* * *
Нам с Джейком за наши проступки присудили по сто часов исправительных работ. Каждую неделю Джейк должен был мыть «отпадную тачку» миссис Фостер, купать, чесать и выгуливать Бинго и работать в магазине один час бесплатно. Мне предстояло собирать мусор, оставленный прохожими вдоль тропы Журавушки.
Я честно пыталась объяснить шерифу, что для меня это не наказание, а долг, который я бы и так исполнила, и просила другой работы. Но он приказал мне не спорить с ним. И добавил:
— А я думал, это ты неразговорчивая Тейлор.
* * *
Я одна прошла по всей тропе, собирая мусор и поправляя смятые циннии. Постояла на мосту Победителей и долго глядела в воду. Странное у меня было чувство. Я справилась. Я расчистила всю тропу.
Я обернулась к холмам. Мысленно я могла проследить весь путь, через холмы, то вверх, то вниз, через леса, через луга, до самой фермы. Каждый изгиб тропы стал частью меня самой.
На несколько чудесных минут я стала, наверное, самым счастливым человеком на всей земле. Тропа была прекрасна; и видела я, что это хорошо. Я посмотрела на деревья, на небо — широкое, необъятное. В голове раздалась тихая мелодия, которую напевала мне тетя Джесси:
Все тревоги позади.
Кончен путь. Отдохни.
Утро холодит листву.
Отдохни. Кончен путь.
А затем я почувствовала тепло и уют, будто с неба опустилась широкая ладонь и ласково погладила меня по голове.
Дяде Нэту с каждым днем становилось все лучше. Он стал понемногу ходить, опираясь на трость и размахивая палкой, совсем как прежде. Раз он не скоро сможет отправиться в хижину, он попросил принести ему альбом. Он хотел, чтобы фотографии были всегда под рукой. Это лучшее лекарство от всех болезней, говорил он.
Я подумала — станет ли он вновь гоняться за Журавушкой, когда нога заживет? Я надеялась, что не станет и будет проводить больше времени с нами, живыми. Но трудно было даже представить, как это он прекратит бегать по полям; я почти верила, что однажды он ее поймает.
Одним сентябрьским вечером мы все сидели за столом и ели макароны, и я рассказала, как видела тетю в лиственничном лесу. Но поверили только Бен и дядя Нэт. Я надеялась, все ахнут, когда я предъявлю снимки, но ни на одной фотографии тетя не вышла. На нескольких был запечатлен красный сполох, но, сколько я ни уверяла родных, что это тетины волосы, они твердили, что это птица или осенний лист.
Однако Бен и дядя Нэт серьезно разглядывали снимки.
— Вот это точно она, — определил Бен, ткнув пальцем в красное пятнышко.
— Конечно! — подтвердил дядя Нэт. — Только слепой ее тут не заметит!
Уилл ехидно протянул:
— Цинни, а знаешь, ты стала прям как дядя Нэт с его «доказательством». Доказательство, как же! Носитесь со своими призраками...
Дядя Нэт похлопал Уилла по плечу:
— Хорошо, если меня сняла не Джесси, то кто же? Никто не нашелся, что возразить.
Да и вообще, что плохого в том, чтобы быть как дядя Нэт? Буду гоняться за призраками любимых с фотоаппаратом и палкой, что в этом дурного?
Я накрутила спагетти на вилку, ища глазами тефтельку. Макаронины ложились мягкими кольцами и волнами. Можно было проследить каждую до самого конца, перепрыгнуть к следующей, следующей, следующей... Я наколола тефтельку и откусила, предвкушая наслаждение. И сморщилась: мне попался хрящ.
— Тьфу!
— Цинни, — Бен наклонился через стол, — с тефтельками всегда так — бывают хорошие, бывают плохие.
Он знал.
* * *
Бен запрыгал от счастья, когда на грядке, где он посадил яйца, показались ростки. Через пару недель на стеблях закачались бледно-синие головки, и Бен помчался в библиотеку за справочником по диким цветам. Он вернулся, размахивая книгой и крича:
— Смотрите! Это цикорий! Цикорий растет из куриных яиц!
Он раскрыл перед нами страницу, и мы увидели картинку — точь-в-точь растение на грядке. Там еще была легенда о девушке по имени Цикория, которую боги превратили в цветок за то, что она отвергла любовь одного из них, бога солнца. С тех пор Цикория распускается на заре и следит, как огненный бог движется по небосклону, но едва он оказывается над головой, она складывает лепестки и отворачивает от него свое лицо.
В другой легенде говорилось, что из семян цикория варят любовное зелье. И если напоить им человека, можно его приворожить.
Папа сознался мне, что это он посадил цикорий. Он думал пошутить, но теперь боялся открыться — чересчур уж всерьез Бен все воспринял. Бен даже готовил доклад к уроку биологии.
Интересно, что скажет учительница, услышав, что цикорий выращивают из куриных яиц?
* * *
Однажды по почте пришла замечательная «тефтелька»: открытка от Саламанки Хиддл, моей лучшей подруги. Всего два слова: «Мы возвращаемся!»
В необъяснимом порыве щедрости я раздала в тот день все свои коллекции. Крышки и пуговицы перешли к Сэму, счастливые камешки — к Уиллу, закладки достались Гретхен, цветные карандаши — Мэй, шнурки и бутылки — Бену, а ключи и открытки — Бонни. И никто, даже Гретхен и Мэй, не счел свою новую коллекцию «детской». Просто поразительно!
Смотрительница музея пришла в восторг от кремниевых осколков, наконечников стрел и окаменелостей. Она погрузилась в книги, пытаясь классифицировать мои находки. Иногда я ей помогала, но недолго — невыносимо было сидеть в пыльной духоте.
* * *
Я решила посадить черепах в коробку и убрать в шкаф до весны. Хорошо бы и сверчок пробрался в дом, когда наступят холода. Джейк сказал, что сверчок за печкой приносит счастье. Сначала мне послышалось «сверчок за плечиком», и я растерялась, но он повторил, и на этот раз я все расслышала правильно.
Вскоре после того, как я закончила расчищать тропу, Джейк снова пришел к нам. Мы сели на веранде. Я мечтала, чтобы Джейк пришел; он мне даже снился.
Мы немного покачались в тишине. Наконец Джейк сцепил руки и произнес:
— Цинни, мне надо тебе кое-что сказать. Мое сердце бешено стучало.
— Ты назвала меня тупоголовым болваном... — начал он.
— Не то чтобы я правда так думала...
— Да нет, ты была права, — перебил он. — Наверное, я просто потерял голову.
— Бывает, — сказала я. Кончай же болтать! Я сложила губы для поцелуя.
— Может, ты и кое в чем другом была права.
— Мм?
— Может, у нас слишком большая разница в возрасте. — Он смотрел на дорогу.
— Не такая уж и большая. Всего-то пара лет...
— Не пытайся меня успокоить.
— Но...
Он закусил губу:
— Прости, если из-за меня ты чувствовала себя неловко.
Из окна спальни свесилась Мэй.
— Джейк?
Он встал и облокотился спиной на перила, чтобы лучше ее видеть.
— Здорово.
— Ты ко мне? — спросила она.
— Ага.
— Спускаюсь! — крикнула она.
— Что?! — Я не верила своим ушам. — Какого черта тебе нужна Мэй?
Он взъерошил волосы, почесал шею и снова закусил губу.
— Свожу-ка я Мэй в кино. Только чтобы ты наконец была довольна. — Он усмехнулся и сразу же помрачнел. — Вот и избавишься от меня хоть ненадолго!
Я схватила его за руку:
— Слушай, Джейк Бун. Только попробуй пригласить Мэй в кино, я тебе все мозги вышибу!
Видели бы вы его лицо. Будто я вылила на него ушат помоев.
— Я не шучу, Джейк Бун, — сказала я. — Только посмей снова спутать мои макароны, я тебе десять тонн цикория в глотку запихну!
— Макароны? Цикорий? — Он обалдело смотрел на меня. — Ты что, хочешь сказать, я тебе нравлюсь?
На веранду вылетела сестрица Мэй.
— А вот и я! — объявила она.
— Вот черт! — сказал Джейк.
В холмах у тропы просто дух захватывает. Маленькими яркими часовыми стоят вдоль дороги циннии, листья на деревьях роскошно пылают желтым и багровым. Краски ошеломляют, ослепляют. Знаю, скоро листья опадут, цветы увянут; жаль, что нельзя остановить мгновение, заставить его длиться вечно. Надеюсь, я сумею сберечь его в памяти до весны, когда все распустится вновь.
Даже когда я занята другим, тропа со мной, в моем сердце. Там приходят мысли, там я становлюсь собой, там я твердо стою на земле и могу дотянуться до звезд.
Иногда я думаю о других тропах. Может, как-нибудь я загляну в музей и поищу другие карты. И помчусь через всю страну в погоне — за чем? За кем?
Пока дядя Нэт полностью не поправится, он доверил заботу о хижине мне. Он сказал, я могу всех туда отвести и показать алтарь тети Джесси и Розы. Братья и сестры очень удивились, узнав, куда перекочевали исчезнувшие вещи. Мама с папой снова заплакали. А когда все ушли, я забралась на постель и прижала к себе кукол, будто мне по-прежнему четыре года.
Теперь мы с Джейком время от времени заглядываем туда вместе. Однажды по пути Джейк сказал:
— Ты ведь совсем меня не знаешь... Прелестная уловка. Я ответила:
