Виктор Петрович задумался не над сутью ответа, а над формой. Формально он должен был сказать: нет, такой отряд правофланговым назвать нельзя. Но этот ответ подтвердил бы правоту Гриши. Ту правоту, которая хуже любой ошибки.
Другой ответ требовал времени, а его не было: по школе разносилась трель звонка.
— Иди, Грачев, — сказал Виктор Петрович. — Уроки начинаются… А ответ на твой вопрос — за мной…
Весь день у Гриши было хорошее настроение. Ему думалось, что после такого разговора старшему пионервожатому будет неудобно возражать совету дружины, и Гришин отряд станет правофланговым.
После уроков Гриша забежал домой. И здесь ему повезло. Отец обедал. Машина стояла во Дворе. Узнав, что сын собирается поехать в дирекцию Исаакиевского собора, отец предложил:
— Хочешь, подброшу? Мне по пути.
Через час они выехали со двора. Гриша молчал. Он готовился к разговору с директором музея. Говорить о восходе солнца — смешно и даже стыдно. Надо придумать что-то серьезное, современное. И Гриша придумал: пионеры хотят посмотреть, как просыпается город, послушать утренний рабочий ритм, увидеть зарево заводских топок.
Отец через зеркало взглянул на сына.
— Когда экскурсия?
— В зимние каникулы.
— Опять машину попросишь?
— Неплохо бы! — оживился Гриша. — Только не микроавтобус. Поедут все. Большой надо!
— Придется подумать! — отец подмигнул Грише. — А письмо будет?
— В тот же день!.. Мы не подведем!.. Помнишь, когда за грибами, какое написали! Поэма! Хвалебная ода!
— Тут вот какое дело, Григорий! — Отец помолчал, обгоняя подходивший к остановке автобус. — Мне письмо раньше нужно… И не куда-то по городу, к собору, а подальше… Чтоб на денек поездка… Вылазка там, лыжная или, не знаю, сбор на лоне природы у зимнего костра… Мысль улавливаешь?
Гриша подмигнул отцу.
— Поездка, которая не состоится?
— Состоится… Но без вас.
— Налево?
— А это смотря какой знак повешен! — отшутился отец. — Чаще правый поворот разрешается… А какое число поставить, я тебе после скажу.
Гриша кивнул головой…
Дверь с табличкой «Дирекция» была закрыта. Гриша не стал раздумывать и постучал в соседнюю, с надписью «Партбюро».
За столом сидел седой мужчина, писал. Кустистые брови закрывали глаза, и Гриша не сразу заметил, что мужчина уже смотрит на него.
— Кого потерял?
Гриша поспешно вытащил письмо.
— Просьба к вам…
Читал мужчина удивительно быстро. Не читал, а будто лишь взглянул и разом вникнул в суть бумаги.
— Ну, садись поближе и выкладывай: что, как и почему… Только без фантазий — ничего не привирай!
Брови совсем надвинулись на глаза, но Гриша видел сквозь кустики седых волос нацеленный на него взгляд. Было в нем что-то такое, словно мужчина знал, что Гриша начнет «заливать», и как бы заранее готовился весело посмеяться.
— Если можешь — без фантазии! — повторил он. — Лучше Стругацких не придумаешь, а хуже не стоит… Читал братьев Стругацких?
Гриша читал, но сейчас ему было не до Стругацких. Мужчина ждал ответа, а Гришин язык никак не хотел повторять выдумки про рабочий ритм и заводское зарево.
— Солнце посмотреть, — пролепетал Гриша против своей воли. — Как оно восходит, увидеть…
Кустистые брови поползли вверх. В глазах погасли смешинки. Мужчина повернулся к окну, взглянул на хмурое декабрьское небо.
— Вот тебе и на-а! — задумчиво произнес он. — Аж в сердце кольнуло… Живем и не видим… Я ведь тоже лет сорок на солнышко восходящее не смотрел! Родился в деревне — там видел, в детстве… Огромное такое, ласковое… И почему-то парным молоком от него пахло… А потом не припомню… ни разу…
— Пойдемте с нами! — расчетливо предложил Гриша.
— А что? — с мальчишеским задором откликнулся мужчина. — И пойду!.. Вы когда собираетесь?
— В любой день в каникулы.
Мужчина написал на листке номер телефона и свою фамилию.
— Позвони, когда начнутся каникулы. А я у синоптиков узнаю… Надо утро выбрать, чтобы небо чистое было…
На другой день Гриша провел пионерскую летучку. Начал он с сухогруза. Сбор металлолома — дело для школьников обычное. Что это такое — все прекрасно знали. Трудность заключалась в одном — где взять металлолом? В старых домах и дворах еще можно было покопаться и найти что-нибудь. А здесь, в новом микрорайоне, никакого железного хлама не успело накопиться. Переезжая из старых квартир в новые, никто не брал с собой отслужившее свой век барахло.
— Заскучали? — усмехнулся Гриша и подбодрил ребят. — Вам только кажется, что ничего нету!.. Шурка! Что ты принес, когда мы ящики для газет делали?
— Верно! — обрадовался Шурка. — Замок и цепь — тяжеленные!.. Завтра же приволоку!
— Так и в каждой квартире, — продолжал Гриша. — Но это мелочи. С ними соревнование не выиграешь!.. У кого есть настоящее предложение?
Его не огорчило, что ни хороших, ни плохих — никаких предложений не было. Он и не ждал ничего полезного и не обижался на ребят, потому что считал всякую хорошую выдумку своей собственной обязанностью. Он председатель совета — ему и шевелить мозгами. Каждому свое!
— Я тут кое-что придумал, — важно произнес он и выложил план поисков металла.
Даже Мика и Ника при всей своей придирчивости к Грише высоко оценили его предложения.
— Есть у него что-то, — сказал Мика.
— Пробивается иногда, — добавил Ника.
А Гриша предлагал вот что. Слева и справа от их района тянулись линии пригородной электрички. Встать на лыжи в морозный день и пройтись вдоль полотна железной дороги — одно удовольствие. А во время прогулки в этих местах можно найти и кусок рельса, и старый буфер, и негодное треснувшее колесо. Много всякого железа валяется обычно около железнодорожной насыпи. Только не ленись искать.
Вылазку на лыжах Гриша поручил мальчишкам, а девчонкам дал другое задание. Микрорайон хоть и новый, но работы в нем еще не закончены: не все улицы покрыты асфальтом, не везде старые фонари заменены новыми, современными.
— Один фонарный столб весит, наверное, тонну! — зажигательно говорил Гриша. — У нас — двенадцать девочек. Каждая по столбу — двенадцать тонн!
Девочки захихикали, засмеялся и Гриша.
— Это я так… Чтобы разогреть вас!.. В общем, где увидите, что работают на улице, — мигом туда! И никакой тяжести не бойтесь! Сами знаете — машина у меня есть! Погрузим, привезем… Покажем еще разок, что такое шестой «А»!
Умел Гриша и придумывать, и подавать свои предложения так, что всем хотелось взяться и выполнить их. Несколько минут назад каждый считал сбор металлолома в их микрорайоне пустым занятием, напрасной тратой времени. А сейчас, после выступления Гриши, все верили, что металл найдется.
Зато по второму вопросу такого единодушия не получилось.
Гриша подметил какой-то холодок к диаграмме успеваемости. Сначала всякий шаг вверх или вниз привлекал внимание, обсуждался. Ребята сравнивали столбцы, считали ступеньки, спорили, кто раньше доберется до красной черты с надписью «Космонавты». Но постепенно эта игра надоела. Получив на уроке отметку, на перемене не торопились к диаграмме, чтобы подняться на ступеньку выше. А некоторые и совсем перестали отмечать свою успеваемость.
— Мы неправильно сделали, — сказал Гриша, — что поручили каждому следить за своим столбиком. Надо выбрать кого-нибудь одного. Пусть он ведет диаграмму и отвечает за нее!
— А ну ее! — послышался голос Андрея. — Не надо ее совсем!
У него были свои личные причины выступать против диаграммы. Он помнил давний спор с Черновым и знал, что проиграл. У Бориса накопилось много пятерок. Если бы он не перестал отмечать их в диаграмме, то уже опередил бы Андрея и достиг красной черты.
Шурка поддержал своего хоккейного капитана:
— Мертвое дело!
— Как это мертвое? — вспылил Гриша. — Когда вывешивали, чуть не подрались, а теперь — мертвое?.. Чернов грозился космонавтом стать! Забыли?.. Они с Андреем пари даже заключили!
— Он получил щелчок! — пробурчал Борис. — Больше мне неохота.
— Можно я? — спросила Маша.
Гриша обрадовался. Он почему-то был уверен, что староста будет защищать диаграмму.
— Вот послушайте, что Агеева скажет!
— Я бы тоже ее сняла, — смущаясь, проговорила Маша. — Она какая-то… слепая. Не видно на ней, у кого что хромает… Да и спрашивают по-разному: одних — часто, а других, кто хорошо учится, реже. Помощи от диаграммы — никакой.
Весь отряд одобрительно принял Машины слова.
— Тихо! Тихо! — Гриша постучал по столу. — Я не слышу членов совета! Что, я один воевать за успеваемость должен?
Он повернулся к Марине с явной просьбой в глазах — выступить в защиту. И Марина встала.
— Самое неудачное в диаграмме, — сказала она, — что в ней легко исправить любую двойку. По контрольной работе поставили тебе плохую отметку, а ты пойдешь в зал на урок физкультуры и прыгнешь через коня на пятерку. В диаграмме ничего не изменится, точно никакой двойки и не было… Надо что-то другое придумать для борьбы за успеваемость.
