы для него — первые люди!
— С какой стати?
— У тебя что, со зрением плохо?
Но даже с широко открытыми глазами Йоген видел лишь дорогу, тянущуюся меж оград из колючей проволоки, да выкрашенные в зеленый цвет беседки среди образцовых грядок. Еще он видел девочку лет пяти-шести. Она сидела на корточках и играла со щенком-недотепой, скорее всего, таксой. Решения, о котором говорил Свен, нигде видно не было.
— Я сам все устрою, — шепнул Свен. — И если скажу: «Жми», — значит, жми на всю железку! Не исключено, ее отец где-то рядом!
— Но что…
Свен нетерпеливо отмахнулся. Он подошел к девочке, которая сидела спиной к ребятам и была до того поглощена игрой, что ничего вокруг себя не видела и не слышала.
Когда незнакомый большой парень неожиданно схватил собаку, прижал ее к груди и крикнул: «Жми!», девочка так испугалась, что даже закричать сразу не смогла. Лишь когда оба парня добежали до угла, где длинная дорога между участками сворачивала к их улице, малышке удалось набрать воздух в легкие. «Пукки!» — крикнула она, и больше ничего уже нельзя было разобрать: напуганная до полусмерти, она только ревела во все горло.
Йоген бросился вслед за Свеном, толком не сообразив, что, собственно, произошло, и, даже когда метров через триста Свен остановился, Йоген все еще не понимал, к чему эта собачья кража.
— Ты что — спятил? — выдохнул он, жадно хватая ртом воздух. — Что ты собираешься делать со щенком?
— До тебя всегда так медленно доходит? Собака — это гениальный ход, если мы хотим, чтоб Шмель не возникал!
