—Не нравится мне ее состояние, — шепотом сказала Софья Павловна в коридоре. — Попытайтесь расшевелить ребенка. Сказки, что ли, почитайте… – И она с отчаянием махнула рукой.
Несчастная Наташа буквально места себе не находила. Металась по квартире, заламывая руки. Хваталась то за готовку, то за уборку, то сидела около Аленки и уговаривала ее что-нибудь съесть. Кормила дочь с ложечки и едва не плакала, настолько покорно и безразлично глотала Аленка свой любимый куриный бульон.
Как, как Ира могла их оставить одних?!
С другой стороны, сегодня воскресенье, и родители скоро начнут беспокоиться. Они-то считали — Ира ушла в школу на репетицию. Могли пару часов накинуть на прогулку по городу и болтовню с подругами. Но явиться домой снова к десяти вечера?
Ира с тяжелым вздохом подошла к телефону. Она не знала точно, что сейчас скажет. Просто хотела предупредить родителей — придет поздно. А уж что они подумают…
Трубку поднял папа. Ира горько усмехнулась — как специально. С мамой договориться намного проще. А вот с папой…
Ира тупо смотрела на потемневшие от времени обои и молчала. Не представляла, с чего начать разговор.
Соврать, что она у Тани? Опять корпит над математикой или физикой? В воскресенье?
Не поверит.
Папа, к удивлению Иры, не стал набрасываться с выговором. Довольно мягко спросил:
—Иришка, ты ни о чем важном сегодня не забыла?
Сбитая с толку Ира пожала плечами. Потом сообразила, что папа ее не видит, и озадаченно сказала:
—Кажется, нет.
—Точно?
—Ну... да. Ничего такого, о чем стоило бы помнить.
Папа раскашлялся. Ире вдруг показалось, что он едва сдерживает смех.
—Ты ушла слишком рано, мы с матерью еще спали…
—Я же в школу, — торопливо перебила Ира. — Я вчера вечером вас предупреждала — у меня репетиция.
—Я помню, — успокоил папа.
Они немного помолчали. Ира неуверенно пробормотала:
—Знаешь, па, я сегодня попозже домой приду. У меня дела очень… очень важные, честное слово!
Папа хмыкнул. Ира невольно поежилась. Она словно увидела его жесткое лицо и насмешливый взгляд. И тут услышала невероятное:
—Ты у Аленки?
Ира уронила трубку. Зачем-то бросила взгляд на кухню, где находилась Наташа. Подняла трубку и испуганно пролепетала:
—Откуда ты знаешь?
После мучительно длинной паузы папа сказал:
—Ты бросила на журнальном столике газету. Там было подчеркнуто единственное объявление. И указан телефон.
—И… что?
—Когда ты в первый раз задержалась до десяти вечера, — абсолютно спокойно пояснил папа, — я позвонил по этому номеру. И поговорил с Наташей. Ты только-только от нее ушла.
—Но… но ведь я сказала, что буду у Тани!
—Танина мать никогда бы не позволила сидеть у них до десяти, — отрезал папа. — Если бы хорошо подумала, сама бы поняла!
Ира облизала пересохшие губы и с трудом выдавила:
—И как… теперь?
—Никак. Работай спокойно. Наташа говорила — ты прекрасно справляешься.
Такого Ира не ожидала. Она не поверила собственным ушам! Изумленно посмотрела на трубку, даже встряхнула ее и едва слышно прошептала:
—Ты позволяешь?
—Почему нет? — удивился папа. — Ты взрослеешь, я этому рад. Как и мама.
—Но… почему вы мне ничего не сказали?!
—Мама считает — это ты должна нам довериться.
Неожиданно для себя Ира громко всхлипнула. Папа встревоженно поинтересовался:
—Аленке совсем плохо?
—Ты… ты и это знаешь?
—Наташа упоминала, что девочка приболела. Бронхит, кажется.
—Да.
—Лучше не стало?
—Нет. Она… она…
Договорить Ира не смогла, только тихо, безнадежно заплакала. Папа торопливо воскликнул:
—Малыши частенько болеют, поверь мне!
Ира молчала. Она не знала, что на это сказать. И подумала — так всегда утешают. Мол, и с другими случается. Только от этого не легче. Для нее-то Аленка вовсе не «другие». Она единственная на целом свете.
Ира судорожно вздохнула. Размазала свободной рукой по лицу слезы и упрямо спросила:
—Па, я задержусь до вечера?
И вздохнула с облегчением, услышав короткое:
—Хорошо. Передавай от нас привет Наташе.
Папа положил трубку. А Ира еще долго стояла в коридоре и смотрела на молчащий телефон.
Ей никогда в жизни не было так плохо.
И так хорошо.
Ире вдруг показалось: она впервые разговаривала с папой на одном языке. И еще показалось — его отношение к ней изменилось.
***
К восьми часам Ира слегка охрипла. Она пыталась следовать совету Софьи Павловны. Хотела отвлечь больную Аленку.
Сначала читала Аленке русские народные сказки, одну за другой. Через час поняла — девочка совсем не слушает. Аленка лежала абсолютно неподвижно, и таким же неподвижным казался взгляд больших голубых глаз.
Куда Аленка смотрела? Что видела? На стене ничего интереснее книжных полок нет. Да и они находились в тени, свет настольной лампы на них не падал.
Рассказы о сегодняшней репетиции Аленку тоже не заинтересовали. И успех Петюнчика она восприняла как само собой разумеющееся. Едва шевельнула пальцами, когда пес пристроил ей под руку свою голову. Ире стало не по себе — настолько это не характерно для девочки.
Она потрогала Аленкин лоб, но температура держалась в пределах нормы. И не кашляла Аленка после растирания и ингаляции, Софья Павловна постаралась. Откуда же такое безразличие?
Не зная как расшевелить девочку, Ира начала рассказывать о себе. Про алое платье к выпускному вечеру, из-за которого она вначале прогуляла уроки, а потом поссорилась с родителями. О Тане Мишиной, это именно она обратила внимание на Наташино объявление в газете. О своем желании заработать деньги и купить платье назло отцу с матерью. Доказать им — они не правы. И о том, как познакомилась с Аленкой и нечаянно привязалась к ней.
Рассказ вышел путанным. Ира сама порой не понимала, куда ее заносит. Зато в нем было все.
Ее беспомощная ненависть к собственным родителям и многолетняя любовь к Сергею Стрепетову. Страстная мечта — вот уж глупости! — быстрее повзрослеть и ни от кого не зависеть.
А быть взрослой, как Ира недавно считала — это покупать себе любые тряпки, срезать наконец дурацкие косы и сделать мелирование. Бегать на дискотеки, ни перед кем не отчитываясь. И не выслушивать вечные нотации, как должно жить!
Теперь… теперь получается — все пустое. Алое платье наверняка уже кем-нибудь куплено, и Ире на это почти плевать.
Нет, платье чудесное, пусть Аленка поверит на слово! Ира мерила, оно неузнаваемо меняет ее, но…
Черт с ним, с платьем, лишь бы Аленка быстрее выздоровела!
Ира вздрогнула от неожиданности, когда Аленка крепко сжала ее палец. Помолчала немного и тихо спросила:
—Оно, правда, красивое твое алое платье?
—Правда. Оно… оно без плеч и… с разрезами. Почти… бальное. Как в фильмах.
Аленка нежно погладила ее руку и, — Иру буквально затопила волна облегчения! — улыбнулась. Посмотрела на письменный стол, где уже несколько дней без дела стояли в бокале ее кисти, и мечтательно протянула:
—Я тебя нарисую в нем. Оно будет алое-алое как… маки! Без плеч и с разрезами. И подарю тебе.
Аленка шмыгнула носом. Бросила взгляд на свою любимую акварель и едва слышно прошептала:
— Вдруг… все же мои краски волшебные!
Ира встревожено покосилась на ненавистную картину. Пытаясь перевести разговор, весело воскликнула:
—А знаешь, кто нас с Петюнчиком сегодня домой провожал?
Аленкины глаза вспыхнули от любопытства, но сказать она ничего не успела, раздался пронзительный звонок в дверь.
Ира с досадой пробормотала:
—Интересно, кого в девятом часу принесло? Софья Павловна обещала зайти только к полуночи…
Она хотела побежать в прихожую, но не смогла. Аленка мертво вцепилась в ее руку. Ира посмотрела на девочку и испугалась: она вся дрожала.
—Что с тобой? Болит что-то? Тебе плохо?
Аленка ничего не ответила. Ее личико раскраснелось, огромные голубые глаза лихорадочно блестели, а взгляд был устремлен на дверной проем.
Ира попыталась позвать Наташу, но лишь хрипло раскашлялась. Голос внезапно сел, она и сама себя толком не услышала.
Уйти от Аленки Ира не посмела. Лишь укутала привставшую малышку одеялом и поправила марлевую повязку на тонкой шейке.
И Петюнчик повел себя странно. Обычно он на любой звонок выскальзывал из комнаты и гулким лаем оповещал о госте, а сейчас и с места не тронулся. Уселся рядом с Аленкиным диваном и тоже напряженно уставился на дверь.
Или пес боялся отойти от девочки?
Да что здесь происходит?!
Ира невольно прислушалась: вот Наташа открыла входную дверь… Вот почему-то вскрикнула… Вот с кем-то разговаривает… Вот они замолчали… Тишина…
