Наверняка это все вина Купидона, этого маленького сплетника! Мне даже хочется порой попросить у синьора Эфизио лестницу и закрасить дерзкого насмешника тремя слоями краски!
Значит, ты изменила планы на Рождество. Ты предпочитаешь, чтобы я приехала в Лоссай и познакомилась с этим вундеркиндом. С каких это пор тебе нравятся балы? Помнишь, мы еще смеялись над Фиоренцой и Агнезой, когда они усыхали от желания отправиться на городской бал, а теперь ты ни за что на свете не желаешь пропустить школьный. Ладно, я приеду. Но только ради тебя! С другой стороны, со всеми этими приготовлениями к свадьбе не думаю, что Командор позволит мне пригласить тебя к нам. Может быть, на Пасху.
Кстати, о швее: ты права, не может такого быть, чтобы в таком маленьком городе, как Серрата, моя мать или тети ни разу ее не видели, тем более что работает она в театре Масканьи.
Скорее всего, они видели ее не раз, просто не хотят в этом признаваться. Или просто не знают, кто именно она, потому что дядя Туллио говорил, будто в швейной мастерской театра работают шесть или семь женщин.
Ты права и в том, что мне надо бы попытаться познакомиться с ней. Я говорила об этом с Приской и Розальбой, и мы готовим план. Чтобы напрямик попросить об этом Командора, как предлагаешь ты, у меня не хватает мужества. Я не совсем уверена, что ему это понравится.
Как бы то ни было, в этом отношении ситуация в последние несколько дней вроде бы улучшилась. Никто в доме не говорит больше о помолвке, хотя думают все только об этом. Мы немного волнуемся за тетю Лилиану, которая все еще не очень хорошо себя чувствует. У нее что-то не в порядке с сердцем. К нам приходил очень симпатичный доктор с бородой, он осматривал ее, и только потом я узнала, что это был дядя Элизы Маффей, тот, в которого была влюблена Приска, когда была маленькой, муж тети Ондины.
Знаешь, и Приска, кажется, тоже влюбилась. В одного певца. Только не из тех, что поют в фильмах или по радио, в живого лирического певца с сильнейшим голосом, который приехал в Серрату с гастролями оперы «Лючия ди Ламмермур», он поет там в роли отрицательного героя. Прискин дедушка всегда берет ее с собой в оперу еще с детства. Она знает все оперные сюжеты и всех героев, потому что видела их уже бессчетное количество раз (очень часто дают одно и то же). И еще у нее есть целая коллекция либретто и даже несколько пластинок самых знаменитых арий, как, например, «Сердце красавиц», «Фигаро там, Фигаро здесь», «Милая Аида, солнца сиянье» и другие, которые мама играла на фортепиано раньше, когда еще был Манфреди, а он пел, только в шутку.
Приска также коллекционирует фото оперных певцов с автографами. Большие блестящие фотографии не похожи на наклейки для альбомов, и автографы на них написаны собственной рукой певцов. Приска рассказала мне, что просит автографы во время антракта. Заходит вместе с другими поклонниками в гримерную, получает автограф и потом смотрит, как певец поправляет грим или распевается. За эти годы она познакомилась со многими из них, но так, как этот Энрико, ей еще никто не нравился. Сначала она над ним смеялась, потому что он поет в шотландской юбке со складками, точь-в‑точь как наши – выше колена и с гольфами. Муж английской королевы тоже надевает иногда шотландскую юбку – я видела фотографию в газете. Но мама отказывается отвечать мне, есть у них под юбкой трусы или нет.
Приска говорит, что я тоже должна сходить в оперу, что это небывалое ощущение и что если я только попрошу об этом Командора, то он непременно позволит мне проходить бесплатно, как и в кино. Но не думаю, что мама согласится, по ее мнению, я и так слишком много времени трачу на глупости вместо того, чтобы снова взяться за пианино или посещать уроки балета, как Звева Лопес дель Рио.
Эта Звева настоящая дура. Глупая, вредная и в придачу расистка. Знаешь, что она ляпнула, когда узнала, что я влюблена в Кочиса? Что краснокожие – это грязные дикари и пьяницы, которые никогда в своей жизни не работали, и что американцы правильно сделали, что всех их перебили, поскольку земля должна принадлежать не тому, кто на ней родился, а тому, кто ее обрабатывает. И что индейцы – низшая раса, иначе они не стреляли бы из лука со стрелами, а сами изобрели бы ружья, пистолеты, поезда, автомобили, газеты и все такое. И не сидели бы в своей Америке, пока их не открыли и завоевали, а отправились бы сами в море, и кто знает, может, это они и открыли бы Европу.
Я чуть не задохнулась от ярости и не могла подобрать слов, чтобы ей ответить. Но тут вмешалась Розальба, сказав, что индейцы уважали природу, а мы, наоборот, гробим ее изо дня в день, и что вечная езда на машине приводит к частым запорам, и что индейцы понятия не имели, что такое алкоголь, пока не появились белые (которые, кстати, заразили их оспой, причем нарочно), и что они никогда не лгали. Только все напрасно. Наоборот, знаешь, что ответила мне Звева после этого? «Яблочко от яблони недалеко падает. Дед женится на служанке, внучка – на дикаре». Я даже хотела отвесить ей оплеуху, но меня остановила Элиза, сказав, что ее поставит на место новая учительница.
Эта новая учительница и впрямь какая-то странная. Позавчера я подняла крышку парты, чтобы поменять цветы у моего алтаря, и она, прохаживаясь между рядами, увидела его. Я была уверена, что она закатит мне ту еще сцену, а она, наоборот, не сказала ни слова. Ее не особенно интересует поведение, лишь бы мы хорошо учились. Но, как я тебе уже писала, она забрасывает нас домашними заданиями: по нескольку страниц письменных упражнений и требует учить уроки практически наизусть. Но хорошо то, что она ничего о нас не знает, и поэтому ставит оценки в зависимости от наших ошибок, а не от нашей славы.
Например, однажды она устроила нам контрольную работу по латыни и поставила Элизе такую же оценку, как Томмазо Гаю: девять с минусом. Мы сначала даже не поверили. Гай еле сдержал слезы от ярости и унижения. На перемене он подошел к Элизе и потребовал, чтобы они сверили работы: количество красных пометок на полях было совершенно одинаковым.
Мне за эту контрольную новая учительница поставила семь, естественно, потому, что она ничего не знает об истории с туберкулезными марками.
Но самое интересное случилось через неделю после этого.
Мы писали сочинение в классе о животных, и Приска Пунтони рассказала о своей черепахе Динозавре, о том, какая она умная (что, по мнению Мунафо́, было слишком инфантильным). Ты не поверишь, но новая учительница поставила ей девять, а Гаю, который написал об овчарке-поводыре (очень серьезная и трогательная тема, которую мы изучали весь прошлый месяц) всего лишь семь с минусом. Когда она зачитала оценки, мы все остались стоять с открытыми ртами, а Звева Лопес толкнула локтем Эмилию Дамиани, которая тут же вытянула руку и сказала: «Здесь, должно быть, какая-то ошибка».
Но новой учительнице Прискины сочинения очень нравятся. По итальянскому она всегда ставит ей восемь или девять, а когда вызывает к доске на других предметах, то как минимум семь. Причем оценки она записывает в журнал не карандашом, а ручкой, так что Мунафо́, когда вернется, обязана будет засчитать их. Розальба объяснила нам, что для тех, кто не по душе Мунафо́, это невероятная удача и что мы должны воспользоваться этим, выполняя все задания и готовясь как можно лучше, чтобы как можно чаще поднимать руку и получать хорошие отметки. Так мы получим кучу семерок и восьмерок, и пусть Томмазо Гай и Флавия Ланди хоть лопнут от злости!
Но это значит, зубрить каждый вечер после ужина, ведь не можем же мы отказаться от кино (тем более от моих клиентов), от прогулок или от игры в Трою на площади.
Ты, наверное, хочешь знать, что нового случилось в «Илиаде», но я напишу об этом в другой раз. На этой неделе мы не особенно много прошли.
Зато я расскажу тебе о своем сне, который снился мне вот уже три раза и всегда одинаковый. Странный сон, из тех, когда только тебе начинает что-то сниться, так ты сразу понимаешь, что это сон, и не боишься, что случится что-то плохое, потому что как только тебе вдруг станет страшно, так можно сразу же проснуться. Но зато приятные ощущения не оставляют тебя долго, даже во время завтрака.
Сон начинается так: я сижу на скале в виде трона на поляне. Не на троне, вырубленном в скале, а просто на камне, похожем на трон. На земле – песок и сосновые иголки. Вокруг – сосновый лес и можжевельник, как на пляже Сан-Микеле. Я в старом купальнике из красной шерсти с желтыми бретельками. Я – королева. Вокруг меня никого нет, и на голове у меня никакой короны, но я знаю, что я королева. И прекрасно вижу без очков. Меня переполняет радость, и я кого-то ожидаю.
